Шарф

— Эйджи, где твой шарф? И застегнись, простудишься же. Оторвав взгляд от припорошенной снегом дороги и медленно подняв голову, Эйджи поймал на себе пронзительный взгляд брата. Недовольно нахмурившийся Эйичи подошел ближе к нему и, вжикнув застежкой молнии, застегнул до конца зимнюю куртку парня. Растерянно похлопав ресницами, Эйджи вновь потупил взгляд, чувствуя, как в нем одновременно появляются и смущение и легкое чувство вины. — А... кажется, я оставил его в раздевалке... извини... — За что ты извиняешься, глупый? — без тени злости ответил Эйичи, начиная разматывать шарф, повязанный поверх своего пальто. Не сказать, что такое проявление заботы со стороны Отори-старшего было частым явлением — то ли потому что Эйджи старался не давать брату поводов для беспокойства, то ли потому что Эйичи не привык быть слишком мягким, а может, все сразу. Но в тот день это произошло, словно специально напоминая юноше о его сильных и безумно болезненных чувствах к брату. — Подожди, не надо, до машины не так далеко же, не замерзну! — спешно замахал руками юноша, пытаясь отговорить брата отдавать ему свой шарф. Эйичи же не был из тех, кто так просто менял свое решение. — Вот же, такой взрослый, а все приходится о тебе заботиться, — с улыбкой хмыкнул Эйичи, аккуратно повязывая шарф на шею младшего брата. — Смотри не потеряй, а не то устрою тебе самое изощренное наказание. Внутри что-то перевернулось, радостно сжалось. Он не должен был понимать слова брата в таком смысле, давать волю фантазии, мигом обрисовавшей все самыми желанными подробностями и деталями этого самого «наказания». Он должен был успокоиться, остановить самого себя, пока не поздно. — Угу... Спасибо, нии-сан! Хотя, кажется, было уже поздно. Тот шарф потрясающе вкусно пах. Эйджи чувствовал себя ни много ни мало наркоманом, в очередной раз зарывавшимся носом в приятную шерстяную ткань и делая глубокие вдохи, снова и снова. Он не мог сполна насладиться этим запахом, смесью из любимого братом дорогого одеколона и его собственного запаха. Хотелось еще, больше. Не расставаться с ним. Эйджи считал, что он сошел с ума, но так приятно было представлять, что это Эйичи сейчас здесь, совсем близко, лежит рядом с ним на его кровати. Не шарф Эйичи, в который укутался Эйджи. Он сам. С каждым годом держать себя в руках становилось все сложнее и юноша прекрасно это понимал. Он старался изо всех сил бороться с наваждением, с демоном искушения, основательно обосновавшимся в его юной душе, но проигрывал, из раза в раз. Каждая клеточка его тела, разума кричала о том, что хочет быть с Эйичи, хочет принадлежать ему, отдать ему все — сердце, тело, душу. Запретные чувства разрывали его изнутри, перекрывали доступ к кислороду, душили. И чем сильнее Эйджи пытался подавить в себе свою любовь и страсть, тем сильнее становились эти удары, что были нанесены в ответ. Но ведь ему так больно. Почему он не может хоть немного смягчить эту боль, позволив себе просто чуточку помечтать? Никому эти фантазии не помешают, не причинят вред или неудобства. О них попросту никто не узнает. Лишь Эйджи будет помнить обо всем, но при этом стойко хранить молчание, как и всегда. Он не думал, что такую сильную боль и ревность вызовет очередная девушка брата. Сколько их уже у него было? Эйджи прекрасно помнил всех, но не хотел считать. От таких цифр будет только больнее, а ему нужно успокоиться, не затягивать сильнее узел на собственной шее. Так почему именно она? ...А ведь дело было совсем не в ней, какой-то особенности этой девушки. Нет, просто Эйджи заметил ее в самый неподходящий момент. Настенный календарь гласил, что чертово четырнадцатое февраля было всего лишь день назад. По ощущениям же казалось, что прошло уже очень много времени — так много всего было перебрано в мыслях за это время. Четырнадцатое февраля, зачеркнутое черным маркером. День, которого Эйджи так ждал, но который разнес все надежды в пух и прах. Это было так глупо и наивно с его стороны — думать, что этот день они проведут вместе за приготовлением праздничного печенья. Все максимально невинно — Эйджи всего лишь попросит Эйичи помочь ему с готовкой печенья, предназначавшегося для всей группы. Они проведут время вместе, беззаботно о чем-то переговариваясь и шутя, а потом Эйджи как бы невзначай подарит самые лучшие и красивые из получившихся печений Эйичи. Просто так, по-дружески, по-братски. Но ничего из этого не было. Яркая картинка в голове быстро сгорела и превратилась в пепел, стоило Эйджи в тот день увидеть в окне, как брат дарит незнакомой девушке пышный букет роз, после чего они оба, довольные и улыбающиеся, садятся в машину. Как глупо было надеяться на то, что у него пока никого нет. Как глупо мечтать о том, чего никогда не будет. Почему кому-то так просто достается Эйичи, почему каким-то гламурным девицам не нужно прикладывать усилия, чтобы стать его девушками, почему Эйджи не имеет права даже просто сказать брату о том, что он чувствует на самом деле? Бог не справедлив к людям. И особенно он жестоко обошелся с Эйджи, заставляя его проходить это испытание любовью. Эйджи не хотел больше думать о девушках Эйичи и о Дне Всех Влюбленных, который был проведен в компании со своим воющим от боли сердцем. Он хотел думать только о брате. «Эйджи», — он слишком отчетливо слышал голос брата в голове, настолько ясно, словно он действительно здесь, рядом. «Ну что ты за наказание...» Губы юноши чуть приподнялись в улыбке. — Прости, нии-сан, — еле слышно прошептал он в шарф, вновь делая глубокий вдох и успокаиваясь. Неприятные эмоции постепенно отступали. «Опять извиняешься ни за что. Ну и как мне тебя отучить от глупой привычки?» Хорошо владея способностью вживаться в свои фантазии, Эйджи сам не заметил, как переместил одну руку на ключицы и медленно заскользил по ним, оглаживая. Они оба прекрасно знали ответ. Они оба его страстно желали... — Н-нии-сан... — тихо выдохнул Эйджи, когда его вторая рука скользнула на пах и достаточно сильно сжала его. «Что? Не нравится?» — Нравится... хаа... По всему телу начали проходить приятные волны, которые заставляли едва заметно задрожать. А еще Эйджи был уверен, что чувствует на своей шее прикосновение губ брата. Лежа сзади, Эйичи покрывал его шею поцелуями, параллельно лаская рукой через ткань брюк. Юноша возбудился в считанные секунды и теперь тяжело дышал, легонько покусывал губы от приятных ощущений. И не открывал глаза. Потому что так ощущения казались острее, а вовсе не потому что боялся увидеть, что брата рядом нет. Вновь вжикнула молния — только на этот раз уже не на куртке, а на брюках. Эйичи не был обладателем очень большого запаса терпения и если он чего-то желал, то желал это получить как можно быстрее. «Так сильно хочешь меня? Извращенный мальчик. А ведь всегда казался таким ангелом...» — усмехнулся Эйичи в его мыслях. — Мм... — жалобно простонал Эйджи, чувствуя прикосновения руки теперь намного острее. «Я вовсе не ангел, нии-сан. За мою любовь к тебе Бог обязательно накажет меня». Брюки скоро оказались приспущенными, а ладонь, плотно сжимавшая член у основания, начала двигаться уверенными движениями по всей поверхности, в короткий срок набирая быстрый темп. — Н-не так быстро... нии-сан!.. — вновь жалобно выдохнул Эйджи в шарф, не удерживаясь и прикусывая краешек. «А мне казалось, что ты уже не в силах больше ждать, хах». Но рука все же замедлила движения, переходя на более дразнящие прикосновения. Свободной рукой юноша вцепился в покрывало и безжалостно сминал и комкал его, тихо поскуливая. Дрожь в теле становилась сильнее, а сам он сжимался, будто собирался свернуться в клубочек. — Хаа... хаа... «И правда — уже на пределе. Так не интересно. Я хочу побольше с тобой поиграть». Наверняка бы Эйичи после своих слов прикусил мочку уха своей дрожавшей от испытываемых эмоций жертве, но это сымитировать Эйджи не мог. Не важно. Он просто знал, что брат это сделал. Движения стали еще медленнее и спустя пару секунд пальцы заскользили по головке члена, игриво очерчивая ее контур, то надавливая, то вовсе отстраняясь. Не в силах терпеть то, как дразнится «брат», Эйджи заскулил, заерзал на кровати, давая беззвучно понять, что он долго так не продержится. «Совсем нетерпеливый. Плохой мальчик». — Плохой... — слабым голосом повторил Эйджи, после чего коснулся пальцами свободной руки собственных губ, провел по ним, а затем скользнул внутрь, пользуясь тем, что они приоткрыты. И в тот же момент другая рука вновь крепко обхватила член, начала двигаться быстро и резко. — Хааа!.. Мм!.. — приглушенно стонал Эйджи, облизывая свои... облизывая пальцы Эйичи, скользя по ним языком, старательно водя им, стараясь не пропустить ни единого миллиметра кожи. Это ужасно возбуждало, еще больше, хотя юноша был уверен, что и так уже завелся предельно сильно. Когда пальцы стали максимально мокрыми, они выскользнули изо рта юноши, давая ему возможность сделать пару рваных вдохов и выдохов, которых ему так не хватало, но совсем ненадолго — вскоре и вторая рука присоединилась к ласкам, выписывая указательным пальцем круги на головке члена, оставляя за собой мокрые дорожки. — Ааа!.. Аа! — он старался держаться, но с приближением оргазма стоны становились все громче. Ничего, дома никого нет... Никто не услышит, не узнает... «Пой только для меня, Эйджи», — довольно промурлыкал голос Эйичи в его мыслях, заставляя юношу всхлипнуть еще громче. — Н-нии-сан, я, хнн, больше не могу!.. «Так давай закончим наше маленькое безумие. И не забудь меня позвать по имени». Почему-то это было таким интимным, таким смущающим — назвать брата по имени. И Эйджи знал, что может себе позволить это только в постели, раскрепощенный его ласками. — Э...Эйичи!.. Яркая вспышка перед глазами, мощный удар удовольствием по всему телу, протяжный стон... И все. Он не сразу приоткрыл глаза, еще некоторое время пытаясь отдышаться и прийти в себя. Эйичи в его фантазии оставил короткий поцелуй на щеке и довольно усмехнулся, произнеся одно-единственное «хорошо». А когда Эйджи открыл глаза, никого рядом не было. Конечно, он с самого начала знал, что это делает он сам, а не Эйичи — он еще не настолько съехал с катушек, чтобы искренне верить в свои фантазии. Но сегодня все было особенно отчетливым... благодаря шарфу, так любезно одолженным Эйичи. Эйичи, у которого даже сомнения закрасться не могло, что шарф пригодится его младшему брату в столь грязном деле. ...Отвратительно. Эйджи редко мастурбировал, но всегда после того, как делал это, параллельно очень ярко фантазируя о брате, чувствовал себя самым ужасным человеком на свете. Эйфории хватало на пару жалких минут, после чего центральное место в его душе занимала мерзкая горечь и отвращение к самому себе. Он не должен так делать, он не должен ревновать брата к девушкам, он не должен так любить родного брата. Понимание было, а вот желание остановиться постепенно угасало. У каждого человека есть свои пределы, и Эйджи уже максимально близко приблизился к своим. — Прости меня, нии-сан... Сейчас мне действительно есть за что извиняться... Завтра он обязательно отдаст брату шарф, постиранный и выглаженный, совсем как новенький. На нем не останется ни следа, ни самого призрачного напоминания о том, что произошло вечером ушедшего дня. Завтра он обязательно улыбнется и поблагодарит брата за какую-нибудь мелочь, да за тот же шарф, зная, что благодарит его за то, что тот существует. Завтра все снова будет как обычно... И Эйджи вновь будет делать вид, что Эйичи для него лишь брат. Но однажды привычное «завтра» может не наступить. «Завтра», в котором Эйджи больше не сможет молчать.