На лезвии карандаша

Простишь?.. Сухое, жёсткое сено едва слышно хрустело под ногами, половые доски поскрипывали... Только это не могло разбудить мужчину, кое-как устроившегося в углу денника. Деревянная дверь была приоткрыта, а решётчатое окно пропускало лунный свет, который серебристыми прямоугольниками освещал пол, присыпанный пучками соломы и песком. А ещё он освещал отчего-то согнувшегося юношу, прижимающего к груди маленький кулёк. Тот воровато оглянулся и присел рядом с мужчиной на корточки, аккуратно положив на пук соломы свой кулёк. Потом, практически бесшумно встал и, крадучись, вышел из денника, как позже выяснилось - за водой. Мальчишка старался всё делать бесшумно, чтобы ненароком не разбудить лошадей: ведь тогда на их обеспокоенное ржание прибежит конюх. А если прибежит конюх, то пиши пропало. В кульке оказались какие-то тряпки и пузырёк из тёмного стекла. Мальчишка, когда разматывал салфетку, которой всё это дело было перевязано, чуть его не разбил. Добро, что он на солому упал – только глухо стукнул да сверкнул гладким боком в лунном свете. Мужчина от этого звука чуть нахмурил брови, но глаз не открыл. Только вот его дыхание стало чересчур спокойным: проснулся, значит. Два пореза на его левой щеке только-только перестали кровоточить, но пропоротая кожа болела при каждом движении лицевых мышц. Достаточно ощущений, чтобы беспокойный сон как рукой сняло. Юноша, того, что он проснулся, конечно же, не понял. Смочил тряпку в принесённом ковше с водой и аккуратно коснулся ей окровавленной щеки... Через мгновение его уже схватили за руку, а мокрая тряпка выпала из тут же ослабших пальцев на грязный пол. Ярко-синие демонические глаза были совсем рядом; кровь, покрывшая засохшей маской лицо, была как будто уместна. Тишина почти оглушала. Эти двое так и замерли: мальчишка не делал попыток вырваться, а воин, несмотря на то, что рёбра ныли от неудобного положения, а по щеке опять начала течь кровь из открывшейся раны, не думал отпускать запястье. Лошадь тихо фыркнула и тряхнула гривой, от чего её длинная грива задела деревянную дверь стойла... Звук, отблеск луны, удар сердца и капля крови, которая скатилась по плечу... - Я... – юноша первым решился хоть что-то сказать. Нет, толку от его заикания не было никакого. И не то чтобы ему сказать нечего было, даже наоборот, но... Теперь же, когда синие глаза смотрели на него с таким презрением, слова сами собой застревали в горле склизким комом. - Ненавижу! – мужчина не кричал, нет. Он шипел, даже не морщась, когда кровь из порезов начала идти с новой силой. Он бы в глотку вцепился этому предателю, но сил на это уже банально не хватало: голова кружилась, рёбра болели так, что едва можно было вдохнуть, а руки уже и не слушались вовсе: дрожали и немели. Если бы не это, он бы убил его. Вот прямо сейчас. И плевать на то, что тем самым он всё провалит. Но нет, он отпустит сейчас запястье этого ничтожества, с трудом ляжет обратно на соломенную подстилку и закроет глаза, чтобы не видеть... ничего не видеть. - Ненавидь... – Кирилл сдавленно вздохнул и продолжил: – Только дай мне раны твои обработать... Я...лекарство принёс... У тебя, кажется, несколько рёбер сломаны... Как же... Что вообще... - Заткнись и уходи, – воин прервал уже совсем бессвязный лепет и резко отпустил его руку, поморщившись. – Убирайся отсюда... Один неосторожный вдох – чуть больше воздуха - и лёгкие напарываются на сломанные рёбра. Теперь ему уже не до мелкого предателя: боль такая, что в уголках глаз выступили слёзы, а сухой кашель было просто невозможно сдерживать. Во рту ещё чётче стал ощущаться тошнотворный привкус крови. Стало чуть легче, когда его кое-как посадили, прислонив к деревянной стене, и поднесли к губам чуть гнутый металлический ковш с холодной водой... Не то чтобы вода помогла уменьшить боль, но хоть смыла мерзкий привкус крови. Юноша поставил ковшик рядом с собой, потом нашёл стеклянный пузырёк и, открыв притёртую пробку, аккуратно капнул немного себе на ладонь. Несмотря на то, что в конюшне пахло отнюдь не розами, горьковато-терпкий запах дорогого лечебного масла можно было почувствовать. Такое же масло, каким затирали его рабскую метку в подвале Дарааса. - Даже не думай... - Я и не думаю. Лучше смазать твою щёку... - Пошёл прочь, предатель! – И опять синие глаза смотрят неотрывно. И опять ненависть и презрение... «Предатель» словно эхом отозвалось. Кирилл невесело улыбнулся уголками губ и опустил взгляд, глядя на серебристые прямоугольники лунного света, которые уже немного сместились и теперь освещали и их с воином тоже. Предатель. Именно им он считал себя долгое время, пока не понял: а что оставалось ему сделать? Мальчишке, который вообще ничего не мог и в этом мире не знал?.. Да ничего и не оставалось. Только так. И раз цена за жизнь такова, то её пришлось выплатить сполна. - Я уйду... Прости... Только воду и масло тебе тут оставлю. Всё же смажь щёку... И осторожнее с хозяином, он любит издеваться над людьми... И прости меня... – Если голос юноши изначально был негромким, то сейчас слова вообще едва можно было различить. Он, кажется, ещё что-то говорил и говорил, даже встав с колен и собравшись уходить, прогоняемый жёстким взглядом. А поутру Мист, решивший лично проверить, не сдох ли ещё его раб после вчерашнего, обнаружил в сене маленький стеклянный флакончик. Одного взгляда на раба хватило, чтобы понять: это не его рук дело. Нокто же будет разбираться-то? Кража она и есть кража, а он самолично за это масло отдал полтора золотых...