365 сказок

Я пил яблочный чай и размышлял. Только что прошла гроза, и свежий, чуть припахающий прелой травой и абрикосами воздух проникал в приоткрытое окно. *** Проснулся я поздно и не у себя дома, точнее… В доме, но принадлежавшем совершенно другой реальности, однако однозначно считавшем меня хозяином. Нельзя перепутать это чувство, едва переступаешь порог, как становится ясно, насколько же место тебя принимает или отвергает. Рассудив, что, раз уж тут я «дома», то будет не лишним осмотреться, я отправился исследовать ближайшие улочки. Те оказались интересными, хоть и не гостеприимными. Я почти никого не встретил, городок или даже посёлок, в который меня выкинуло из сна, предстал безлюдным, немного запущенным и в высшей мере странным. Здесь было много отвергнутых всеми домиков, заросших сорняком палисадников, покосившихся заборчиков, и в то же время чудилось, что всюду есть особенно деловитая, малозаметная со стороны жизнь. Что-то копошилось, происходило, работало, но никак нельзя было подметить это, глядя в открытую. Сделав круг в несколько кварталов, я повернул к дому, ощутив неясное беспокойство. Интуиция ничуть не подвела: стоило войти и поставить чайник, как загромыхало и началась гроза с проливным дождём. Так я узнал, что у домика протекает крыша. Стремительно стемнело, и я отыскал керосиновую лампу и протёр запылившееся стекло. Нашлось и чем её заправить, скоро тёплый огонёк развеял сумрак на кухне. Из окна я наблюдал за ливнем, который приходил неравномерно, точно «облаками», то чуть затихая, то наступая с невероятной силой. Порой за дождевой пеленой уже не видно было ни сада, ни дороги, лежавшей за ним, и тогда мир сужался до размеров домика. В саду, надо сказать, ничего хорошего не росло, возможно, домик так радостно встретил меня и так быстро признал потому, что был прежде совсем никому не нужен. Запустение выглядывало из углов, таилось в тенях, мрачно шепталось за спиной. И вот, я пил яблочный чай и размышлял, не нужно ли и зданиям участие и сочувствие, не желают ли они, как и люди, получить настоящего друга или даже любовь? Есть ли у них чувства и насколько отличаются от человеческих? Мысли, конечно, были странными, но пока молчал компас в груди, а гроза отрезала меня от всего на свете, оставалось место только для странностей… и чая, безусловно. *** Ближе к вечеру я узнал, что вместе с тенями и запустением из углов выползают сквознячки и прохлада. Гроза утихомирилась, сначала перешла в скромный моросящий дождик, а затем и совсем исчезла. Зато прямо за стенкой взвились трели сверчков, такие громкие, каких я не слышал и на холмах. Я любил сверчков. Когда они так щедро изливались в ночь, можно было спать спокойно, никакой опасности не предполагалось. Однако едва они замолкали, как стоило насторожиться. Только сверчки здесь и напоминали мне об уюте. Впрочем, я не мог не признать, что домик по-своему прелестный, скорее всего потому, что бесконечно одинок. Я даже задумался, что давно не оказывался настолько далеко от всего и вся. Давно не чувствовал такого спокойного одиночества, которое не разрывало при этом душу на куски. Я вышел на крыльцо и понял, что гроза на самом деле ещё поблизости, она пряталась в махровые облака, даже в ночи подсвеченные болезненно-жёлтым, изредка щерилась беззвучными уже молниями и продолжала бродить рядом, словно в раздумьях. Наверняка помышляла о втором заходе на городок. Всё притихло, совсем сиротой показался мне садик, а в воздухе ярко запахло упавшими и подгнивающими абрикосами и преющей травой. Стоя среди сумрака, я показался сам себе призраком, хотя натура странника в том и состоит, чтобы проходить мирами, оставаясь лишь наблюдателем. Однако у этого жаждущего хозяина домика с керосиновой лампой на кухонном столе, у этой ночи, звенящей сверчками, у этого запущенного сада была удивительная притягательность. Я сел на ещё влажные ступени крыльца, решив остаться тут до утра. И, может быть, на единственное мгновение внутри меня возникло сомнение, самая малость надлома. На один миг я подумал, что мог бы остаться навсегда. *** Когда стало слишком холодно, я вернулся в дом и заварил ещё чаю. Удерживая наполненную кипятком кружку в ладонях, я усмехнулся тому, что нахожусь на грани между спокойствием и тоской. Это место определённо как-то на меня влияло, правда я пока не решил, оставаться ли, чтобы понять, как именно. Как будто бы я прежде уже был здесь и оставил где-то в этом вот домике частицу себя, а теперь она никак не могла слиться со мной, но отчаянно пыталась. Снова и снова. Опять громыхнуло, и скоро гроза навалилась с особенной силой. В углу, где ведро ловило капли дождя, проникшие сквозь крышу, словно поселился неутомимый барабанщик. Сделав глоток, я прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как горячий чай распускается теплом во всём теле, а потом вдруг вспомнил. И домик, и грозу, и эти улочки, и тот мост, что виднелся неподалёку, и даже этот самый миг, когда сидел с чашкой в руках. Так сколько же раз я был тут, сколько раз возвращался? Что это за круг, из которого я не видел пока выхода? Я оставил чашку на столешнице и рванулся к двери, выскочил на крыльцо, прямо в громыхающую, скалящую жёлтые зубы молний грозу. Я встал под струями, запрокидывая лицо к небу, точно надеялся там, среди облаков, прочесть все ответы. Их, конечно, не было. Их нужно было искать внутри. На краткий или слишком долгий миг я почти перестал существовать. *** Снова был пахнущий яблоками чай, приглушённый свет, почти как от керосиновой лампы, но ни грозы, ни домика, ни опустошающего одиночества совсем не осталось. Мы сидели вдвоём в моей кухне, и вокруг разливалось тепло. — Так был я там или не был? — спросил я у своего собеседника. — Ты? Нет. — А кто же был? — Я. — Так это всего лишь сон? — Ну уж тебе-то известно, что не случается со странниками всего лишь снов, — он отставил чашку и потянулся за маленьким пряником с фруктовой начинкой. — Тогда объясни, потому что я никак не могу понять. — Ты там не был. Но я, — он сделал паузу. — Я там был. — И? — И, получается, — он усмехнулся. — Ты был там внутри меня, а если ещё точнее, внутри моих воспоминаний. Забавно, правда? — Да уж, — я потёр висок, в котором уже прорастала головная боль. — Странное место. — Можешь мне поверить, почти самое странное, что я когда-либо видел, — он взглянул на крупные часы, украшавшие левое запястье. — Но мне пора. Пора и тебе, хоть сейчас ты меньше всего хочешь идти. — Двери меня не зовут… — удивился я. — Зато зовут холмы, ну же! Ты знаешь, как это бывает. Я знал и не собирался спорить. Где-то внутри меня всё ещё продолжалась гроза над маленьким осиротевшим домиком, утопающем в заброшенном саду.