Я всегда возвращался.
Из самого пекла, куда сам черт побоялся бы сунуться. Возвращался с пожелтевшей от изнуряющей жары кожей и выгоревшими под испепеляющим наглым солнцем отросшими волосами. Возвращался в точно назначенное время, в качестве трофея принося свежие багряные шрамы, въевшийся в одежду запах восточных пряностей и дешевого табака, забившийся под ногти сухой песок и утомленное, спицами пронизывающее все тело, но удовлетворенное и довольно скалящееся: - По плану. И ты тут же выдергивал себя из состояния абсолютного тетануса, в коем пребывал долгие недели моего отсутствия и которое обострилось донельзя после ложного доноса проверенного источника о моей скоропостижной кончине. Ты откидывался на спинку кресла с тем облегчением, что присуще лишь глотнувшему кислорода спасенному утопленнику, и медленно расплывался в улыбке, часто-часто моргая, глядя перед собой, даже не поворачиваясь в мою сторону. Ты знал, что нам подвластна любая, даже самая безумная стратегия на мировом поле боя. Я же в свою очередь обещал вернуться даже из самого ада.И я возвращался.
Я возвращался в промозглые будние вечера, вымокший под проливным дождем до последней нитки, с ноющим под тяжестью сумки плечом и разбитым чужим прикладом носом. Ты не встречал меня ни при каких условиях, вне зависимости от того, был ли ты вообще в курсе моего отсутствия или же ежеминутно, в приступе необъяснимой тревоги (за себя ли? за меня?), пробивал по своей паутине мое местоположение. В такие вечера ты щедро разбрасывался циничными фразами наподобие "нечего так бездарно лезть на рожон", высмеивая за псевдо-героизм, искусно подобранными словами впечатывая в пол. А я просто знал, что ты не умеешь иначе. Знал, но не всегда выдерживал. Чем сильнее разыгрывалась гроза, заставляющая стекла дребезжать, тем ярче горели в порыве неконтролируемой ярости твои глаза и громче становился истошный срывающийся голос, заставляющий дребезжать не только стекла, но и мои нервы. Ты знал, что я сорвусь и начну задыхаться вместе с тобой. Вот только я - от желания выбить из тебя последний дух, а ты - от моих рук. Процеженные сквозь зубы едкие проклятия и искренние пожелания никогда больше не появляться в этой жизни. В такие вечера я захлопывал за собой дверь в унисон с раскатом грома, вырываясь как можно дальше и давая себе клятвы больше никогда не переступать порог этой квартиры. Но я знал, что ты не умеешь иначе.И я возвращался.
Я возвращался среди темных безветренных ночей, что длились вечность и мучительно убивали собой остатки здравомыслия. Безмолвной тенью пробирался к тебе, ступая по осколкам треснувшего и разлетевшегося вдребезги спокойствия. Вместе с моим приходом из распахнутых окон тянулась сырая прохлада и вытесняла своими хитросплетениями из комнаты еще недавно искрящийся от напряжения воздух, неторопливо покачивая задернутые занавески. Я вкладывал в твои застывшие пальцы рваные лоскуты разделенного на двоих одиночества, чтобы ты обмотал свои разодранные паранойей ладони. Ткань досуха впитывала смоль вен, а затем мы по вызубренному сценарию садились на противоположные стороны кровати лицом к лицу и застывали, дыша в унисон. Мы всматривались сквозь полумрак друг другу в чернеющие глаза, ведь только этой извечной игрой в гляделки мы, намертво уничтожив в себе надежды, выдерживали гнет застывшего времени. И всякий раз искренне удивлялись, когда затяжную темноту все так же сменял рассвет, растворяющий наши эфемерные наваждения. Я возвращался под утро без предупреждения, плавно внедряясь в пронизанную тишиной и непривычным спокойствием квартиру вместе с первыми лучами рыжего теплого солнца. Бесшумно закрывая за собой дверь, без лишнего шума перемещаясь по коридору, но не по причине того, что мог тебя разбудить - я уже терял счет твоим бессонным суткам, на протяжении которых ты пытался высчитать, отследить и ликвидировать сбой в своей слаженной системе. Ты работал в звенящей тишине, а я заваривал твой проклятый Эрл Грей и не смел преждевременно нарушить покой столь нетипичного солнечного утра. Было издалека слышно, как на последнем издыхании напрягаются и скрипят твои извилины от понимания, что причина сбоя лежит на самой поверхности, а не в вообразимой горе документации, вычислений, схем и планов, что это все до отвратительного просто, но просто не видел. Не видел в упор. Я стоял у тебя за спиной, когда твоего вымотанного осунувшегося лица мягко касались бархатные лучи. Я видел, как с бешеной скоростью проносится перед тобой поток мыслей, и ты был готов вот-вот понять простую истину, но я имел наглость опередить тебя на доли секунд. Положил на стол перед тобой листок бумаги с исписанными мной необходимыми тебе сведениями для сложения любимого паззла, а сверху на него поставил чашку еще горячего Эрл Грея. Ты медленно расплывался в улыбке, часто-часто моргая, глядя перед собой, даже не поворачиваясь в мою сторону. В то утро я понял, что без моей помощи в разборах с ложными синдикатами ты к черту испепелил бы себя дотла. В то утро ты совершенно точно и безотносительно убедился, что только наш с тобой тандем поставит мировые империи на колени. Ведь ты был всегда безукоризненно расчетлив, а я всегда возвращался.Но однажды я не вернулся.
Ты метался по квартире с застрявшим в глотке удушающим комом паники. Потрошил шкафы и ящики в тщетных попытках найти мои вещи. Судорожно вдыхал, пропуская выдох за выдохом, давился пыльным воздухом, словно взбесившаяся ищейка вынюхивая малейшие намеки на мой запах. А после скулил. Скулил как подстреленная сука, ногтями скребя стены в осознании факта, что ты не можешь его вспомнить. Ты никогда не знал этого запаха. Ты переворачивал мою комнату вверх дном, не в состоянии понять, почему на кровати нет даже постельного белья. От нарастающего напряжения начинал нещадно саднить вправленный нос, посылая в мозг совершенно не те сигналы, которые помогли бы тебе найти меня. Или же те? Ты не мог выдержать этого концентрированного сумасшествия на квадратный метр более, тебе был необходим кислород, тебе надо было просто сесть в машину и, судорожно продолжая набирать несуществующий номер, поехать искать меня по городу, по пригороду, да хоть по всему миру. "Ты ведь где-то должен быть," - как заклинание шептал ты себе под нос, хватая ключи от машины и свою куртку. - "Ты же где-то здесь, где-то здесь, гд..." Ты замер среди темной безветренной ночи, что длилась вечность и мучительно убивала собой остатки здравомыслия. Ты вцепился в свою куртку, впившись в нее таким взглядом, от которого любой бы человек добровольно подписал бы себе смертный приговор. Ты смотрел на эту чертову куртку так, словно она вмиг раскрыла ему самые омерзительные тайны вселенной, словно убедила Его, что вся его деятельность, которой посвящена жизнь, - она ничтожна и уже никому не нужна. Ты медленно поднес свою куртку к лицу, с неимоверным усилием делая вдох и тут же ощущая подступающую к горлу тошноту. От твоей куртки исходил запах восточных пряностей и дешевого табака. Под твои ногти намертво забился сухой желтый песок. На столе в твоем кабинете давно остывшая чашка Эрл Грея стояла на листке, что был исписан твоим почерком. Ты знал, что нам подвластна любая, даже самая безумная стратегия на мировом поле боя. Но в ту ночь ты ушел, бесшумно закрывая за собой дверь.И ты больше не вернулся.