ID работы: 5383284

Your bones in his grave

Слэш
R
Завершён
21
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
21 Нравится 0 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Темнота стала привычной, как и чувство боли во всем теле. Запястья скованы холодным металлом наручников, который врезается в кожу, словно стремясь срастись с костями. Новые шрамы успели покрыться коркой, старые только начали затягиваться и зарастать слоем новой розовой кожи. Кровавые дорожки от запястий ползут к закатанным рукавам рубашки, рваной, впитавшей в себя грязь и кровь. Персиваль Грэйвс сидит на холодном черном полу своей камеры, смотрит в холодные черные стены своей камеры и примерно раз в тридцать шесть секунд слышит, как капля воды падает с холодного черного потолка его камеры. Сначала этот звук сводил его с ума, но спустя пару дней в кромешной темноте, без единого ориентира времени и пространства, он схватился за него как за последнюю нить, держащую его в реальности. Только эти капли давали ему представление о том, что время всё еще идёт в этом покинутом, кажется, самой жизнью месте, и о том, что здесь всё ещё есть что-то, кроме пола, который и так слишком часто уходит из-под ног. Жить в ожидании. Жить от первой и до тридцать шестой секунды и в тридцать пятую пропускать удар уже порядком уставшего сердца, в страхе не услышать тихий плеск капли о водную гладь. Персиваль Грэйвс погребён в могиле собственного сознания. Но нет, жизнь была бы слишком прекрасна даже в этом месте, если бы единственное чего он боялся — не услышать капель воды. Нет. Он начал бояться и света, и в частности того, что из этого света приходит. Геллерт Гриндевальд навещал его примерно раз в двое суток, если верить расчётам Грэйвса, который надеялся, что не разучился тут считать. Геллерт выходил из столпа белоснежного света и это слепило отвыкшие глаза. («Смогу ли я видеть, если выберусь отсюда?») Геллерт закрывал за собой дверь и произносил люмос. Заклинание озаряло кончик палочки, его палочки, мерцающим синеватым светом. И Грэйвс отдал бы всё на свете, что бы свет не достигал лица человека напротив. Лица Персиваля Грэйвса. Он говорит. Говорит его голосом. Он смотрит. Смотрит его глазами. Он двигается, ходит, дышит… И в такие моменты Грэйвс боится того, что его не существует. Вдруг на самом деле он — не Персиваль Грэйвс, — аврор, герой, и, он хотел бы надеяться, хороший человек  — а какой-нибудь чёртов бродяга, обезумевший, забывший свое лицо и имя и решивший представиться самому себе Персивалем. А теперь его мучает настоящий Грэйвс. («Когда я посмотрю на себя в зеркало, если выберусь, кого я там увижу?») Геллерт Гриндевальд (конечно Геллерт Гриндевальд, а никак не Персиваль Грэйвс) говорит с ним как-то ласково, по-родному, и мозг застилает лёгкой дымкой, а освещённый палочкой клочок реальности слегка плывет. И Персиваль хочет верить, что он просто отвык от света. Он не сходит с ума. Геллерт рассказывает ему о городе. О том, что происходит в его пределах и за ними. О том, что твориться в МАКУСА, и какой переполох стоит во всем магическом сообществе. Он улыбается едва ли заметно в полутьме, и можно было бы даже списать это на игру теней или галлюцинации, но Персиваль хочет думать, что он ещё способен нормально видеть и здраво рассуждать. Персиваль слушает и впитывает информацию, чтобы было о чём думать в полутьме, кроме пожирающего душу страха (но, конечно, ничего не выходит, и если бы выходило, он давно бы составил план мести или побега, или еще чего-нибудь, чего угодно, но не считал бы секунды!). А потом Геллерт замолкает. Иногда это происходит посреди фразы, слова, и Персиваль на секунду пугается, что оглох. Но губы, его губы, не двигаются. Иногда Геллерт всё же заканчивает мысль. Но это никогда не изменит того, что последует после. И грудная клетка стремится разломиться как спелый гранат от напирающего изнутри, тяжело стучащего сердца. После секундной паузы губы снова начинают движение и произносят: Круцио. Волна боли. Даже далеко не безграмотному Персивалю трудно подобрать достаточно красочные эпитеты для описания этого чувства. И между волнами агонии, когда каждая клеточка тела вопит о пощаде, он чувствует, как по коже от запястья и до сгиба локтя ползёт медленная горячая капля крови… И вот, когда кровавые дорожки уже подсыхают на грязной коже, когда последние безумные крики растворяются между черных холодных стен камеры, Геллерт садится перед Персивалем на корточки, окуная полы плаща в первобытную пыль, и проводит рукой по лицу Грэйвса. По щеке, заросшей щетиной. Он невесомо касается большим пальцем уголка глаза, в котором застыла соль. Он невесомо касается уголка рта, рядом с тем местом, откуда берет начало засохший след крови. Он касается шеи и ключиц там, где пуговицы держат ткань, едва открывая кожу. А потом он отводит взгляд от своей руки и смотрит в лицо Грэйвса. В измученные черты и глаза с безумными зрачками-точками. И он усмехается так, что тёплое дыхание издевательски касается холодной щеки, обжигая. Он хлопает Грэйвса по плечу, ощутимо сильно, чтобы тело слегка просело, поглубже вдавив металл в запястья. И не без удовольствия Геллерт слышит последние за посещение звуки — сдавленный, вымученный стон через зубы и тяжелый вздох. Геллерт встает и заходит за спину Персиваля, в полной тишине отрезает пару прядей изрядно отросших волос и, наконец, прошептав заветное нокс, удаляется в столп света, из которого и пришёл. Тридцать два. Тридцать три. Тридцать четыре…

***

А потом Геллерт перестаёт его посещать. Он не приходит ни через десять тысяч капель, ни через пятнадцать. И Грэйвс боится того, что он вернётся уже не для того, чтобы рассказать о жизни Грэйвса без самого Грэйвса. Он придёт в последний раз. И когда воздух в комнате пронизывает треск и шипение, Персиваль думает, что окончательно потерял рассудок. (« В камеру ведь нельзя трансгрессировать, правда?») Грэйвс всматривается в кромешную темноту, и нахождение тут кого-то, кроме самого Персиваля, уже не кажется ему таким безумным и несбыточным, хотя это и не сулит ничего хорошего, но он хотя бы не тронулся умом. Ему кажется, что тьма перед ним дымится, движется из угла в угол, и воздух продолжает трещать от невиданного напряжения. Грэйвс хочет рассмеяться. И он бы сделал это, если бы не думал о том, что его могут услышать, и если бы страх не сковывал горло. Темнота шипит, летает и пару раз касается его кожи. Она обжигает холодом и вызывает колкую боль в месте контакта, словно маленькие молнии, выползающие из грозовых туч и проходящие по коже разрядом. Грэйвс не понимает, что происходит, и только сбивчиво дышит от чёртового напряжения в воздухе. Он ужасно боится вдохнуть эту темноту и старается меньше дышать, и как можно дольше игнорировать ноющую боль в легких, просящих кислорода. А потом всё прекращается. Дым исчезает, словно кто-то втянул его одним вдохом. И слышится тихий хлопок, который в наступившей тишине кажется непозволительно громким. Проходит несколько секунд полной тишины, и Грэйвсу кажется, что даже его сердце перестало биться. Тьма открывает глаза. Белые, без единого намёка на человечность. Два белоснежных глаза светят слабо и не освещают даже маленького клочка пространства. Страшные белые глаза. Он видит их несколько мгновений, и ему кажется, что его рассматривают заинтересованно и... с узнаванием? Насколько можно различить узнавание в абсолютно белоснежных глазах. Грэйвсу кажется, что они похожи на прорези в плотной черной ткани. Глаза закрываются, и Персиваль слышит шаги. Четыре тихих шага, и ему кажется, что он чувствует, как воздух сгущается вокруг существа напротив. Персиваль зажмурился и приготовился. Он не знал, чего ожидать от тьмы. Новой порции боли? Каких-то слов? Но единственное, что он слышит и чувствует, — лязг металла и уже забытое чувство свободной кожи на запястьях. Грэйвс медленно открывает глаза — будто бы от этого что-то поменялось — и смотрит туда, где снова открылись две белоснежные сияющие щели глаз. Грэйвс смотрит непонимающе и на пробу ощупывает свои запястья, не отводя взгляда, и почти не веря в реальность происходящего. Тьма движется. Персиваль не видит этого, лишь ощущает лёгкое трепетание воздуха рядом со своей щекой и не смеет пошевелиться. И там, где, как ему показалось, существо наконец застыло — рядом со щекой на уровне глаз — вспыхивает синеватый огонёк. И Грэйвс наконец видит, кто стоит перед ним… Мальчишка, худой, нескладный, слишком бледный в тусклом свете. Скуластое лицо, такое же худое, как и тело, и чёрные как смоль волосы. Криденс Бэрбоун. Несколько секунд Грэйвс думает, что окончательно сбрендил, и это только видение. Чёртово видение, такое живое, реальное и самое настоящее. Он очень хочет, чтобы Криденс растворился. Не тут. Он безумно хотел бы увидеть мальчишку, но не тут, не в этих черных стенах. Мальчик протягивает свободную худую ладонь к лицу Грэйвса. Он касается холодными пальцам его подбородка, заставляя чуть приподняться на коленях. Он сжимает подбородок сильно, не давая двинуть головой. Губы открываются и тихий, такой знакомый голос произносит глухо и чётко: — И вот мы снова встретились, мистер Грэйвс.

***

Персиваль Грэйвс больше не сидит в темноте. В тот день огонек, появившийся на руке Криденса, слетел с кончиков тонких пальцев и взвился к потолку. С тех пор он так и остался висеть под потолком, медленно летая вдоль стен. Персиваль Грэйвс больше не скован цепями, и раны, нанесенные наручниками, начали заживать заново. Он начал вставать на ноги. Двигаться было сложно, ни то от ещё сводящих всё тело судорог, ни то от проведённых двух недель в фактически неподвижном состоянии. Но Грэйвс всё же старался передвигаться по камере, опираясь на стены, и к тому моменту, когда Криденс появился в его камере во второй раз, Персиваль уже мог обойти комнату два раза. Криденс появляется неожиданно, семь тысяч капель спустя. Он появляется в облаке черного дыма, который клубится в центре камеры несколько секунд, прежде, чем обрести человеческие очертания. Персиваль не сводит взгляда с появившегося гостя и лишь замечает, как огонек, раньше беспрерывно летавший по комнате, застывает над окутанной чернотой фигурой. Криденс смотрит белыми глазами на Персиваля, и мужчине кажется, что что-то всё же изменилось в этом светящемся взгляде с прошлой их встречи. Грэйвс сидит на полу, опираясь на стену, и ожидает, что же будет дальше. В его голове лишь любопытство. В его сердце — трепет, и Персивалю не без труда удаётся убедить самого себя в том, что причиной этому был снова загустевший воздух в комнате. Криденс делает четыре шага. Почти не слышных, словно обскур поднимает мальчишку над землёй. Он садится на пол прямо перед Персивалем, обняв колени своими худыми руками. Воздух кипит и плавится рядом с клубами поутихшего дымного облака. Грэйвс смотрит на мальчика, жадно впитывая все до единой детали, каждую малейшую неровность на лице, которое выглядит для него таким незнакомым сейчас. Криденс не меняется в лице, словно каменное изваяние. («Криденс не смотрел мне в глаза и боялся любого лишнего взгляда. А Криденс ли сейчас передо мной?») Мальчик смотрит на Грэйвса без какого-либо явного выражения с минуту, а потом его губы открываются: — Вы боитесь умереть, мистер Грэйвс? — Криденс слегка склоняет голову к плечу. И Грэйвс готов поклясться, что в этот момент он увидел, как в глазах мальчика мелькнула черное пятно. Нет, это не от тусклого света. Нет, это не отражение черного дыма. Персиваль всматривается в глаза Криденса еще несколько секунд в надежде вновь уловить движение, хоть что-то живое. Но чуда не происходит. Грэйвс отталкивается рукой от стены и склоняется вперед, ближе, ближе к лицу Криденса, ближе к глазам — бездонным белым океанам. Он замирает на секунду, когда между их лицами остаются считанные миллиметры. Может для того, чтобы дать Криденсу выбор, а, может, чтобы выбрать самому, но лицо Грэйвса обдает холодом и разрядами тока по коже. И он говорит прямо в сомкнутые губы мальчишки: — Не от твоей руки, мой мальчик. И в ту же секунду он растворяется. Криденс растворяется в клубах дыма, напоследок обдав всего Грэйвса порцией электрического заряда. Его сердце пропускает несколько ударов, мышцы сводит судорогой, и Грэйвс, не имея поддержки, падает на пол спиной, откинутый назад, не смея пошевелиться от накатившей боли. И только синий огонёк, сорвавшись с места взмывает к потолку, вновь начиная кружить меж стен.

***

Огонёк реагирует на отсутствие движения в комнате и гаснет, когда Грэйвс ложится спать. И иногда, когда Персиваль просто лежит на холодном полу, вся его прежняя жизнь кажется нереальным бредом сумасшедшего. Ему так нужно вернуться в этот бред. Грэйвсу хочется верить, что всё происходящее сейчас — сон. Плохой сон без начала и конца. И где же найти правду? Грэйвс не хочет двигаться. Просто не видит смысла в лишних движениях. Он кое-как ест и много спит. И ему ужасно не хочется просыпаться. Во сне к нему приходят тени. Тени шипят, рычат и электризуют воздух. Тени подходят к Персивалю вплотную и затихают. Они садятся рядом со спящим Грэйвсом, кладут его голову к себе на колени и перебирают его волосы. Зарываются чёрными невесомым пальцами в жесткие отросшие пряди и проводят чёрными ладонями по выстриженным клокам волос. Грэйвс давно не спит, и тени это знают. Грэйвс упирается носом в мягкий живот темноте и вдыхает воздух, который пахнет очень знакомо и больше не кусает нос электрическими разрядами. Персиваль боится назвать имя, чтобы не спугнуть. Персиваль молчит. Тени молчат тоже. Это продолжается довольно долго и заставляет Персиваля спать чаще, и с каждым разом просыпаться всё более уставшим, всё более разбитым. Проходит десять тысяч капель. Грэйвс только проснулся, лёжа на холодном полу камеры, и осознание проходится по его спине мурашками. Сегодня он не пришел. И почему-то Грэйвс точно знает, что сегодня произойдет. И сердце начинает биться спокойно и размеренно, а от страха не остаётся и следа. Через пятьсот капель воздух содрогается от треска. В комнате появляется обскур. Дым мечется какое-то время от стены к стене, и огонёк с потолка следует за ним. Затем появляется Криденс. Мальчишка держит спину ровно и смотрит уверенно. Криденс, его Криденс, никогда не смотрел бы так. Он стоит на месте без единого порыва двинуться и смотрит на Грэйвса холодно, без единой эмоции. — Вы ведь понимаете, мистер Грэйвс, что мы и так слишком долго оттягивали этот момент. Геллерт был очень недоволен нами, и эта игра становится действительно опасной. Что бы там ни было, моя задача — защитить Криденса. Я не могу так глупо подвергнуть его опасности. — Да, я все прекрасно понимаю, — Грэйвс усмехается обреченно, но всё же как-то… радостно? — Только вот, пока не произошло ничего необратимого, Обскур, дай мне его увидеть, прошу. Несколько секунд мальчишка стоит неподвижно, глядя куда-то в стену, и лишь его губы слегка шевелятся, словно в лихорадке. Персиваль меж тем встаёт на ноги, опираясь о стену. Обскур наконец замолкает и фокусирует взгляд белых глаз на Грэйвсе. Обскур опускает глаза в пол и устало вздыхает: — Хорошо, я думаю, я смогу держать на вас защиту какое-то время, но это не будет продолжаться вечно. Мои силы на исходе. Обскур подходит к Грэйвсу и протягивает руки. Персиваль берет ладони мальчишки в свои, и руки до локтей тут же прошибает разряд тока такой силы, что они мгновенно теряют чувствительность. Обскур тянет Грэйвса за собой, а боль прокатывается дальше по телу. Немеют плечи и шея, а сердце бешено стучит от перегрузок. Грэйвс видит черный туман вокруг, окутывающий его с ног до головы. Он уже не видит перед собой ничего, кроме белоснежных прорезей глаз, и, глядя прямо в них, произносит: «Спасибо». Он глубоко вдыхает и чувствует, как Обскур выстилает всё его нутро чистой, неподдельный болью. В этот момент Грэйвс закрывает глаза.

***

Бледная фигура буквально светится на фоне непроглядной черноты. Персиваль не знает, откуда льётся свет, но это сейчас кажется ему наименее важной деталью. Сейчас, когда Криденс, живой, настоящий и тёплый, стоит прямо перед ним в чёрном мареве. Криденс смотрит робко, и Грэйвс замечает, что чёрные глаза мальчишки застланы слезами. В несколько шагов он оказывается рядом с хрупкой фигурой. Криденс плачет, и его тело мелко трясет. Он вцепляется пальцами в рубашку Персиваля, грозясь прорвать ткань, и смотрит прямо ему в глаза, способный только шептать как безумный: «мистер Грэйвс…» Персиваль кладёт свои ладони на плечи мальчишки, ведёт вдоль шеи и задерживается на щеках, очерчивает острые скулы пальцами и вытирает льющиеся слёзы тыльной стороной ладони. — Криденс, мальчик мой, — Грэйвс улыбается печально, одними лишь уголками губ. — Криденс, я так скучал. — Мистер Грэйвс, не оставляйте меня, нет, не оставляйте, — слова то и дело переходят во всхлипывая и рыдания. Грэйвс берёт лицо, такое знакомое лицо мальчишки, в свои руки и несколько секунд всматривается в совершенно живые, черные влажные глаза со слипшимися ресницами и понимает, что больше ему не надо ничего от этой жизни. Он касается губ напротив в невесомом поцелуе и чувствует, как мальчик успокаивается и перестаёт плакать. Последние слёзы касаются сомкнутых губ. Криденс открывает глаза и видит на месте Грэйвса лишь облако густого дыма, тающее в воздухе…
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.