Встреча

Чонгук едва ли запомнил обратную дорогу. Мысли путались, а ноги упорно несли вперед в единственном желании оказаться как можно дальше. Редкие прохожие с негодованием шипели от возмущения ему вслед, но тот их даже не слышал — в ушах до сих пор стояла громкая веселая музыка одного из местных оркестров вперемешку с глухим стуком своего сердца. От новой порции воспоминаний Чонгук зажмурил глаза, стараясь избавиться от слишком яркого напоминания своей глупости. Ещё бы юному приезжему Чонгуку не обмануться мягкой, нежной улыбкой и добротой, на деле оказавшейся не более чем игрой. Вот только чьей — своего собственного воображения или красивой женщины? Однозначного ответа не было. Шляпа и перчатки остались где-то далеко позади, в чужом доме. Под распахнутые полы пальто проникал холодный вечерний ветер. Повязанный на шею шелковый платок давил и мешал дышать, но пальцы, дрожащие от разочарования, граничащего со злостью, лишь только затянули узел туже. Досада полоснула изнутри, заставляя прикусить нижнюю губу. Стоило взять себя в руки — он и так достаточно доказал, что не зрел. Чонгук с тяжелым вздохом опустился на тротуар и закрыл лицо ладонями, стараясь успокоиться. Выходило, откровенно говоря, плохо. Под закрытыми веками до сих пор был полутёмный коридор, переходящий в небольшую залу. Длинный мягкий диван на резных ножках протянулся у одной из стен залы; накидка из тонкого шёлка небрежно валялась рядом. Бледная кожа отливала серебром в сумраке. Этот тихий шёпот, что срывался на вскрики, он никогда бы не перепутал ни с чьим другим. Ещё буквально пару часов назад, едва ступив на землю с палубы лайнера, что увозил его далеко на юг, он с предвкушением спешил к женщине, чьим фаворитом Чон Чонгук себя так самонадеянно считал. К женщине, которая сейчас была с другим мужчиной. И как бы ни хотелось ему это признавать, но факт оставался фактом — тому он был совсем не ровней. Молодой и не опытный, он, Чонгук, был для княгини скорее красивым экзотическим зверьком. Он был красивым и притягивал к себе внимание окружающих своей экзотической для этих земель внешностью. Взгляды, направленные на него, всегда были разными, но дороже всех было внимание лишь одного человека. Сейчас же, кажется, ему впервые удалось посмотреть правде в глаза и увидеть, кем он был всё это время, ослепленный первой влюбленностью, ошибочно принятой за взаимное высокое чувство. Тёплый, почти горячий поток воздуха заставил удивленно поднять голову от ладоней — на дворе стоял октябрь, который выдался неожиданно холодным. Чонгук замер, чувствуя, как его волосы мягко треплет тёплый ветер. Но в то, что было сейчас перед ним, поверить было невозможно. Посреди пустого сумеречного проспекта висело нечто похожее на картину, если бы они имели свойства зависать посреди пространства и быть «живыми». Чонгук мог поклясться, что чувствовал на себе потоки горячего воздуха. Потому что он чувствовал, как ветер ласкал холодную кожу щек. Чужое солнце светило прямо в лицо, заставляя щуриться, но глаза постепенно привыкали к необычному яркому свету. По ту сторону небо горело закатными красками. Неожиданно что-то хрустнуло, и только тогда он увидел Его. Красивого, изящного, с мягкой шерстью, горящей в закатном свете золотом. Волк медленно приближался и высокая трава будто обтекала его тело пока он пробирался сквозь нее. Он смотрел на него жуткими и одновременно невообразимо красивыми глазами. И хоть Чонгук мало, что видел за свои семнадцать лет, живя полжизни в Доме, но он был уверен, что не встретить ему нигде таких завораживающих глаз. Ни у животного, ни у человека. Животное спокойно смотрело на него из «картины» и от неприкрытой печали в чужих глазах всё внутри Чонгука переворачивалось и дрожало, и казалось ему, будто он ощущал чужую пронизывающую естество грусть как свою. Волк протяжно завыл, подняв свою голову к темнеющему небу, и от этого пропитанного горечью звука сводило желудок. Разум всё ещё отчаянно пытался доказать, что такого не может быть. Такого не должно быть. Всё это выходило за рамки чего-то необъяснимого. Но юное, доброе сердце верило и сопереживало чужой грусти — не он один что-то сегодня потерял. Чонгук чувствовал, как его тянуло к этому существу. Пытаясь подавить неожиданные, неуместные слезы, он прикрыл на несколько секунд веки. А открыв глаза, он не смог удержать испуганного вскрика — волка больше не было, зато вместо него стоял обнаженный юноша. Высокая трава скрывала низ его тела, но длинного клинка, испачканного в крови, она скрыть не могла. Тёмно-каштановые волосы трепал ветер и в последних лучах заходящего солнца они окрасились тёмным янтарем, оставляя лицо незнакомца в тени. — Что ты, — Чонгук даже не заметил, что произносил взволновавший его вопрос вслух, — сделал с ним… Юноша не ответил, но стал подходить ближе, пока не оказался почти у самого края границы, разделяющей чужие миры. Разглядеть его всё ещё было трудно, однако глаза, что светились изнутри лазурью, твёрдо держали чужой взгляд. Это длилось не дольше нескольких минут, во время которых они не проронили ни звука. Лишь тихий шорох проникал в этот тихий, погрузившийся в сумерки привычный Чонгуку окружающий мир. Юноша всё также сидел на тротуаре, замерев, и заворожено смотрел снизу вверх на юношу, чьи глаза медленно темнели и меняли свой цвет на карий. Их необычное уединение не было долгим. С внезапно разорвавшим тишину звоном колоколов всё прекратилось — незнакомец резко обернулся и стал взволнованно вглядываться в пространство позади себя. Чонгук смог лишь разглядеть, как его брови сошлись к переносице, а губы сжались в тонкую полосу, когда чужой взгляд что-то разглядел впереди. Юноша коротко качнул головой, едва заметив, что Чонгук пытается подняться. Красивые пальцы показали жестами вести себя тихо. Это движение было нервным и неуверенным, но даже так заставившее подчиниться. В сгущающихся сумерках по ту сторону блеснуло острие кинжала. Тихое рычание отозвалось дрожью в чужом теле. В следующие несколько секунд всё смешалось в одно: горящие факелы и крики, вспыхнувшая сухая трава и утробный рык. Чонгук на мгновение поймал уже знакомый внимательный взгляд карих глаз. Это было последним, что он успел увидеть, прежде чем всё стихло, вернувшись на свои места. Где-то вдалеке залаяла собака. Поток холодного осеннего воздуха заставил вздрогнуть и повести плечами. Чонгук продолжал смотреть вверх, но кроме ночного неба и тонувшей в темноте улице ничего больше не видел. Негодование, непонимание и разочарование смешались в плотный клубок чувств. Его разум отказывался признавать то, чему он стал свидетелем. Ведь это не имело объяснения. По крайней мере сейчас. Было ли это Чудом? Провидением Божьим или же наоборот? Или всё это было колдовством? Может и вовсе всё окажется обычным сном. Чонгук не мог понять своих чувств. Его разум и сердце продолжали спорить и порождать новые сомнения. Однако в одном был уверен — эти прекрасные глаза он будет помнить ещё очень долго. И наполненные лазурью и те, что светились мягким карим светом.