Больные

- Останешься? – я переворачиваюсь на спину, чтобы разглядеть твое лицо, но вижу лишь удаляющуюся спину. Все как всегда: ты ненавидишь тесной одежды, закрытых помещений, правила этой страны. Ты не переносишь все, что лишает тебя свободы. Медленно подходишь к распахнутому окну и опираешься на подоконник, подставляешь обнаженное тело прохладному, ночному ветру. Обреченно вздыхаю и выбираюсь из теплой кровати. «Так ведь и простыть можно» Стоишь и молчишь, не обращаешь на меня никакого внимания (или делаешь вид). В холодном свете луны твоя белоснежная кожа кажется серебристой, а в волосы, уже привычного розового цвета, вплелись тонкие, снежные ниточки. Осторожно обхватываю тебя за талию и прижимаю к себе - твое тело прохладное и хрупкое даже не вздрагивает, ты лишь откидываешь свою голову мне на плечо. - Останешься? – шепотом повторяю свой вопрос. «Я знаю ответ. А ты?» Молчание затягивается, но выхода нет – тебе придется отвечать. Всматриваешься своими большими зелеными глазами куда-то в ночную даль. «Что ты хочешь там найти?» - Ты помнишь, как мы встретились на треке? – наконец-то заговорила. - Еще бы, такое - точно не забыть, - при этих воспоминаниях на моих губах сразу появляется мальчишеская ухмылка. Флешбэк *** - Хм… А этот паренек молодец – такую технику покажет не каждый профессионал, - я сделал еще пару кадров и отложил фотоаппарат. Такого, я еще не видел. Наблюдая за этим пареньком, я не переставал восхищаться – каждый поворот, каждое ускорение, будто он оживил эту трассу. «Меня, так часто видевшего знаменитых спортсменов журналиста, уже ни чем не удивить» - думал я до той встречи. Но я смотрел, и не мог насмотреться. Судзука* дышала, жила и расстилала дорогу перед юнцом. Мотоцикл не рычал, а пел под ним. Это было что-то невообразимое. Я засмотрелся так, что не услышал приближающихся шагов ко мне. - Ну как Вам? – хриплый голос вернул меня на землю и заставил обернуться. Мужчина, стоявший передо мной, был не на много старше меня, лет пять не больше. На одном глазу повязка, а пол лица закрыл темный летний шарф. - Это что-то невероятное. Простите, Вы, наверное … - Хатаке Какаши, - закончил за меня мужчина. – А Вы? - Я - Учиха Итачи - Очень лестно, получить похвалу от такого известного журналиста. Пройдемте, присядем… Солнце, нещадно палило всех: даже нас, сидящим под большим зонтом. На небе ни облачка. И хоть я проклял тысячу раз редактора, пока добирался сюда, сейчас был доволен. Беседа с интересным человеком, всегда доставляла мне удовольствие. А увиденное мною сегодня на треке, просто лишило дара речи. - Какаши-сан, Вы известный тренер и не менее известный гонщик, знающий эту профессию не понаслышке. Вы всегда говорили, что мотоспорт – удел мужчин. Но не так давно прошел слух о том, что в Вашей команде появилась женщина – гонщик. Так ли это? - Да это так, - сидящий напротив меня мужчина даже не повернулся в мою сторону, он так и продолжил всматриваться вдаль трассы. Жду, когда продолжит, но он молчит. - Итачи-сан, я не отказываюсь от своих слов, - спортсмен, повернулся ко мне, внимательно всматриваясь в мое лицо. – Я так же уверен, что байки созданы для мужчин, но в каждом правиле есть свои исключения. Этим исключением и стала Сакура. Она – подтверждение этого правила. Скоро я Вас обязательно познакомлю, тогда сами все поймете, - он перевел взгляд куда-то мне за спину, но я не предал этому значения. - Прошу меня простить, но я вынужден отказаться. Я все же большой противник женщин за рулем, а тем более в спорте. Уверен, что ничего толкового я не увижу – не хотелось бы трать свое время впустую, - по молчанию мужчины я понял, что наговорил лишнего, но ничего не мог с собой поделать. Это был неконтролируемый выброс слов, будто это и не я. Бывший гонщик, так и продолжал молча смотреть мне за спину. В тот момент у меня волосы на затылке встали дыбом, от ощущения опасности. Я медленно оглянулся. То, что там увидел, повергло меня в шок. В костюме гонщика стояла худенькая девушка. Розовые, длинные волосы растрепал ветер, губы сжались в тонкую полоску, а глаза, огромные, живые, зеленые глаза метали молнии. «Не верю. Как это может быть?» - Все высказал к…л длиннохвостый? – выдохнула она. – Получай Последнее, что я запомнил это приближающийся шлем и мысль: «Все. Абзац» *** Тихий смешок вернул меня в реальность. - Тебе, тогда сильно досталось, но ты сам виноват, - она, повернулась ко мне лицом, не разрывая объятий. На губах легкая улыбка, а в глазах искрится смех. Мягко провожу ладонью по твоей щеке – я до сих пор хочу услышать твой ответ, но ты молчишь, внимательно всматриваясь в мои глаза. - В моих глазах – нет ответа, - крепко прижимаю тебя к себе. Вру, но ответ должен быть только твой. -Это так глупо Итачи, не находишь? – в этих словах так много горькой самоиронии. – Ты спрашиваешь не о том. Обида, желание, боль, страсть, эгоизм, ревность, беспомощность, смятение, тревога, и даже страх… Страх за тебя. За нас. Все чувства смешались в единый клубок. Это саднящее чувство просто разъедает изнутри. Как серная кислота, попавшая на кожу, сжигает все на своем пути, так и внутри меня растет огромная черная дыра. Я так боюсь, что однажды, ты не вернешься в мою одинокую квартиру. «Я такой эгоист» - Прекрати это, Итачи - ты слишком много думаешь, - тонкий пальчик уперся мне в грудь. – Я долго стремилась к этой свободе, вечно слыша вокруг себя: приличная леди не должна то, это… - меня это просто убивало. Четыре стены из марципана и окно из леденцов на задний двор – вот был мой удел, как птица в золотой клетке… Ты получил долгожданный ответ? – чуть хрипловатый голос, сорвался на крик. «На что мы вообще тратим время?» - Нет. Я так его и не получил, ты ответишь мне утром. В тот момент, мне, почему-то стало плевать на ответ – захотелось просто прижать к себе эту маленькую женщину и никогда не отпускать. Я больше не хочу задавать вопросов. Обхватываю ее лицо руками и грубо впиваюсь в такие желанные губы. Прохлада нежной кожи просто сводит с ума, заставляя сердце колотиться чаще. Горький, но такой сладкий, дурманящий аромат жасмина заставляет забыть о реальности. Чувствую, как короткие ноготки прошлись по спине, чуть кольнув. «Где мы? Кто мы? Плевать» Ее тонкие пальцы путаются в моих волосах, а я губами провожу по шее, оставляю красные пятнышки на белоснежной коже. Слышу твои гулкие удары сердца и глубокие вздохи – они действуют на меня как электроразряд. Охватываешь меня ручками, гладишь, сжимаешь мои плечи. Я словно слышу твой немой крик: «Хочу» Губами прокладываю дорожку поцелуев до груди. Провожу языком по розовым бусинкам и обхватываю их губами. Руками провожу по упругим ягодицам и начинаю их нежно поглаживать, чуть сжимая. Ты же прижимаешься ко мне, что-то бессвязно шепчешь и часто дышишь. Нет сил, это остановить, да нам и не надо. Провожу по внутренней стороне бедер и сам начинаю задыхаться от желания почувствовать горячую влажность на своих руках. Губы, уже давно на твоем упругом животе, а сам я на коленях перед тобой. «Ну же, смотри» Отрываюсь от такой желанной кожи на секунду, и ловлю помутневший от страсти взгляд. Мы срываемся. Резко и властно. Нежно и сладко. Больно и дерзко. Сплетаемся в единое тело, будто уничтожены все законы физики. «Только ради тебя» - бьет единая мысль на двоих. Отдаю всего себя, и получаю не меньше. Тонкое тело выгибается подо мной, чуть ли не становясь на мостик, когда я проникаю в тебя. Нежные губы целуют так жарко, что кажется я в пустыне, а тонкие ноготки уже не покалывают – режут мою спину. Каждый мой толчок - твой вскрик. Каждый твой поцелуй – мой рык. Пляска тел и душа, одна на двоих. Единый, финальный стон, сказавший все за нас. Той ночью я так и не уснул. Слушал твое размеренное дыхание, мерное биение сердца, смотрел как вздрагивают ресницы, сохранившие вчерашнюю тушь, как распухшие от поцелуев губы, шепчут что-то во сне… Я не хотел рассвета. Но он будто вредный продавец, предлагающий ненужный товар, сверкнул над крышами. Зачем мне пустое существование? К чему жизнь, кипящая за стенами этой квартиры, если в ней нет тебя? «Я, наверное, болен» Самого пугают эти слова. Еще немного, и ты уже сонно потираешь свои изумрудные глаза, молча одеваешься и покидаешь мой дом. Тихо, бесшумно, так, чтобы не разбудить меня. И лишь когда щелкает замок – я открываю глаза. Словно затухающий костер, угольки мыслей жгут меня изнутри. Смотрю на яркое солнце, красные лучи отражаются в окнах высоток. Лежу в примятой кровати, пытаюсь хоть немного сохранить твое тепло. Запах жасмина, будто пропитал все вокруг и это раздражает. В голове, рядом с твоим образом появляется еще один, красивый, но такой далекий. Мать обожала эти цветы, и каждое лето наш сад наполнял душный аромат белых бутонов. Но мать умерла, сад, который она так оберегала – уничтожен новой хозяйкой, а дом, раньше ассоциировавшийся у меня с теплом и уютом, сейчас вызывает зубной скрежет и чувство отчаяния. О да, я знаю ответ на свой вопрос: жить, не оглядываясь, не завися от норм и правил, установленных высшим обществом, которому жгут руки зеленые бумажки. Гордиться собой, а не своим положением. Я до сих пор помню последний разговор с отцом. Как внешне спокойный и уравновешенный человек орал и брызгал слюной, узнав о моем решении стать журналистом. Как младший брат смотрел на меня абсолютно ледяными глазами, когда я сказал, что отказываюсь от семьи. Как мачеха злобно верещала мне оскорбления вслед, что я унизил ее, семью, перед высшим обществом, разорвав помолвку с известной красавицей. А я ушел. Ушел, оставляя след из выкуренных сигарет, и даже сейчас, когда Саске смотрит на меня все тем же ледяным взглядом, а отец молча обходит меня – я не жалею о своем решении. Я хотел их понимания и поддержки, а получил презрение и изгнание. Я не такой, каким бы им бы хотелось меня видеть – и этим все сказано. Глупая гордость и снобизм – вот, что это. Скидываю ненужное одеяло на пол – утреннее солнце раскалило прохладный после холодной ночи воздух. Освежающий душ, горький черный кофе – это все что могу себе позволить, чтобы не опоздать на работу. За всеми этими воспоминаниями – я забыл о времени. Но мысли, как присосавшиеся пиявки не хотят отпускать мой мозг, вновь и вновь возвращая в прошедшую ночь. - Сакура, - произношу ее имя, будто пробую на вкус. Сакура – девочка, которую я помню еще с детства, в белом с рюшечками платье. Помню, как бегала за Саске и как плакала, когда он в очередной раз ее обижал. Как радовалась его подаркам на день рождение. Ее искрящиеся глаза и радостную улыбку, наивность и веселый смех. Как кружилась среди опадающих розовых лепестков. Образ милой и нежной девочки до сих пор хранится у меня внутри, и он никак не соответствовал тому, что я увидел около года назад на памятном стадионе. Яркая, тонкая, острая, как молния. Она была другой. Мы встретились шесть лет спустя, а я будто оказался в другой жизни. Месяц спустя, я все - таки, решил извиниться. Только тогда я понял, что образ маленькой принцессы разбился вдребезги о реалии нашего мира. Она не сказала, что прощает меня, лишь спросила: каково мне быть изгоем, без семьи. А я молчал. В тот вечер мы напились. Горькое саке - обжигало горло, но горче были ее глаза, что раньше верили в людей. В тот вечер они были сухими, но столько усталости я еще не видел никогда. «Как я» - возникла у меня мысль тогда. И были поцелуи жаркие, как полуденное солнце, стоны, которые разбудили, наверное, всех в доме. А утром я слышал, только тихий щелчок входной двери и звук мотора в еще не проснувшемся городе. А затем еще и еще. Ночь, за ночью. Она приходила, а я не звал. Я не прогонял, а она покидала меня. Встречаясь днем, мы будто и не были знакомы. Никто и никогда не говорил о любви. Но была поддержка, было тепло. Было то, о чем мечтал. Поняв эту простую истину, я стал чаще задумываться о жизни без нее. И вглядываясь в эту самую жизнь, я понял, что она стала серой, бесцветной. Что приносившие раньше радость дела, потеряли вкус без веселого смеха. Я откинул от себя листы бумаги, будто это они виноваты во всем. Работа, обычно приносящая удовольствие, сегодня стопорилась и отказывалась продвигаться – все мысли заняла ночная гостья моего дома. За окном уже вечер, а у меня ни строчки. Листы непривычно девственно белы. Получив по шее от редактора, с чистой совестью покидаю рабочее место. «Не уволили - и то радость» Обратная дорога домой заняла не больше часа, но мне показалось, что я пересек пустыню. Лишь оказавшись дома, тут же включаю кондиционер, а сам отправляюсь в душ. Прохладная вода помогла хоть и ненадолго. «Сегодня точно пойдет дождь» И как по мановению волшебной палочки хлынул ливень. Быстрые капли барабанят по оконному стеклу, больно ранят перегретый за сегодня мозг. Сижу на кресле в темноте. Вслушиваюсь в себя. «Может, испугал? А может, просто не хочет» Стрелка часов давно перевалила за десять, а ее все нет. Телефон молчит – я тоже. Вслушиваюсь в эту пустую тишину, пытаясь различить на фоне бьющих капель звук мотора. Отсчитываю секунды, слушая ход стрелки. Неожиданный стук в дверь нарушает мое уединение. Открывать не хочется. Если бы это была Сакура, то воспользовалась бы ключами, да и не слышал я ничего. Наверное, соседи. Молчу, слышу, как незваный гость, топчется на месте. Снова стук. Настойчивый, уверенный. «Да что ж такое» В бешенстве встаю и иду открывать дверь. Хлипкая деревяшка поддается мне не с первого раза. Открываю дверь и замираю. К двери присоединяется и открывшийся рот. Розовые волосы намокли и больше напоминают сосульки. Одежду можно просто выжимать, а щеках, застыли прозрачные капли. - Сегодня разбила свой любимый байк, - хриплый голос выдает тебя с головой – плакала. – А Какаши отругал меня… А я молчу. Что сказать – не знаю. Молчишь и ты, всматриваясь яркой зеленью глаз в меня. - Так я останусь… - Любишь поцелуи по утрам? «Мы точно больные» _______________________________________________________________________ *Судзука – трасса Формулы-1, находится в городе Судзука, префектура Миэ, Япония