I Shall Wear Midnight

если на этой планете кто-то кому-то нужен, быть может это мы и может быть друг другу.

Ее маленькая дикая девочка шипит рассерженной кошкой, до боли сжимая пальцами плечи, не вырывается - выкручивается, плавно перетекая в чернильную дымку и обратно. Без толку. Затанна держит крепко, прижимая свою любимую жертву к стене, касается лбом холодного металла черной маски и прикрывает глаза, чтобы не видеть слепящего света окуляров. Ловкие пальцы скользят по обманчиво хрупким рукам, повторяя рисунок красных нашивок, на миг замирают над ровным желтым ромбом чуждого знака, ласково скользят по не защищенной полоске шеи и, наконец, находят крепления. У каждой были свои маленькие грязные тайны. Шиата никогда не показывает свое лицо и старательно прячет значок «Цербера» на груди – если не знаешь, никогда не отыщешь. А еще, она тихонько задыхается под своим респиратором и больше всего валькирии хочется дарить глотки воздуха на двоих. Затанна носит белое, словно невеста, но в душе навсегда останется чернильно-темной. Не бывает иначе, когда вслед доносится «не имеющая права на существование» и которой нашлось место лишь потому, что на войне не бывает неправильных. Затанну тянет к Шиате, но ардат-якши, светлыми красками рисующая полосы на лице, чтобы быть похожей на правильную, никогда не причинит маленькой дикой девочке вред, потому что та принадлежит ей. Люди видят асари утонченными, но рядом с Шиатой Затанна чувствует себя неповоротливой, громоздкой. Ее маленькая дикая девочка разрывает биотикой на части, оставляя на замызганных стенах полу заброшенных станций красные, фиолетовые, белые разводы, выпущенные из жил и сервоприводов и фурия, этот юркий черт из табакерки, маленький темный джокер в колоде, радуется каждой маленькой победе, словно ребенок… А после, они – человек и асари – сидят на каменной крошке, выбитой из ближайшей стены, вытянув ноги, едва соприкасаясь плечами и в такие моменты Затанне кажется, что в этом мире попросту не существует вещей прекрасней и чище. С тихим шипением хитроумная маска отстает от креплений и маленькая фурия отвечает на более чем беспардонные действия не менее внушительным шипением, сильнее вцепляясь пальцами в плечи валькирии, а та шепчет что-то, не разбирая слов, водит пальцами по испещренной мелкими шрамами коже, через которые лучится мягкий голубоватый свет, и касается губами чужих сухих губ, глотая готовые сорваться слова протеста. - Глупая… - тихо шепчет валькирия в приоткрытые губы, ощущая знакомое покалывание биотики и слыша, как темные языки полей аннигиляции с сухим треском лижут друг друга, переплетаясь в причудливом танце, - не стоило скрывать.