На лезвии карандаша

Юноша шёл по освещённой жёлтым фонарями улице, то и дело поправляя съезжавшую с плеча лямку рюкзака. Идея прогуляться до круглосуточного магазина, который располагался в двух кварталах от дома, пришла ему почти сразу после того поцелуя. И дело не в том, что Кирилл хотел «разложить по полочкам» собственные мысли и домыслы. Всё гораздо проще: он просто боялся реакции воина, который, казалось, впал в полнейший ступор после того, как их губы соприкоснулись. Студент попросту дал ему время «остыть»… Сам по этому поводу он загоняться не собирался: ничего фатального же не произошло? Конец света не наступил, не прилетели марсиане, даже не умер никто. Хотя последнее было бы весьма спорным утверждением - задержись Кирилл хоть чуточку больше на кухне… Так что бегство было оправдано, и бегством, в общем-то, являлось только формально. Поход в магазин был весьма обоснован: старенький холодильник был пуст подчистую. Съели даже заветренные сосиски и сомнительного вида развесные пельмени, провалявшиеся в морозилке незнамо сколько времени и гордо называвшиеся «Н.З.». Можно было ещё сгрызть лед из камеры, что Гвеош таки порывался сделать, в порыве любознательности, но Кирилл вовремя вмешался и, пригрозив пририсовать войну что-нибудь лишнее, отогнал того от многострадального холодильника. Юноша снова поправил лямку тяжёлого рюкзака, опять так некстати сползшую и оттянувшую ворот его толстовки настолько, что он чуть не начал задыхаться, вовремя этого не заметив. По дороге проехала пара машин, едва не окатив его грязью из лужи, ещё не высохшей после недавнего дождя. Всё как обычно: редкие прохожие безразлично проходили мимо, не обращая на него никакого внимания. И вправду, после того поцелуя ничего не изменилось. Даже обидно как-то. Он-то ожидал как минимум толпу футбольных фанатов, вооруженных битами и кусками арматуры, которые набросятся на него «вот прям ща», выйдя из-за угла и скандируя что-то вроде: «Смерть гомикам!» - или подобное. Но нет, ничего. Абсолютно. Даже стыда перед девушкой своей Кирилл не испытывал. То ли потому что перестал её таковой считать в свете недавних событий, то ли ещё почему... *** Гвеош не стал набрасываться на него с дикими воплями и своими излюбленными стилетами, квартирка вообще казалась пустой. Нет, дверь Кирилл закрывал снаружи, замок был в порядке, значит, воин дверь не открывал. Да и не было у него второго ключа. Но можно же было вылезти в окно или по вентиляционной трубе как в американских боевиках проползти. Хотя это бред. Мужчина просто спал. На раскладушке в кухне – даже не на хозяйской кровати. С чего бы это он решил проявить такую заботу? Или это и не забота вовсе? Как бы там ни было, юноша его будить не хотел, только тихонько поставил рюкзак у двери и ушёл к себе в комнату. Гвеош не проснулся - только чуть нахмурился во сне, когда под ногой юноши противно скрипнул рассохшийся паркет. А может быть он и не спал вовсе. Да ну, бред. Во всяком случае, Кириллу стало грустно. И опять его ожидания не оправдывались. А чего он хотел? Гневного разбора полётов, обвинений в голубизне и мордобоя? Ан нет: его просто игнорируют. Таки дела... *** Ночь была лунной – Кирилл не любил зашторивать окна, да и зачем? Четвёртый этаж как никак; для того чтобы увидеть, что твориться в комнате, надо хорошенько постараться. Только на этот раз юноша всё же поднялся и задёрнул плотные занавеси. Заснуть не получалось. Раньше лунный свет его успокаивал, а комната словно преображалась, а теперь… Теперь это воздушное серебро не раздражало, нет, оно его бесило. Заснуть не удавалось: едва глаза закрывались - как парень видел лицо воина. Даже чуть наметившуюся сеточку морщин у глаз, брови, нос, скулы, губы, подбородок… О да, в особенности губы. Шершавые слегка, обветренные и непременно сухие и твёрдые. Совсем не как у девушки. Да и не пришло бы ему в голову сравнивать этого мужчину, к примеру, с Ольгой. Это даже не смешно. Решение пришло само собой. На столе в широком керамическом горшке из-под засохшего когда-то кактуса стояли ручки и карандаши, коих в его доме никогда не переводилось. А бумага... Да ну её к чёрту эту бумагу. Кирилл на ощупь нашёл стык обоев и подковырнул ногтем край… Как и ожидалось, звук получился что надо. Только юного «маньяка» это не остановило – напротив, только придало уверенности в том, что он делает. Хорошо, что обои переклеивались не так уж давно и вместо газет под ними обнаружилась не слишком ровно положенная штукатурка, ослепительно белая в свете луны. Солидный лоскут обоев, тут же загнувшийся в трубочку, отброшен на середину комнаты, в руке зажат карандаш... Сейчас будет совершено таинство. Не колдовство даже, не ворожба. Самое настоящее таинство, трепетное, имеющее божественную суть: когда художник начинает творить, когда он словно в горячке, не замечая ничего и никого вокруг начинает рисовать… Сначала просто набросок: пустой овал вместо лица, каркасное туловище и руки с ногами. А затем пара штрихов - и вот уже намечены глаза, брови и рот, резкая линия сверху вниз – будущий нос… Палки разметки начинают обрастать «мясом» и прямо на глазах превращаются в человеческое тело. Грифель карандаша исписан, но терять время на его заточку значит терять драгоценные минуты вдохновения. Юноша просто раскусывает деревяшку пополам, доставая графит. Таинство продолжается… Складки одежды, пряди волос, чуть завивающихся на концах; грозный взгляд – слегка исподлобья. Так смотрят на врагов. На тех, кому не суждено будет дожить до рассвета. И парные стилеты в руках. Опущены, но стоит зазеваться хоть на мгновение - и вот уже оба клинка приставлены к твоему горлу, чуть царапая чувствительную кожу лезвиями. Кирилл прорисовал всё до мельчайших подробностей: пуговички на одежде, узор на гардах стилетов. Даже маленькая родинка на правом виске воина не укрылась от его карандаша и была аккуратно прорисована… - Что ты наделал?.. – Гвеош стоял в дверях. Нет, не так. Он скорее парит в исчезающем уже свете заходящей луны. - Я… - только сейчас парень опомнился. Тихий голос воина не хуже ушата ледяной воды привёл его в чувства, заставляя очнуться от своего рода транса… - У тебя получилось… - мужчина шагнул к своему портрету и чуть заметно улыбнулся уголками тонких губ. – Значит выгоняешь… - Я не… Ещё шаг. И оба знают, что произойдёт, когда он дойдёт до себя нарисованного. - А знаешь, красиво вышло… мне нравится. – Ещё шаг, неслышимый в предрассветной тишине . Теперь воин стоит рядом с Кириллом… Только его глаза больше не синие, он чёрно-белый, как и рисунок, что создал Связующий. Тот, кому суждено стирать грани меж мирами… - Это конец, да?.. Я больше никогда тебя не увижу? – У юноши начали подрагивать пальцы. Только отнюдь не из-за того, что руки устали. Он просто… - Да, – воин кивает, на секунду моргнув и уже не скрываясь, улыбается. Грустно только слегка. Ещё шаг. Остался всего один, и картина прекратит быть картиной - только руку протяни. Впрочем, это мужчина и делает… - Подожди! – студент кричит, вмиг стряхивает с себя оцепенение и подаётся вперёд, едва успевая… Воин, которого он нарисовал несколько лет назад, который ожил и разгромил ему всю квартиру, который… Он не хотел его отпускать. Нет, он хотел дождаться утра, прийти на кухню… Нет, даже не для того чтобы поговорить, для того чтобы просто посмотреть в синие глаза и, притворно надувшись, сообщить что не сможет нарисовать… Смог. Нарисовал. Собственными руками распахнул дверцу клетки. Птичка выпорхнула, оставив его сидеть на полу, привалившись к стене. Нет, к его ногам… Огрызок карандаша больно колол щепками ладонь правой руки, но сидящий парень, закрыв глаза, не замечал этого, как и тонкой струйки крови, что пошла из носа. Не от удара – от того, что сердце билось слишком сильно. Над городом всходило солнце, первыми, несмелыми лучами окрашивая невзрачные и местами обветшалые дома в золото и пурпур… Прошло достаточно много времени, прежде чем Кирилл нашёл в себе силы подняться и, шаркая босыми ногами, пойти на кухню...