310. Седьмая жизнь
19 января 2018 г. в 10:23
— Странник бесконечно могущественен и бесконечно уязвим, — сказала она, приблизившись ко мне. Я стоял на вершине холма, и в долине, лежавшей внизу, тёк туман, медленно заполняя весь мир.
— Слышал, что так говорят о влюблённых, — не повернув к ней головы, я продолжал наблюдать. Мне отчаянно хотелось кинуться вниз, в наступающее белое море.
— Но разве странника это не описывает куда точнее, — возразила она и отрывисто засмеялась. — Вы несёте в себе столько всего, кажется, что вас невозможно сломать, но затем приходит туман, вы растворяетесь в пустоте.
— Так можно описать жизненный путь совершенно любого существа. Все рано или поздно растворяются в некоей пустоте, а иногда и воспоминаний о себе не оставляют.
— Ты же не сторонник той точки зрения, когда воспоминания приравниваются к самой жизни?
Я почувствовал напряжённый и ищущий взгляд, буквально загоревшийся у меня на коже, и только тогда обернулся.
— Нет, не сторонник. Воспоминания никого не возвращают до конца.
— Именно.
Я знал её под многими масками, с разными лицами и именами. Сегодня она носила короткую стрижку, и волосы были темны, а черты лица напоминали смесь японских и китайских. Завтра она могла бы стать совсем другой.
— Зачем ты всё-таки здесь? Вряд ли пришла рассказать мне про туман, могущество или проводить в пустоту.
— О, я принесла историю, — улыбка её казалась тревожной, излишне напряжённой, и в глазах отражалось что-то чаячье, кричащее, трагичное. — Тебе она не понравится. Наверное.
— О чём же история?
Она уселась на поникшую в ноябре траву, взглянула на плещущийся далеко внизу туман.
— Расскажу.
Пришлось сесть рядом. Мир кутался в тишину, и её голос в какой-то миг стал единственным звуком.
***
Тай выросла на морском берегу. Она умела чинить сети и принимать улов, могла выполнять любую работу быстро, даже если та была тяжёлой, любила приходить на берег на закате и собирать ракушки, которые потом толкла, получая перламутровый порошок. В городе модницы наносили такой на щёки, сияли истолчёнными раковинами, уверяя всех, что это пыль с крыльев фей. Тай считала это глупостью, но ей нужны были деньги, потому что приходилось поднимать на ноги младшего брата.
Она мало мечтала и не слыла красавицей, и как-то так получилось, что вся юность прошла в нелёгком труде, на рыбном промысле или же вечерами у ступки с раковинами, которые так непросто поддавались пестику.
Однажды утром Тай поняла, что ей уже далеко не двадцать.
Полжизни утекло с отливом.
В тот день она поднялась по-настоящему рано и пришла на пустой берег, когда заря только начинала разгораться. Солнце ещё дремало где-то под океанскими волнами. Стоя в полосе прибоя, захлёстываемая пеной, Тай осознала, что брат — почти мужчина и наравне с другими ловит рыбу, что он ухаживает за дочкой одного из моряков и желает привести её в дом. И Тай ему не нужна.
Тай была никому не нужна.
Океанские волны шептали и звали её к себе, обещая утешение, но ей не было горько, ей не было страшно. Только пусто. В груди вместо сердца колотилось ничто. Тай вытерла лицо от солёных брызг и выбралась на песок.
Она отправилась в дом и собрала свои вещи — тех было немного. Она оставила ступку, где были нетолчёные раковины, бросила пудру, забыла про сети. Упаковав заплечный рюкзак, она ушла по дороге в город, будто бы именно там и должна была пригодиться.
Вставшее солнце застало её в пути, и Тай забылась в его сиянии. Вскоре она перестала узнавать дорогу, которой ходила столько раз. В ушах отчего-то нарастал звон, и вот Тай упала на колени, хотя в то же время продолжала идти, закрыла глаза, хотя видела всё очень чётко и ясно.
Что-то случилось, Тай никогда не чувствовала ничего подобного. В один миг она растворилась в солнечном свете и осталась лежать в дорожной пыли. Разделилась и в то же время стала единой с самой собой.
***
Вдох дался с трудом, Тай села и огляделась. Она не осталась на дороге, а оказалась в чьём-то доме. На столе мягко горела лучина, тёплый золотой свет оставлял углы комнаты в уютной тени. Столешница, вычищенная ножом — Тай понимала в таких вещах, была почти пуста, кроме лучины там находилась только кружка. И едва Тай смогла рассмотреть её металлическую грубую поверхность, как ей захотелось пить. От жажды едва ли не распух язык.
Поднявшись и отметив чудовищную слабость, Тай добралась до стола и взяла кружку в руки. Она была полна сладкой воды. Тай пила жадно, ни о чём не вспоминая, и каждый глоток вливал ей новых сил.
— Значит, вот что ты решила, — проскрипел чей-то голос. Тай обернулась и только тогда заметила завешенную тёмной тканью дверь. В проёме остановилась старуха, настолько древняя, что Тай звала бы её иссохшей. Однако глаза смотрели внимательно и цепко.
— Решила? — переспросила Тай.
— Ты пришла в мой дом, как многие, кто ищет себя. Ты приняла воду — это твоё решение, — терпеливо разъяснила старуха, только смысла в её словах Тай не нашла.
— И в чём же состоит моё решение?
— Ты хочешь забыть и начать сначала, — старуха приблизилась и отобрала кружку. — Не могу тебя винить. Многие выбирают именно это.
— Забыть? — Тай как будто бы нечего было забывать. В руках оставалась сила, она знала, как чинить сети, ловить рыбу и продавать улов, как толочь раковины и пересыпать пудру, как шить одежду и готовить еду. Больше внутри ничего не нашлось. — Что я должна забыть?
— Уже ничего, — старуха усмехнулась. — Всё в твоём мире было так просто, — она шагнула к полкам, занимавшим одну стену от пола до потолка. — Посмотрим, что бы такого тебе приготовить.
Тай качнула головой и присела на скамью у стола.
— Возможно, я хочу остаться здесь? — предположила она. — Ты стара, тебе понадобится помощь кого-то сильного. Разве нет?
Взглянув на неё, старуха нахмурилась.
— Прежде ты не выбирала ничего такого.
— Не помню никакого прежде, — Тай усмехнулась. — Кажется, пора варить похлёбку на ужин.
И старуха кивнула, хоть взгляд её оставался настороженным или изумлённым. Тай не понимала точно.
***
Солнце вставало над морем. Тай замерла у ограды. Их домик стоял высоко, и потому каждое утро она встречала рассвет, чуть опираясь на сплетённые вместе палки и ветки. Ограда казалась ей страшной, но отчего-то именно такой и должна была быть.
Сегодня свет был особенно ярок, и в душе Тай трепетало странное ощущение, непонятное, точно осколок памяти. Но что бы она могла вспомнить, если никогда не знала ничего другого, кроме этого домика? В воздухе словно чувствовался запах морской воды, водорослей, зацепившихся за сети, и Тай хмурилась, не понимая, откуда это. И почему она знает, что это означает.
Она повернулась к дороге в тот самый момент, когда путник, проходивший мимо, вдруг рухнул на колени. Поспешив к нему, Тай подхватила его с лёгкостью и понесла в дом. Это была лишь часть повседневной работы. Когда же она снова вышла на улицу — набрать воды в колодце, свет стал иным, солнце забралось высоко.
Ничто больше не тревожило.
Тай развернула плечи и качнула головой, отгоняя сомнения и странные мысли. Она всегда принадлежала только этому месту, только тут и была нужна. Море, сети и толчёные ракушки — лишь сны.
***
Старуха смотрела ей вслед с крыльца. Тай жила уже седьмую жизнь.
***
Она замолчала, туман почти добрался до её ступней. Мы оказались на островке среди бесконечно-белого океана.
— Такая история… — взглянув на меня, она поднялась.
— Бесконечная, — кивнул я в ответ.
— Вроде того, — и она двинулась по скрывшейся в тумане тропе, отчего показалось, что она медленно входит в воду. — Не захлебнись, когда будешь возвращаться домой.
— Не волнуйся, — я отвернулся. Мне показалось, что я видел когда-то глаза Тай. Знал её взгляд, говорил с ней. Встречал на морском берегу.
Наваждение схлынуло. Я стоял один среди тумана.