Good enough for Baekhyun

— Как его состояние? — бледный альфа с ярко выступившей на лице щетиной стоял, прислонившись к белой больничной стене, и устало моргал, смотря на мужчину в белоснежном, но чуть смятом халате. — По состоянию жизненных показателей всё лучше, нежели в душевном плане, — бета лет пятидесяти изнеможённо кивает и морщится, видя напротив сумасшедшие глаза, что цепляют картинку экрана телевизора, висящего над постом медицинского персонала. «- Спустя год и восемь месяцев корейской охранной службе удалось вернуть на родину сына бывшего президента Бён Чоля. Напоминаем, что Бён Бэкхен был похищен весной 2015 года после его дебютной выставки, что проходила в центре искусств Нью-Йорка. Похитители потребовали выкуп в виде десяти миллионов долларов и ухода президента со своего поста в правительстве Южной Кореи. Как мы помним, все условия, ради спасения единственного сына, были выполнены беспрекословно и в срок, равный двум неделям, однако возврата заложника так и не последовало, — ведущий прищурился и приложил к губам наманикюренный пальчик. — Как сообщают источники, попытки найти сына бывшего президента правительство оставило более года назад, а своему спасению он обязан частной охранной компании, на услуги которой, как также сообщает наш источник, у бывшего президента не хватило бы в данной ситуации средств. Так кому же мы должны быть благодарны за то, что дело двухлетней давности наконец-то забудется и вся нация сможет спать спокойно? — договорил молодой омега и на экране замелькала очередная реклама с Ким Тэхи». — Господин Пак, Вам бы поспать, а то еще и Вас придется лечить, — добродушно проворковал врач. — Может Вам хотя бы палату выделить, чтобы передохнуть, а вашего спасенного уж точно никто не украдет, — он кивнул в сторону пяти охранников, что стояли перед самой дверью палаты спасённого парня. — Хорошо, док, хорошо, — сдался Чанёль и совсем тихо спросил. — На его теле осталось что-то, что будет напоминать ему … — У него шрамы на спине от лопаток и до копчика, если не ошибаюсь, то всего их пять, а еще несколько меток, но судя по отсутствию запаха и форме клыков, их оставлял совсем не альфа, господин Пак, — стушевался бета. — И простите, но на следы принудительного насилия он осмотреть себя не дал. — Всё нормально, доктор Ким, идите, Вам тоже надо сделать перерыв, — кивнул Пак и перевел взгляд на своих бойцов. — Никого без моего ведома не пускать, иначе яйца отстрелю и отдам Тао, чтобы собак прикормил. Понятно? — Да, сэр, — ответили ему хором альфы, неосознанно прикрывая причинные места ладонями. Ну а Чанёлю и правда не помешало бы привести себя в порядок. В квартире, где он не появлялся почти три месяца, наконец-то напав на след похитителей, стоял жуткий бардак: пыль свисала паутинкой с потолка и пряталась за высоким торшером, на полу гостиной стоял открытый чемодан, который так и не поехал в США с Чанёлем, а рядом валялись папки с личными делами бойцов, которых он отбирал для миссии по спасению омеги. Среди них выбивалась лишь одна контрастная вещица — фотография в золоченой рамке, где среди детей двадцати стоял семнадцатилетний Бён, укутанный в адидасовскую толстовку Чанёля, а ноги так и оставались в коротеньких шортиках, совсем не спасая от укусов противных комаров. Чан усмехнулся, потому что он прекрасно помнил тот день, когда омега приехал к месту сбора класса на такси и уже намеревался достать из багажника свою сумку, как машина неожиданно стартанула, увозя поклажу Бэкхёна все дальше. Так и вышло, что два дня на природе и один Паковский рюкзак с вещами на двоих. Если вы спросите о том, как давно всё началось, то вряд ли Чанёль ответит, потому что ему казалось, что Бён всегда был с ним рядом, словно часть него, однако отношения статуса не приобретали: они не были друзьями и любимыми друг для друга официально не были, что не мешало альфе сходить с ума от длинных пальцев и отвратного характера Бёна. Бэк никогда не скрывал своего отношения, говорил чётко и открыто, так, что постоянное «Эй ты, принеси, подай, купи, встреть меня после свидания» уже не приносило такой яркой боли, как в первый раз. Бэкхён был сыном вице-президента, а потом его отца и вовсе с большим отрывом избрали на высший пост, а что до отца Чанёля, то тот был охранником в Голубом доме, не главой службы, а просто рядовым телохранителем господина Бёна. Бэкхён же решил, что Чанёль должен охранять его, раз уж так повелось. Альфа всегда был мощным, сильным и по отношению к Бёну слабохарактерным, чем омега так открыто пользовался. Одного Бён не понимал: почему простой Пак знает слишком много тонкостей высшего круга и живет в свои семнадцать отдельно, а еще те странные дорогие машины, что частенько подъезжали к воротам учебного заведения, чтобы на большой перемене впустить альфу в дорогой кожаный салон для, судя по всему, очередного серьезного разговора. Чанёль касается кончиками пальцев снимка и обводит силуэт омеги. Как давно всё это было, а словно вчера. Скоро Бэку двадцать пять и незаконченный выпускной курс в университете. Пак вздыхает, чувствуя, как ему будет тяжело вытащить любимое существо из панциря обиды и боли, что принесли ему долгие месяцы без его, Паковской, защиты. Он скребет себя руками, вспоминая, как Бён насильно оставил Пака в Сеуле, заявив, что если тот будет его и на выставке сопровождать, то прессе он вряд ли докажет отсутствие связи между ними, а ведь Бэк хотел себе настоящего альфу, который предложит ему всё и даже верхушку Эйфелевой башни. Как считал Бён, Паку он сам был не по зубам. Чанёль вспоминает, как они поругались тогда и как он заставил омегу впервые заплакать, говоря о том, что никто его, такого колючего и дерзкого, кроме него — Чанёля — не полюбит. Бэкхён тогда громко, оглушающе сильно, хлопнул дверью такси, оставляя Чана с собранным красным чемоданом на тротуаре и изломанной душой. Всё так и вышло, Бэкхён остался нужен только Паку в то время, когда все потеряли надежду, а бывший президент выкупил в колумбарии место, где не было урны, а лишь фотография улыбающегося мальчонки с ровным рядом белоснежных, словно снег, зубов и живые цветы, которые таскали все близкие, кроме самого Пак Чанёля. Ёль искал, в его паспорте все страницы были украшены штампами аэропортов Инчхона и Джона Кеннеди, а в душе жила тонкая ниточка надежды, что колючий, словно маленький ёжик, мальчик всё-таки вернётся, и даже если не к нему, но всё же. Пак вернулся в Корею на частном самолете компании три дня назад, весь полет не выпуская из рук парня, убаюкивая и говоря о том, что всё закончилось, а тот бился в объятиях и кричал, срывая связки. Чанёль не знает, кому в то время было больнее. Но в одном он был уверен точно, что показываться в таком виде сейчас Бёну не стоит, потому что за все три дня в больнице он не то что не ел, но и так и не сменил одежду, где на рукаве кофты алело кровавое пятно — нож одного из охранников прошелся по предплечью, а потом оказался где-то в районе печени ублюдка — хозяина. Пять человек сделали то, что не смогли сделать те, кто просто был обязан спасти омегу еще в первые дни заключения. Тогда может бы и не было меток, шрамов и пустых, полных слез, глаз. Чанель долго стоит под душем, бреется, не выходя из кабинки, где температура щиплет глаза. Рана снова кровит и он закрывает ее пластырем, а потом чистит зубы и думает о том, что определенно хочет кофе и риса жаренного с кимчи, однако последнее ему не удается, потому что телефон орет отвратной мелодией, а на конце трубки кричат о том, что ему срочно надо в больницу, иначе Бён разнесет к чертям всё, а еще в руках омеги скальпель, а в глазах дикая решительность. Пак тянет на голое тело джинсы и накидывает рубашку, забыв про волосы, полные влаги, и то, что на улице еще бушуют холода. Он едет со скоростью сто восемьдесят, иногда вылетая на встречку и молясь о том, чтобы успеть. Он находит Бёна стоящим на кровати и со скальпелем в руке, что замерла возле тонкой шеи и кривится, словно это его полосуют в данный момент. — Покиньте помещение, — рычит альфа. — Живо! Вон пошли, — шипит, не отрывая от омеги глаз. — Бэкхён-а, отдай его мне, — просит он, как только закрывается дверь палаты. — Ну же, Бэк, давай, — альфа делает шаг к кровати, а Бён пятится назад. Бэкхён машет головой и лезвие трогает нежную кожу, пуская капельку рубиновой жидкости наружу. У Чанёля рвутся все струны, как на той гитаре, на которой он играл, когда звонок отца застал врасплох. В тот день Бёна похитили. — Прошу, — голос альфы дрожит и срывается на последнем слоге, а за ним прозрачные кристаллы оседают на скулах, чтобы потом скопиться на подбородке. — Я пойду за тобой, слышишь? Если ты сейчас это сделаешь, я не останусь в стороне, я не смогу жить без тебя. — Вы все похоронили меня, — хрипит омега и шмыгает носом. — Не я, Бэкки, я искал тебя каждый день, каждую минуту я думал лишь о тебе, малыш, и я нашел тебя не для того, чтобы снова потерять. Не бросай меня, хорошо? Я снова буду таскать тебе какао и твои любимые пирожные, я буду встречать тебя после свиданий и возить тебя за покупками в любимые бутики, я буду для тебя тем, кем ты пожелаешь, Бэкхён, только отдай мне этот чёртов скальпель, хорошо? — Забери меня отсюда, это место очень похоже на тюрьму, — хнычет омега и отбрасывает скальпель к окну. — Па-а-а-а-к, мне так было страшно, — уже громче голосит он и падает на колени, чтобы позже уткнуться в плечо альфе, чей запах он помнил эти два года лучше, чем свое родное имя. — Т-с-с-с, всё пройдет, всё закончилось, я больше никому и никогда не дам тебя в обиду, мой малыш. И Бэкхён верит так, как никому другому, так, как всегда верил этому человеку, однако в тот злополучный день не совладал с эмоциями и пропал. Чанёль обрабатывает ранку на шее омеги и достает пакет с вещами, что купил для Бэка его секретарь еще два дня назад. Альфа самолично одевает Бёна в мягкие брючки изумрудного цвета и водолазку, которая чуть не рвется, стоит Паку увидеть шрамы и две метки. Белые носочки окутывают приятным теплом маленькие ножки и тонут в уютных ботиночках, а на плечи опускается дутая белоснежная куртка с кроличьим мехом на капюшоне. — Домой? — спрашивает альфа, и омегу передергивает. — К тебе, — фыркает он. — Я же и говорю, домой, — смеется альфа и берет укутанного парня за руку. — Только нам надо бы в магазин заехать по дороге, в тот, где рядом твоя любимая пекарня, а то вон какой худой стал, так ветром и снесет, — вещает Чанёль и, оставив разборки с больницей на своих бойцов, уводит ослабленного омегу к машине. Бэкхён очень забавно смотрится в салоне огромного внедорожника, но Паку нравится такая миниатюрность парня, что до плеча ему и не доставал, однако рост с лихвой компенсировал характер и прыткость. — Тебе идет, — шепчет Бён, когда альфа помогает ему выбраться из машины и спешит к багажнику, чтобы забрать сумки с покупками. — М? — Быть таким… — Каким же? — Крутым боссом, на огромной машине и с платиновой банковской картой. — Я всё тот же парень, Бэк, я не изменился, а это всё благодаря моему дедушке, который верил в тебя не меньше моего. — Я думал, что ты, как и твой отец, откажешься от компании деда по соображениям моральным и принципам пацифизма, но вот как вышло, — омега мнется у лифта подземной парковки и забирается внутрь, стоит только створкам раскрыться. — Мне нужны были ресурсы, чтобы найти тебя, а деду нужен был наследник. Его не стало два месяца назад, но он и правда верил в тебя, — грустно улыбнулся Чанёль и нажал на кнопку четырнадцатого этажа. — Во всём виноват я? — Нет, маленький, не виноват, и я никогда не буду тебя осуждать, — выдыхает альфа и кивает на картонный стаканчик в руках омеги. — Пей, пока не остыло. Чанёль живет все в той же квартире, что и в студенчестве, поэтому у Бэка отсутствуют признаки дезориентации, также, как и сменная одежда, однако Пак забавно хихикает и ведет омегу в свою комнату, проводя того в гардероб, где висят вещи Бёна и сидит на полке маленькая альпака, которую парень называл именем альфы — всё тогда решали непослушные кудри, что никак не укладывались в прическу. — Они их отдали? — с грустью спросил Бэк и провел кончиками пальцев по ткани. — Я попросил, Бэкки, а ты попробуй не винить их. — Я их единственный сын, а они меня похоронили, Чанни. Вот так просто, — голос мальчишки снова срывался на хрипы и Пак понимал, что во всем мире остался одним родным для него. — Как же ты смог, А? — Я люблю тебя, Бэкки, всегда любил и буду, поэтому решение найти тебя стало смыслом жизни, — он целует его в макушку и сжимает еще крепче. — А теперь на нашем пути новые задачи, а одна из первых, это отправить тебя в душ и хорошенько накормить, а потом мы напишем заявление в университет и в сентябре отправим тебя на последний курс. — А потом? — И сейчас и потом всё будет хорошо, малыш. Всё будет так, как ты захочешь, — шепчет альфа, укачивая в руках Бёна. — Но сейчас я никто без своей семьи, а обратно я ни ногой. Я не могу себе не то что универ позволить, но и шоколадку с бутылкой воды, придурок, — пинает его омега. — Распланировал он всё. — Бэк, посмотри на меня, — отстраняя парня просит альфа. — Ну что? Все вернулось ко мне моей же монетой, да? — Бён Бэкхён, подними свои прелестные глаза и посмотри на меня, — усмехается Ёль. — Всё моё — твоё, понял? Эй, ёжик, ты меня понял? — И даже твоя платиновая карточка? — А вот и нет, — смеется Пак. — Что удумал, — журит, но так мягко. — Держи, шопоголик, — из кошелька появляется карта национального банка цвета ночного неба. — Я не переживу видеть каждый раз смс с суммами, которые ты тратишь на свой гардероб. — Так просто? — недоумевает омега и непонимающе смотрит в глаза напротив. — Непросто было мне без тебя, а сейчас всё полная ерунда, — отмахивается Чанёль. — А теперь в душ, Бэк! — Так всё плохо? — краснеет омега и вспоминает, что мылся только по приезде в больницу. — Боже, как стыдно. — Поверь, я сегодня днем выглядел не лучше, поэтому прекрати смущаться и шуруй, а я пока ужин приготовлю. Хорошо? — Спасибо тебе Ёлли, огромное спасибо за всё и за то, что любишь меня, спасибо, — омега мажет губами по щеке альфы и подхватив пижамные штаны, что лежали на нижней полке, а также и чанёлеву футболку, уходит в сторону душа. А что еще оставалось ждать Паку, что омега кинется с признаниями на шею? Он слишком хорошо знал Бёна, чтобы рассчитывать на подобное. Бён появляется на кухне тогда, когда выключается конфорка под скворчащим мясом, а на стол опускается жаренный рис с кимчи. Пак уже успел переодеться в домашнюю одежду, поверх которой был нацеплен фартук, а на плече висело полотенце. Они едят в тишине, хотя вопросов очень много, но это все потом. Бён говорит, что в квартире не мешало бы убраться, а Чан обещает, что займется этим, как только разгребётся завтра в офисе, ведь трехмесячное отсутствие это не пара выходных по болезни. Чанёль моет посуду, пока омега уплетает десерт и запивает его вкусным чаем, а потом Бэк просит не оставлять его одного в темной комнате. Они спят вместе, тесно прижавшись друг к другу; Чанёль чувствует под тонкой тканью футболки выпуклые шрамы и думает, что стоит утром узнать, как дела с поимкой зачинщика и автора этих увечий. Бён плачет во сне, зовет Чанёля и папу, успокаиваясь лишь под утро и утыкаясь носиком в горячую шею альфы. Ёль гладит волосы Бэка и рассыпает по ним поцелуи, а потом, тихо выбравшись из объятий, идет соображать завтрак, чтобы побаловать омегу лакомствами на подносе. Чанёль много раз извиняется, прежде чем уехать в офис и сообщает, что перед дверью охрана, а его номер на быстром наборе в новеньком бэковском смартфоне. Чуть позже в квартиру стучится один из ребят Пака и передает в руки растерянного омеги новый макбук, графический планшет и огромный пакет с различными материалами для художников. Телефон пиликает, оповещая о сообщении, что гласит: «Зайди в дальнюю комнату, ключ в верхнем ящике моего стола. Уже скучаю по тебе, малыш» И Бён идет, чтобы потом упасть на колени и долго плакать. В большой светлой комнате стоят все картины с той злополучной выставки, купленные Пак Чанёлем, как в галереях, так и у тех, кто успел урвать бёновские творения еще на открытии. Здесь были все тридцать восемь полотен на несколько сотен тысяч долларов. Пак и правда верил больше, чем даже сам Бэкхён. Омега старается забыться и находит уборку в их теперь общем доме достаточно увлекательным занятием, особенно, когда взгляд то и дело натыкается на разные мелочи, что связаны с их совместными буднями: фотографии, статуэтки, фильмы, что они смотрели десятки раз вдвоем, скетчбук, что однажды Бён определил, как потерянный. Неужели такой красивый альфа мог так долго не только терпеть его, но и жить им и для него. Бэк прекрасно помнил их последний разговор перед покушением, а еще то, как обещал себе, сидя с завязанными глазами в кузове машины, что расскажет всё Чанёлю без утайки: то, как он боялся отношений, как давили на него родители, говоря, что если связь с сыном простого телохранителя перейдет за рамки дружбы, то чанёлев отец лишится работы, а ведь муж того уже тогда болел сильно и занимался лишь домашним хозяйством и младшими детьми. Но что сдерживало омегу сейчас?! Страх, что Пак подумает, что это ответная услуга или же то, что омега теперь не имеет влияния за счет статуса родителей, а соответственно никому кроме альфы и не нужен. — Бред, — шепчет он себе под нос и взбивает диванные подушки. — Что ты там бормочешь? — на пороге стоит альфа и удивленно присвистывает. — Бён Бэкхён и уборка, вот это номер, — беззлобно смеется альфа и протягивает растрепанному омеге огромный букет пионов. — Привет, маленький. — Это мне? — округляет глаза Бэк и алеет щеками. — Нет, просто даю тебе подержать, прежде чем подарить другому омеге, — шутит он. — Эй, ты в нашей квартире не видел еще одного представителя слабого пола? — Нет, — бурчит Бён и смеется, когда его, щелкнув по носу, уже привычно целуют в макушку. — Как твой день? — Скучал, а тебе, я смотрю, было чем заняться, — альфа скидывает пиджак и ослабляет галстук. — Чем займёмся? — Сначала я тебя накормлю, а потом мы посмотрим кино и умнем добрую часть сладостей, что купили вчера! — Не слипнется? — Нет же, дурачок, — хмыкает Бён. — Помнишь, как я на спор три торта умял. И не слиплось же?! — Ну да, помню. Ты тогда всю ночь мне по телефону рыдал, что утром в джинсы не влезешь и тогда мне придется тебе свои одалживать. Еще как помню. — Чан, иди ты… мыть руки и на кухню. Чанёлю всё труднее сдерживать себя рядом с парнем, который с каждым днем становится все тем же омегой, возвращается некая бесстрашность и колкость. Бекхён все чаще выбирается на улицу, тем более, что в права вступает май, и на день рождения он получает от Чанёля новенький спорт кар красного цвета и колечко от Тиффани, что отлично смотрится на большом пальце правой руки. Он всё также по ночам ластится к Чанёлю и плачет, но намного реже. Комната альфы становится их общей, но без намека на что-то большее, чем дружба. Чанёля рвет на части, а Бён думает о том, что сначала должен состояться как человек и вернуть Паку всё с лихвой, а только потом сказать о том, что любит его до поджатых пальчиков на ножках. Спустя почти пять месяцев после возвращения, Бён всё-таки соглашается на интервью, а после нахлынувших воспоминаний вливает в себя три бутылки вина и стакан виски, поэтому, когда хлопает дверь и альфа привычно кричит с порога, что он дома, мозг отключается совсем и это для его характера просто фатально. Омега пьяно хихикает и на цыпочках идет за Паком, чтобы чуть позже скользнуть в душ и уткнуться носом в сильную мокрую спину, выдыхая хриплое: — Возьми меня. Чанёль округляет глаза, когда обнаженный омега падает на колени и утыкается носом в пах альфы, который незамедлительно реагирует на любимого и желанного парня. Бён целует везде, куда достает и понимая, что Пак не дышит даже, поднимет затуманенные глаза. — Тебе не нравится? — Зачем ты это делаешь? — выдыхает альфа и смотрит так, словно от бёновского ответа жизнь мира зависит. А того клинит и его откровенно бесит, что вот, он сам себя предлагает, а альфа не отзывается и еще вопросы глупые задает. Бён не был бы им, если бы не: — Должен же я тебя отблагодарить за спасение, содержание и крутую тачку. Ты же меня так давно хочешь, так чего ждешь? — улыбается хитро Бэк и целует Пака в бедро. — Ну ты и дурак, Бэк, — выдыхает Пак, отстраняя омегу от себя. — Я даже не думал, что ты можешь сделать мне еще больнее, чем тогда, когда хлопнув дверью такси, оставил меня одного. — Эй, ты чего? — Выйди пожалуйста, я хочу принять душ и собрать вещи, у меня самолет через пять часов. — Ты меня бросаешь? Йа, Пак Чанёль, ты придурок? — орал омега, сжимая руки в кулаки. — Конечно нет, просто у меня дела и я не могу не быть там, где должен, Бэк, — спокойно отвечает альфа, стараясь не смотреть на обнаженного парня. — А теперь иди, пожалуйста, разогрей мне ужин, я крайне голоден. Чанель покинул квартиру спустя три с половиной часа, а время для омеги замерло на восемнадцать дней и семь с половиной часов. Чондэ — секретарь Чанёля, заглядывает к Бэку на шестнадцатый день и в ужасе замечает младшего на диване, бесцельно щелкающего каналы и смотрящего куда-то в стену. Омега бледный, как моль и очень худой. На плите две спаленных сковороды и заветревший рис в кастрюле. — Эй, ты решил к возвращению босса сделать сюрприз в виде своего хладного трупа? — Ким теребит Бёна и заставляет посмотреть на него. — Всё равно я ему не нужен, — отмахивается Бэк и снова щелкает пультом. — Совсем рехнулся? — орет секретарь и ладонь несильно бьет по щеке апатичного парня. — Он ради тебя перевернул половину мира, не спал и не ел неделями, он пошел против всех: своей и твоей семьи, лишь бы найти такого придурка, как ты. Он любит тебя, любит так, как в сказках не описывают, потому что так просто не бывает, а ты — козёл, раз так мучаешь его. Чем он заслужил такое? А? Если бы он хотел тебя трахнуть, чтобы ублажить свои детские обиды, то сделал бы это тогда, когда из задницы у тебя текла смазка, а ты вопил на весь дом поэмы про большие члены в твоей заднице. Если ты не заметил, то он все это время был рядом и поверь, ему было в сто раз хуже. Я говорил ему, чтобы он свалил в чертов отель, но нет, ты же ревешь по ночам, потому что грёбанные кошмары. Если ты и дальше продолжишь себя так вести, то просто будешь самым недостойным омегой не то, что его сердца, но и вообще любого альфы. — Он уехал, — заревел Бён. — Отстранил меня и уехал. — Идиот. Он в Америке сейчас, дает показания против твоих похитителей, которые не только сломали твою семью, но и хотели сорвать подписание договора на разработку медикаментов, которые бы могли убирать природный запах не на день, а на целый месяц. — Что? — омега удивленно таращился на Кима, часто-часто хлопая глазами. — Твой отец поддержал программу одной группы ученых, которые для военных целей разрабатывали препарат с данным результатом, однако для массового выпуска нам нужны были технологии США, поэтому и готовился тот самый двусторонний договор. В связи с тем, что разработка принадлежала Корее, то и основные средства за государственный контракт ушли бы нам, и лишь 20 процентов компании Маккоя. Однако сам Маккой понимал, что для того, чтобы стать монополистом в этой области, ему нельзя подпускать корейцев с этой разработкой и близко к США, поэтому он похитил тебя, отстранил твоего отца и выиграл себе время, чтобы его ученые смогли найти формулу и тогда бы начался массовый выпуск и правительства многих стран бы платили только ему. Тебя он держал для страховки, Бэк. Формула была доработана через десять дней после твоего возвращения и если бы не Пак, мы бы сейчас здесь не болтали. — Я люблю его, Чондэ-я, очень люблю, много лет люблю, — комкая ладошками майку признавался омега. — Люблю, люблю, люблю. — Вот ему это и скажешь, а уж точно не мне, Бэк Бён, — хлопнули его по плечу. — А теперь вставай и марш приводить эту свалку в первозданный вид. Чанёль вернулся в среду, когда солнце скрылось за горизонтом, а редкие звезды горели над Сеулом слишком ярко и таинственно. Дверь хлопнула и по квартире разлилось привычное «я дома», вот только ответа не последовало и Пак испугался так сильно, что затрясло всё тело, а спустя мгновение на лице разлилась теплым мёдом улыбка. Бэкхён спал за столом, сложив ручки и умостив на них голову, а рядом горела свеча и почти остыл вкусный ужин. Не стоило Паку заезжать в офис, знал же, что пятью минутами не отделается. — Эй, — он присел рядом с омегой и зарылся пальцами в его волосы, — соня, пойдем в кроватку, — ласково прошептал он и оставил рядом с ушком поцелуй. — Уморился? — Привет, — сонно пробормотал Бён. — Как дела? — Маккою дали пожизненное и всем его приспешникам тоже, маленький, — улыбнулся Пак. — Больше тебя никто не обидит, клянусь. Пойдём, я тебя уложу. — Стой, Ёлли, — стушевался Бён и костяшками пальцев погладил щеку альфы. — Прости меня, родной, не держи зла, ладно? — Ну что ты такое говоришь? За что? Все ведь хорошо, Бэкки. — Прости за то, что боялся сказать раньше, что так сильно люблю тебя, что вел себя, как идиот и за то, что тогда не остановил то чёртово такси, прости меня, — тараторил омега, касаясь губами лица своего альфы. — Скажи еще, — взвыл Чанёль, прикрывая глаза и жадно вдыхая цветочный запах любимого. — Люблю тебя! Люблю! Люблю! Любимый мой. Мой альфа. Моя жизнь. Ты будешь со мной всегда? Поставишь мне метку, чтобы каждый знал о том, что я только твой? Будешь и дальше мириться с моим сложным характером? — омега трясся от эмоций и страха, что альфа засмеется или что хуже, оттолкнёт, но тот лишь счастливо смеется и целует голые коленки Бэкхёна. — У меня есть три условия… — Что? — задыхается омега и кивает, ожидая продолжения. — Я не буду портить Эйфелеву башню, потому что не хочу видеть тебя только раз в месяц в тюремных стенах. — Хорошо, согласен, — улыбается Бён. — Мы поедем вместе к моим и твоим родителям и я попрошу благословения на наш брак, — выдает второе условие альфа. — Но… — Бэкки, родной, вам надо поговорить, прошу. — Ладно, давай третье. — Я очень хочу большую семью, — выдыхает альфа и со страхом смотрит на перекошенное ужасом лицо любимого. — Насколько? — цедит омега и складывает на груди руки. — Не меньше троих малышей, а лучше пять, — Пак тянет губы в улыбке и стартует в сторону комнаты, слыша краем уха вопль о том, что рожать такое количество спиногрызов альфа будет сам и вообще, что пусть у своего папы спросит о том, как это больно, а лучше омега ему ногу сломает в трех местах, чтобы наглядно. — Эй, Пак, ну что ты забоялся, я же не кусаюсь, — промурлыкал омега, любовно поглаживая книгу по эпохе Ренесанса на полторы тысячи страниц. И лишь спустя десять месяцев он пожалеет, что так и не опустил то издание на голову альфе, когда испуганный врач тихо промямлит о том, что внутри омеги растет три маленьких жизни. — П-а-а-а-к, беги! — зло прошепчет омега и переведя взгляд на запуганного врача поинтересуется: — Доктор, а вазэктомию лопоухим чудищам здесь случайно не делают?