Я, наверное, птица ручная

У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда. Тебя манит незримая миру звезда. А в глазах у тебя — неземная печаль. Ты сильная птица, но мне тебя жаль. Наутилус Помпилиус, «Одинокая птица»

— Я не обязана тебе что-то объяснять, ты понял? Ни сейчас, ни потом! Вообще никогда! Кира закрыла двери так резко, что если бы Терон сделал шаг вперед, то дюрасталь точно бы прищемила его нос. Женщина шумно выдохнула, уставившись на закрывшуюся дверь. Она ожидала, что Терон начнет хотя бы требовать его впустить, но ответом ей была лишь тишина. Зря ожидала. Тряпка, как и всегда. От этого она разозлилась на него еще больше. В маленькой комнате, которую Кира занимала на базе, всегда царил беспорядок. Не потому что она была безалаберна или не любила утруждать себя работой, просто после возвращения из заморозки перестала ощущать, что ей важно то, что окружало ее. В том числе интерьер. Но беспорядок ей никак не мешал, даже в темноте она умудрялась не споткнуться о вечно разбросанные вещи. И сейчас, переступив через перевернутый горшок с каким-то почти увядшим растением, она подошла к окну и села в кресло. Ох, зря она начала все это. Зачем обнадежила когда-то Терона? Кира была не молода. К тридцати годам, видя всю ничтожность и несправедливость жизни, она пришла к мнению, что никогда не сможет быть, как все. Хотя пару раз, за бутылкой виски, Кира задумывалась о том, что же оставит после себя? В голову закрадывались пьяные мысли о том, что неплохо было бы завести семью — нормальную семью, а не ту жалкую пародию, что была у нее с Торианом. Но, оглядываясь назад, она каждый раз видела свою мать. Кира считала, что тебе не повезло, если ты родился и рос на Нал-Хатта. Ее мать, хоть и не носила рабский ошейник, до конца своих дней тонула в болоте, которое называлось «работа на хаттов». Отец только и делал, что торговал спайсом и пил вечерами, а, если не прикладывался к бутылке, то бил дочь и жену. А мать терпела, считала, что должна всеми силами сохранить семью. Ее не стало, когда Кире не исполнилось и шестнадцати лет. Именно тогда она сдала собственного отца имперским властям за контрабанду спайса. Когда в ее ладони легла стопка кредитов, Кира поняла, что нашла способ вырваться с этой проклятой планеты. Стала бы она хорошим родителем? Наверное, нет. Горечь от осознания собственного одиночества Кира несла всю жизнь. И к тридцати годам просто свыклась с этим, будто бы выболела старая рана или просто боль притупилась. У нее были мужчины, кто-то даже признавался отчаянной охотнице в своих чувствах, как это не так давно сделал Терон, но никому из них она не позволяла вскружить себе голову. Любовь не для нее. С годами Кира полюбила свою свободу, понимая, что любые чувства выбьют ее из колеи. А кому нужен наемник, который потерял голову из-за очередного любовника? Да и не нравилось ей быть перед кем-то обязанной. Чувства, семья, любовь — это вечные обязательства. А Кира считала, что никому и ничего не должна. Нет, я не смогу влюбиться, так она всегда себе говорила. Она верила в это, пока в ее жизнь не появилась семья Кадера. Голонет пестрил историями, фильмами и постановками о той самой роковой любви, которая настигает тебя так внезапно, что просто сбивает с ног. Человек начинает чувствовать с кем-то настолько сильную связь, что она не просто сводит тебя с ума, а медленно убивает. Особенно, если объект твоей страсти недосягаем. Это страшно, это больно, будто бы ты задыхаешься от ощущения собственной безысходности. Страшно осознавать, что ты — известная и безжалостная охотница, известная под именем Скри — всего лишь женщина, которая потеряла себя в эмоциях. Страшно принять факт того, что ты можешь любить и страдать, умеешь плакать и переживать. И этот процесс невозможно остановить. Кира не понимала, почему эта боль настигла именно сейчас, когда ее достали из карбонита, провозгласили будущим спасителем этой чертовой Галактики. Ну, да хороший из нее спаситель. Знаменитый Аутлендер только и делал, что напивался вечерами в кантине да стрелял по пустым бутылкам. Кира понимала, что стала похожа на собственного отца, пытаясь найти дно у бутылки виски, чтобы заглушить душевную боль. Она не просто пила, она напивалась, пока не теряла сознание, пока не становилось плохо. Иногда алкоголь действовал на охотницу неоднозначно, вспоминая, что своими руками убила человека, которого любила, она начинала рыдать. О том, чтобы присутствовать на военных советах и речи не было — по утрам после бурных посиделок в кантине она просто не могла встать, появляясь в штабе ближе к вечеру, пропуская мимо ушей все, что ей говорили. И если недовольство росло, то лично Кире на это было плевать. — Зачем ты делаешь это? Вопрос Ланы, которая совсем недавно вела ее до комнаты, не стал для Киры внезапным. Она давно ждала, что кто-то из ее окружения спросит, почему Аутлендер губит свою жизнь, которую спасли такими невероятными усилиями. Действительно, почему? Может тогда проще было бросить ее подыхать в карбоните на Закууле и поискать для сопротивления другого героя? Зачем она делает это? Зачем обнадежила Терона, позволив его чувствам разгореться? Ведь он ей нужен был лишь для секса, потому что, по крайней мере, от его лица ее не воротило. Пару раз в неделю, иногда даже в пьяном виде она наведывалась к Шану. И не потому что она его любила, просто на тот момент ей были необходимы мужские объятия. А по утру она снова бросала Терона и даже иногда делала вид, что между ними ничего нет, будто бы он был безликим любовником, которому она тоже ничего не должна. Зачем она когда-то вышла замуж за Ториана? Только лишь потому что он был его сыном? Ведь между ней и Торианом было почти двенадцать лет разницы, а сама Кира понимала, что ничего не может дать этому мальчику, кроме лживого ответного чувства, которого не было. Поэтому, попав на базу Альянса, она отказалась искать Ториана. Кира знала, что Мако всегда была в него влюблена. И, если эти двое сейчас вместе, то она была рада за них и желала им счастья. Так почему же? — Я влюблена в мертвеца, Лана. Образ Джикольна Кадеры преследовал ее изо дня в день на этой базе. Он размывался и исчезал лишь тогда, когда Кира напивалась до потери сознания. Видимо, Лана прочувствовала всю боль в этой фразе, что ничего не сказала в ответ, даже не спросила, в кого же настолько сильно влюблена знаменитая охотница, будто бы не хотела бередить рану еще сильнее. Да сама Кира понимала, что в своем странном безумии отдалялась от людей, которые ее любили и ценили, все больше. Может быть, все так и продолжалось бы, пока прошлое не вернулось к ней в лице Ториана. Кира его совсем не узнала. Прошло всего каких-то пять лет, а перед ней стоял не юнец, который, робея, признавался ей в своих чувствах, а мужчина, который умел держать в руках оружие и знал себе цену. С годами он стал все больше походить на своего отца. Ториан смотрел на нее точно также, будто бы в его взгляде появилось что-то другое, будто бы он наконец-то научился также смотреть в душу и видеть в охотнице то, чего никто и никогда не замечал. Так смотрел на нее Джикольн тогда на Тарисе, будто бы осуждал за что-то. Кира хотела накричать в ответ, сказать, что это не дело Ториана, это ее жизнь, она прожигает ее, как хочет. Но не сказала ничего, будто сердце снова ушло в пятки. Но с тех пор она не прикладывалась больше к бутылке, но и не желала кого-то видеть. Терон сам виноват, что попался под горячую руку. Кира начала понимать, что запуталась в своих чувствах, понимала, насколько тяжко быть женщиной, даже жалела, что не родилась мужчиной, тогда бы ее чувства или гормоны не делали из нее такую ничтожную тряпку, которая не может разобраться в том, что же ей на самом деле нужно. Тяжко было признавать, что она устала от своего одиночества, но с годами так и не научилась подпускать к себе кого-то ближе, чем на расстояние вытянутой руки. И сейчас бы извиниться хотя бы перед Тероном, сказать, что между ними все кончено. Подойти к Ториану она не могла, будто бы боялась того, что тот признает, что нарушила одну из священных клятв мандалорцев. Ты ведь никто, Кира, ты родилась на грязной хаттской планете и мнила себя мандалоркой. И тебе дали шанс ею стать, но ты сама поставила себе палки в колеса, потому что та еще дура. Из раздумий Киру вывел стук в двери. Охотница тихо вздохнула, подумав о том, что, наверное, Терон все-таки набрался храбрости и пришел что-то требовать. И Кира решила его выслушать, хотя понимала, что, чтобы тот ни сказал, она ничего нового о себе не услышит. — Ториан? В ее голосе, взгляде было такое удивление, будто бы она сейчас, открыв двери, увидела призрака. Или свое наказание в лице законного мужа. — Поздний визит, тебе не кажется? Ее голос предательски дрогнул. Ей хотелось накричать на него, захлопнуть двери и отложить неприятный для нее разговор. Но Ториан был не такой, как Терон. По крайней мере этот Ториан. Это не тот мальчишка, который путешествовал с ней, делил постель и соглашался со всеми ее безумными идеями. Сейчас перед ней стоял сын Джикольна, копия своего собственного отца. От него веяло такой силой, которой Кира не чувствовала никогда даже в самой себе. — Разве мне нужно разрешение, чтобы прийти к своей жене? Жене. Киру немного передернуло от этого слова, будто бы прямо перед лицом помахали кандалами. Ей нравилась игра с Торианом в семью при том, что он ей не перечил. Но сейчас это был другой человек, который на полном праве мог назвать ее женой. Правда соль была в том, нужна ли ему теперь такая супруга? Сама Кира часто задумывалась о том, что их брак бы ошибкой. — И что? Ты пришел требовать развода у своей пьющей и гулящей жены? Кира даже улыбнулась, будто бы этот вопрос прозвучал как шутка, но отступила назад, пропустив Ториана в свою комнату. Тот не ответил, закрыв за собой двери. Кира отвела взгляд, внезапно подумав, что он не только изменился, но и вырос. Почти на голову выше ее. Было такое странное чувство, что она действительно выходила замуж за другого человека, а сейчас перед ней стол некто и заявлял, что ее муж. — А сама ты чего хочешь? Внезапный вопрос. Кира действительно боялась принимать хоть какие-то решения, каждый раз бежала от ответственности, прятала проблемы в бутылке, будто бы, если прожечь еще один день, то, рано или поздно проблема решиться. Но она не решалась, а усугублялась. Теперь ее прижали к стенке во всех смыслах этого слова. Сейчас ей никак не сбежать от разговора. — Я... не знаю. Я не знаю, Ториан. — Зато я знаю. — Да что ты можешь знать? Кира вздрогнула, когда Ториан вместо ответа протянул руку и провел пальцами по длинному шраму, который тянулся от брови до самого подбородка. Когда-то отец ударил ее, да так, что она едва без глаза не осталась. О том дне напоминанием остался шрам, которого, наверное, она стыдилась, как и своего прошлого. Не любила, когда на него смотрели или акцентировали внимание. И только ему, Ториану, позволяла его касаться, будто бы он в этом видел что-то особенное, какой-то его личный интимный жест. И сейчас, когда он снова ее так коснулся, Кира едва не расплакалась, как одна из тех дамочек, что вечно рыдают над слезливыми постановками в голонете. Ты стала старая, Кира, стала сентиментальная. Как бы ни старалась, ты остаешься женщиной, которая способна любить. Но только не умеешь различать любовь и страсть, путаешь понятия и веришь в то, чего нет на самом деле. Тот брак, что был у нее и Ториана, наверное, был ошибкой, но ведь, получается, что в глубине души, она любила этого мальчишку, который всегда был рядом и прикрывал спину, как и любила его отца. Получается, что эти чертовы Кадера совсем сломали ее, будто бы стали личным проклятием. — Я знаю о тебе намного больше, чем ты сама о себе, Кира. Нет, я прощаю тебя за все, что ты совершила. Но способна ли ты себя простить? — наконец произнес Ториан, нарушив тишину, а потом убрал руку. Кира даже неловко дернулась вперед, будто бы не желала расставаться с этой лаской. — Реши сама для себя. Реши уже, что тебе нужно. Ты не можешь вечно бегать и обманывать других. Конечно, он обо всем знал. Ториан всегда все знал. И молчал. И прощал. А она только и делала, что пользовалась его добротой. Кадера развернулся и направился к двери. Ториан опять ее простил, но ведь она сама себя простить не могла. И знала, что сейчас, если она ничего не сделает, то ничего не изменит. Опять сбежит, спрячется от проблем, потому что так намного легче. — Mhi solus tome, mhi solus dar’tome, mhi me’dinui an, mhi ba’juri verde*. Ее голос опять дрожал, когда она это произнесла. Мандолианский язык все еще непривычно звучал из ее уст. Он так и остался для нее чужим. Но Кира помнила, как Ториан старательно учил ее мандо’а, как она сама старательно запоминала каждое слово. И как первой выучила именно эту фразу. Поэтому что это было важно для него. Важно, как и сейчас, иначе бы он не остановился. — Зачем? — наконец спросил он, не поворачиваясь. Кира шагнула вперед, как-то нерешительно провела ладонью по его спине, прежде чем ответить: — Ни тогда, ни сейчас мои слова не были ложью. Ториан, может...может мы попытаемся начать все сначала? По крайней мере, она попыталась. Кира обняла Ториана за талию, прижавшись щекой к его спине. Может быть, этому миру, этой Галактике конец. Может быть, она до конца своих дней будет нести странное, почти убитое чувство к мужчине, который давно мертв. Может быть, когда-то она именно из-за этого связалась с Торианом. Но сейчас Кира понимала, что в чем-то ее муж был прав. Она совсем ничего не знает о самой себе. Что она на самом деле чувствовала к Ториану? Кира и сама хотела узнать, поэтому дала сама себе шанс. Она знала одно, что совсем не хочет его терять, отпускать или отдавать. Словно собственница, которая не желала расстаться с тем, кто делал ее короткие дни действительно светлыми. Кира знала, что Ториан ее любил. Кира знала, что, наверное, сможет научиться также сильно любить его в ответ. — Не пожалей в очередной, раз, cyar’ika**, — тихо произнес Ториан в ответ, погладив ее пальцы, сомкнувшиеся у него в замок на животе. — Да, Кира, мы можем снова дать друг другу шанс. ____________________________ * Mhi solus tome, mhi solus dar’tome, mhi me’dinui an, mhi ba’juri verde — «Мы одно целое когда вместе, мы одно целое когда разделены, мы будем делиться всем, мы будем растить воинов» (брачная клятва мандалорцев) **Сyar’ika — любимая, возлюбленная