Не думай

      Когда больно приливами бьёт по глазам       Море, которое есть в каждом из нас       Ты видел эти волны и сам       Так много раз, так много раз…       И подобно Аралу твоё море орало       Оно обмелело, оно слишком устало       Ты никому не покажешь, что же с ним стало       Пустыня солёная. Море пропало… © Люмен. Буря.       Шорты дурацкие. Они оголяют тощие ноги и вмиг сетка шрамов становится как на ладони. На идеально белой коже рубцы выглядят не просто некрасиво, они кажутся дикими. Будто бы она не агент, а меланхоличная барышня, которая чуть что, так сразу начинает резать лезвием тело, показывая окружающим свои проблемы.       Но Кэт никогда не была такой. Она сама как лезвие. Как лезвие рапиры. Острые колени, острые локти, острый подбородок. И характер острый. Но даже это не затирает следы кукольной красоты.       Годвин смотрит на себя в зеркало и не верит своим глазам. Неужели она так давно не надевала повседневную одежду? И когда любимая футболка стала мала? Кэт вспоминает, что вещам уже года четыре и при покупке их ей было около одиннадцати. Тогда у неё был выбит зуб, а две длинные косички развивались на ветру при беге. Ну да, покупка была совершена ровно тогда, когда ей в первый раз выдали зарплату как агенту третьего разряда. Сейчас было совсем не к месту вспоминать про повседневный вид. И зачем она это сделала?       Кэт, как и все родственники, была словно фарфоровой куклой. Её будто бы можно было поставить на полку и любоваться со стороны. Главное — не разбить, ведь фарфор очень хрупок. Мама всегда хотела одевать Кэт в лёгкие платьица и чтоб волосы были уложены. А главное — чтоб Годвин была женственной и утончённой. Но номер не прошёл, и изумление матери, когда девочка почти под корень состригла роскошные косы, до сих пор стояло перед глазами.       Одежда летит на пол и Годвин дефилирует в одном нижнем белье к шкафу. Туда можно даже не заглядывать, серые форменные рубашки будто насмешливо смотрят на свою владелицу.       Ведь Кейт Годвин потеряла всё, не имея ничего.       Любой другой бы на её месте уже давно начал подавать признаки паники и психоза, но Кэт была словно стена. Гладкая и непробиваемая. Она давно смирилась, что идёт на дно бездны и равнодушие к происходящему в её глазах пробирало до мурашек каждого.       Кэт могла быть ближе к семье. Среди идиллии, в кругу семейного стола она бы точно не стала такой как сейчас. Но их радость была утопичной, они все без исключения старались делать вид, что проблемы не существует. Наигранно смеялись, обсуждали политику в воскресенье за завтраком и хвалили младшую сестрёнку за успехи в танцах. Они играли в куклы, вот только вместо игрушек были дети. Наряженные, избалованные прелестью жизни, они никогда не воспринимали профессию агента всерьёз. Дома считали это рабским трудом, ведь кукольный мир был гораздо привлекательнее и безопаснее.       Но Годвин не хотела быть куклой. С детства она отвергала навеянный образ. Кейт не лучшая в танцклассе, на стене её комнаты висит фотография команды, где каждый готов броситься в бой, ей почти нет равных в фехтовании. Она действительно красивая, но что самое главное, она сильная.       Так почему же Кейт всё-таки тонет?       Всё же иерархия Фиттис почти убила в ней личность. У Годвин давно нет друзей, лишь коллеги. Система учила идти по головам, цель затмила разум и боль притупилась. Всё притупилось. С раннего возраста выбирали лучших. Как в Спарте, непригодные уничтожались. Только лучшим говорили, что команда нужна лишь для прикрытия. Лидер важнее штабного бойца. Остальные жили в неведении. Кейт поставили в гонку за лидерство едва ей исполнилось одиннадцать и соревнование полностью отключило чувства. После восемнадцати она вряд ли бы была кому-то нужна, в инспектора брали отличившихся. А отличие надо было заслужить.       Сидя на кровати Кейт переваривала последние пять лет жизни и осознавала, что сама почти ничем не отличалась от куклы. Только не фарфоровой, скорее, больше похожей на солдатика. Девушка не видела фигуру своей мамы в дверях. Миссис Годвин качала головой и прекрасно понимала дочь. Она бы хотела подойти и утешить её, сказать, что можно вновь научится любить и чувствовать. Но в воспоминании всплыли льдисто-серые глаза девочки и женщина напомнила себе о том, что лучше продолжать делать вид, будто проблемы Кейт не существует.       Миссис Годвин боялась дочери.       Кейт всё же вытягивает из шкафа форму и отмечает, что полностью с ней сливается. Сегодня надо произвести особое впечатление на нового инспектора. В голове всплывает то, как Пенелопа Фиттис лично объявила Киппса предателем и призвала разорвать с ним все контакты. Теперь он стал новым другом Локвуда, а ведь пару месяцев назад сам натравливал свою команду на ненависть к агентству. Где-то на задворках сознания маленькая девочка Кэт тихо плачет, ведь рыжий-рыжий Киппс был чуть ли не единственным человеком за последние годы, который хоть немного о ней беспокоился. И надо бы разобраться во всём, но пора на работу.       Агент Годвин верна своему делу, а Киппс лишь продажный предатель. Ведь идеалы превыше всего, ради них и стоит жить. Да и вообще, вся жизнь — борьба. Девушка обязательно накажет предателя. Как он её и научил.       В агентстве Фиттис давно запрещали думать.