Пешка

В твоих глазах - то холод, то жара, Игра – лишь страсть, а, может, страсть – игра… «Чертово солнце. В чертовом Сейретее. В этот еще один проклятый чертов день.» - Хирако Синдзи сидел на огромном деревянном крыльце и сквозь полуопущенные веки наблюдал за тем, как огромный огненный шар медленно, даже слишком медленно передвигается по небосклону. Его совершенно разморила жара и безделье. Затишье было не к добру, он чувствовал это. Дуновение ветерка и глухой звук - рядом с ним нарисовался его лейтенант, как обычно, источая добродушие и покорность.. - Хирако-тайчо, - тихий голос, от которого хочется повести плечами или, даже, взбрыкнуться, словно прогоняя мерзкое насекомое, севшее на хаори. - Чего? – Синдзи лениво поворачивает голову. Вид Айзена еще больше раздражает – он очень, даже слишком спокоен, а за толстыми линзами можно скрыть цепкий, пробирающий до костей, снисходительный взгляд. - Что было на собрании капитанов? – не смеет присесть рядом, но стоит, выжидая, на почтительном расстоянии. Не верь губам – губы сладкий яд, Но в объятьях игры дороги нет назад. - Так я тебе и сказал, - Хирако все-таки не удерживается и фыркает, резко отвернувшись от лейтенанта. Айзен молчит, внимательно изучая каждую складку капитанского хаори. Он знает, что Синдзи скоро все и сам скажет – он его уже достаточно изучил. Этот человек не является для него более загадкой, однако осталось еще кое-что, что он бы хотел с ним сделать – приручить, стереть с его лица это вечное превосходство и эту наглость, эту браваду и напыщенность, эту задиристость. Да, определенно, сломать такого человека – прекрасное занятие на ближайший вечер, перед тем, как полностью посвятить себя делу, куда более важному и приятному. - Ничего особенного, - как по расписанию Синдзи поворачивается обратно, меряя наглым взглядом своего лейтенанта из-под жидкой ровно-остриженной челки. – Ничего такого, что следовало бы знать тебе и всему отряду. Айзен деликатно кашляет в кулак и медленно подходит к Хирако. Присаживается рядом. От такого поведения у длинноволосого поджилки затряслись. Он отодвигается слишком поспешно, однако чувствует, как на талию опустилось нечто теплое и подвижное. Рука! Его… только что попробовали обнять?! - Хирако-тайчо, - все тот же голос, но теперь с фальшивой теплотой, шепчет в самое ухо такие похабности, что капитан мгновенно покрывается неровными красными пятнами – и непонятно от чего больше – от стыда или от возмущения. Жестокая игра с улыбкой на устах В неискренних словах прячет страх… Резкое движение руки и нагретая солнцем рукоять катаны оказывается в ладони. Весь Хирако сейчас – одна натянутая струна. Айзен, с улыбкой девы Марии, откидывает голову. - Ты какого хрена себе позволяешь?! - Синдзи вскакивает, как ужаленный. – Давно на больничной койке не валялся? Соуске смеется. Почти открыто. Почти до слез. Почти правдоподобно. - Я вам просто правду сказал, тайчо, - его мягкий вкрадчивый голос обволакивает последнее слово, словно языком карамель. Солнце склонилось к темному горизонту, завершая свой путь на сегодня. В траве тут же запиликали цикады. Воздух посвежел, и стало прохладней, а Хирако также продолжал стоять напротив своего усмехающегося лейтенанта, впервые в жизни не зная, то ли убить того, то ли пожалеть за недостаток чувства меры, чувства юмора и еще бог знает чего. И только в темноте сплетаются сердца - Жестокая игра до конца. - Тайчо, - Соуске поднимается, отряхивая хакама. Крадучись, словно боясь спугнуть, подходит ближе, кладет свою руку поверх руки Синдзи, гипнотизируя взглядом преданных глаз, - ради вас и вашей любви я готов на все, разве вы не замечаете этого? Нижняя губа Хирако задергалась от отвращения. - Найди себе бабу, идиот, - брякает он первое, что пришло на ум, и резко поворачивается, обдав лейтенанта золотом длинных, ровных прядей. Тот, недолго думая, прижимает его к себе. Тело капитана оказывается еще более хрупким, чем казалось. И как в нем душа-то держится? Айзен усмехается и быстро, практически невесомо, прикасается губами к шее Хирако. - Ты… меносы тебе совсем мозги выбили? – орет тот, вырываясь. Но Соуске держит сильно, ведь эта игра его заводит. - Что вы, тайчо, - еле слышный шепот сквозь россыпь поцелуев. – Вы же знаете – это не так. Руки нервно развязывают пояс, снимают хаори, чтоб не мешалось. «Теперь ты мой, глупый». «Какого черта со мной творится? Почему я… позволил?» - мысли носятся в голове Хирако, лишая дыхания давящим отчаянием. Айзен грубо разворачивает Синдзи к себе лицом, а затем также грубо, чего от него капитан никогда не ожидал, прижимает к стене дома, накрывая рот поцелуем, заводя руки за голову. В твоих глазах ты знаешь мою власть Любовь – игра, сыграй же эту страсть. Синдзи теряется в путанных образах, в ощущениях, будто и вовсе не его собственных. Тело дрожит под ласками – подумать только кого! – и даже отвечает на эти ласки. Дыхания сбилось, волосы давно растрепались и теперь их длина только мешает – они липнут к разгоряченной коже, вызывая какое-то непривычное раздражение. Однако Айзену они, кажется, ничуть не мешают. Он отбросил очки, ничуть не заботясь об их сохранности и, отстранившись от бледно-красного лица Хирако, посмотрел на него как-то оценивающе. Синдзи тоже обвел его затуманившимся взглядом. Он мотнул головой, пытаясь отогнать наваждение, но в голову словно влили воды и сказали не расплескать – одно неосторожное движение и клонит в сон. - А ты можешь быть забавной игрушкой в умелых руках, - тихо и довольно говорит Соуске, проводя пальцем по тонкой шее вниз, к ключицам, а затем и далее. - Что? – выдыхает Хирако, пытаясь удержать ускользающее с каждым мгновением сознание. - Так, мысли вслух. Глаза Айзена, ранее казавшиеся откровенно туповатыми, теперь блестят хитростью и каким-то зловещим удовольствием. Синдзи никогда не видел такого его взгляда. Это его пугает. Оставь мечты, не победить в войне, И расплавишься ты, сгоришь в моем огне. Он опять тыкается в шею, покрывая ее поцелуями, оставляя синяки засосов, которые потом неизвестно как надо будет прятать от остальных. Синдзи пытается прекратить это безобразие, но из-за каши, в которую непонятно почему превратились мозги, он только приглушенно стонет сквозь зубы, вцепившись в удивительно мягкие волосы Айзена. Неожиданно липкое и вязкое сознание разрывается чудовищно яркой вспышкой боли. - Какого хера? – также сквозь зубы, сквозь силу, сквозь туман. А в ответ лишь наглая полуулыбка-полуусмешка. Айзен уже внутри. И толкается так, будто хочет разорвать к чертям собачьим все внутренности. Это больно. Это неприятно и, что хуже всего, это обидно. Имеют, как последнюю шлюху, просто вот так прислонив к первой же стенке. Хирако закусил губу, чтобы не закричать. - Ну-ну, тай..чо… Разве это неприятно?.. «Скотина… Да как…». От очередного толчка хочется потерять сознание. Ногти Хирако уже давно разодрали Айзену всю спину, но тому на такой пустяк плевать. - Я же вас люблю, тайчо… «Засунь свою «любовь» лучше себе в задницу, тогда мы и поговорим!» Хирако выгибает спину в дугу от неизвестно откуда накатившего наслаждения. Теперь он, кажется, поймал волну. - Быстрее… а-ах… быстрей, идиот! – слова срываются в жаркий шепот. На лбу выступили капельки пота, а в глазах уже почти нет и следа того прежнего отвращения. «Неужели ты вот так сдался, Хирако Синдзи? Нежели ты меня разочаруешь еще больше?» - Айзен продолжает движения, ускоряя темп, как того просит его плоть, как того попросил его капитан. Серым днем от страсти тлеть, Ночью в пламени гореть, Но в глазах друг друга мы читаем смерть. Когда на одном дыхании оба резко дернулись, все небо, успевшее достаточно потемнеть, окрасилось яркими цветами фейерверков. Айзен отошел в сторону, подобрав с пола хаори капитана и накинув его на плечи. Сам Синдзи, медленно сползший по стенке вниз, сидел, тупо уставившись куда-то на небо, переводя дыхание. Что на него нашло? Его лицо выражало такую растерянность, что Соуске позволил себе победную улыбку, пусть и краешком губ. Хирако замечает это, несмотря на то, что на лицо Айзена падает тень. - Чтоб ты сдох, ублюдок, - даже на нормальный угрожающий тон нет сил. – Чем ты меня… - Околдовал? – лейтенант пятого отряда поворачивается к своему капитану. – Вы сами этого хотели, разве нет? - Что?! – грудь нервно вздымается, мозг лихорадочно перебирает варианты того, что надо сделать в первую очередь - броситься на Айзена с кулаками, подняться и чинно пройти за катаной, а потом убить его, или же, чтоб было совсем красиво – подняться, одеться, взять катану и уже тогда накостылять ему по самое «мама, не балуй»?! «Но ты же ничего этого не сделаешь», - издевательски шепчет внутренний голос, почему-то подражая Айзену. - Вы слишком глупы, Хирако-тайчо, чтобы разобраться даже в себе, - для Айзена он уже совершенно неинтересен – он взял все, что хотел. Теперь игрушка скучна, хотя… Лейтенант вновь бросает взгляд на белобрысую голову капитана, который, то ли заснул, то ли рыдает о потере девственности… Ты мне еще сослужишь, Хирако Синдзи. Станешь пешкой. Разменной фигурой. Синдзи не спал и не рыдал. Обхватив коленки руками и рассыпав по полу длинные ухоженные волосы, теперь, когда сознание прояснилось, он думал и анализировал. Айзен еще наиграется. От него за версту несет лицемерием и лживой лестью. Я убью тебя, ничтожество. Я сорву с тебя маску, я уничтожу тебя. Чего бы мне это ни стоило. Пока мне неизвестно ни что ты замышляешь, ни то, что мне придется испытать, но, что бы это ни было, когда-нибудь мой занпакто отведает твоей крови, ублюдок. Жестокая игра с улыбкой на устах В неискренних словах прячет страх, И только в темноте сплетаются сердца - Жестокая игра до конца.