Не сегодня

/POV: Лева/

У меня такое бывает, у меня такое случается. Рывком сажусь на кровати, настолько резко, что в глазах начинают метаться чёрные мошки. Зажмуриваюсь, пытаясь набрать как можно больше кислорода в лёгкие, но не получается. Спазм сдавливает горло, не желая впускать спертый горячий воздух комнаты. Я не понимаю, что происходит. Опять. Паника и желание поскорее оказаться под открытым небом. Где я, черт возьми? Голова пустая-пустая, она до отказа забита какой-то бредовой кашей. Меня мутит, я покрываюсь испариной. Так, Бортник, соберись. Стараясь не вертеть особо по сторонам раскалывающейся головой, я пытаюсь по максимуму оглядеться: я в небольшой комнате, сижу на кровати напротив занавешенного плотной гардиной окна, из-за которой в помещение попадает один-единственный яркий луч: солнце стоит уже высоко. Температура невероятная, духота стоит такая, что все буквально плывёт, объятое маревом. Делаю попытки разглядеть обстановку получше, но тут слишком темно. Паническая атака начинает сбавлять обороты, мысли замедляют ход. И почему так со мной? Взгляд невольно падает на кособокую табуретку, стоящую совсем рядом с измятым матрацем: две пустые бутылки, открытая пачка сигарет и таблетки... Наверное, с десяток, все разные, разбросанные в хаотичном порядке. Мои таблетки. От безысходности и чувства покинутости хочется плакать. Глаза и в самом деле начинает резать, но скорее от тошнотворного запаха табачного дыма, так что я встаю, опять не рассчитав свои силы, и, борясь с темнотой в глазах, делаю два невероятно гигантских шага к окну. Какой-то частицей души я догадываюсь, где нахожусь. Но болезнь... Болезнь не даёт вспомнить, где именно. Распахиваю шторы. На секунду день ослепляет своей белизной, я тянусь к ручке и открываю окно нараспашку, желая впустить в спертый жаркий воздух комнаты хоть струйку прохладного ветерка. Щурясь, вглядываюсь в открывшийся пейзаж: я смотрю с этажа четвёртого-пятого на фрагмент города, улицу, выстроенную в одном стиле. Небольшие двух-трёхэтажные однотипные домики, за ними ещё ряд таких же домиков, за вторым рядом - третий... И так чуть ли не до самого горизонта, синеющего неестественно-яркой полоской бликующего на солнце океана... Океана? Почему именно о нем я подумал в первую очередь? Почему ассоциация именно с океаном, а не с морем, к примеру? ... Австралия... Что-то обрывками пытается ворваться в сознание из подсознания. Так, надо вспомнить. Надо вспомнить. Тру виски, вдыхая прорвавшееся сквозь пелену спертого воздуха комнаты освежающее дуновение ветерочка. Страх, рождаемый сердцем, опять завладевает моей головой, вновь мешает мысли, и я уже совсем отчаиваюсь разобрать, где кончаются мои воспоминания и начинаются фантазия и безосновательные догадки. В бессилии оседаю на пол, жмурясь и скуля, как побитая собака. А что, если однажды я не вспомню своего имени? Хотя, на этот случай всегда есть моя особая напоминалка... Гляжу на левое запястье: чёрная ручка поплыла, как и обычно, после ночи, но я так и не решаюсь сделать татуировку на месте неизменной надписи, гласящей: "Bortnik Igor. Call the +321...." - а далее все уж совсем смазано. Чей номер, интересно, я дал в этот раз? Всматриваюсь в дальний угол комнаты, откуда я, собственно, выполз на свет божий: ничерта не видать. Вслушиваюсь. И.... различаю едва слышное сопение. Я что, не один? Становится одновременно и страшно, и интересно. Если это мой собутыльник (вновь кошусь на пустые бутылки), то он, если особо постараться, сможет хоть что-нибудь рассказать о событиях вчерашней ночи и о нашем местонахождении. Но это если повезёт... В любом другом случае я немедленно позвоню... Стоп. Кому? Кому я позвоню? Он... Он меня всегда забирал, если болезнь накатывала так внезапно... Твою мать. Кажется, я забыл самое главное: я забыл Его, моего друга... Я даже черт лица вспомнить не могу. И что же делать? Будить, будить спящего. Шатаясь, опираясь об оконное стекло, я поднимаюсь на ноги, валюсь в бессилии на кровать обратно и, сфокусировав все своё зрение на максимальном уровне, толкаю в плечо кого-то, невинно смотрящего десятый сон. Лица я не вижу, но мне кажется, мы знакомы... Или мне кажется? В темноте разглядеть можно лишь тот факт, что человек на самом деле существует и не является плодом моего воображения. Я шепчу, ибо голос на большее не способен: - Эй... Але, подъем. Проснись. Пожалуйста. Проснись... - трясу спящего за плечо, скрытое под простыней. На минуту мелькает мысль, девушка это или парень. Рука натыкается на что-то мягкое: волосы. Длинные волосы. Получается, это все-таки собутыльница? Хотя, значения имеет мало. Внезапный низкий голос нарушает тишину: - А, Левчик... Зачем будишь? Господи, как голова болит... Куда весь воздух делся? Открой окошко, пожалуйста... - Он переворачивается на другой бок и я различаю его лицо. Кажется смутно-знакомым... Опять появляется желание позвонить моему другу, но затем приходит осознание, что я и имени-то вспомнить не могу, так что это подстрекает меня и накаливает желание поскорее во всем разобраться. - Встань, пожалуйста. Проснись. Надо кое-что прояснить... Эй, ну пожалуйста. Выслушай. Тут такая проблема... Внезапно он садится на кровати, протирая глаза. Простыня спадает, обнажая красивые плечи и худые ключицы... Почему я обращаю на это внимание? - Лев, что, опять?... Господи, господи боже... Ну твою же мать, я же говорил, что нельзя тебе мешать таблетки с алкоголем, и так все хуже и хуже в последние месяцы, а ты... Заладил, что все норм, все норм... Ты себя хоть в зеркало видел? И что мне делать с тобой на этот раз? - Слушай, ты меня извини, но можешь приберечь свою гневную тираду на потом? Хотя бы скажи, как тебя зовут... И где мы. Длинноволосый парень в моей кровати делает такое лицо, словно я только что выстрелил ему в упор между глаз. Он хватается сначала руками за голову, а потом берет меня за плечи и разок встряхивает. Так обычно делают, когда хотят убедиться, что человек, сидящий перед вами - не наваждение. - Лев, ты чего? Ты чего так пугаешь? Эй, друг... Ты сейчас серьёзно? Пожалуйста, скажи, что ты сейчас прика... - тут он, видимо, замечает моё серьёзнейшее выражение лица и осекается, продолжая упавшим голосом, - Это я, Шура. Лев... Мы в Мельбурне, Лев... Я слышу знакомое имя и память, словно по пазлами картинка, начинает восстанавливаться, дополняясь все новыми и новыми деталями... Вскоре я уже начинаю узнавать его черты - твои черты - и голос уже не кажется таким незнакомым. Мельбурн... Да, точно. Австралия, океан - это все не плоды моей фантазии. Задумавшись, я не замечаю, как ты, собрав волосы в хвост, садишься рядышком, свешиваешь ноги с кровати... и вдруг, спрятав лицо в ладонях, роняешь голову мне на плечо, а твоё тело вздрагивает. Ты плачешь? - Эй, Шур... Шура... Я уже в порядке. Я вспомнил. На сегодня я почти уже все вспомнил... Мы вчера прилетели, выпили... Ну, слушай... Я просто вчера таблетки забыл принять. Сейчас в душ схожу холодный только... - Ты что, правда ничего не помнишь? Совсем ничего? - Твой убитый голос заставляет сердце уйти в пятки. То есть как это я ничего не помню? Я же тебе вот только что... И тут до меня начинает доходить, что, видимо, было что-то ещё. Какая-то серьезная подробность ночи минувшей, которая никак не желает всплывать на поверхность памяти. Я виновато подергиваю плечами и качаю головой. Ты приподнимаешься и молча встаёшь, уходя в соседнюю комнатку, которую я ранее не замечал. Спустя секунду я слышу шум воды. Значит, тут у нас душевая... Скрупулёзно, включая все свои навыки дедукции, осматриваюсь по сторонам, пытаясь отмечать даже самые незначительные детали. И тут картинка складывается воедино. До меня начинает доходить: Мы проснулись в одной постели... Воспоминания вновь начинают складываться, образуя все более и более четкое представление. Я вспоминаю жар... Нет, не духоту австралийского полудня - жар иной. Это жар тел, сливающихся воедино. Жар поцелуев, смятые в бесчисленных порывах простыни, звериное рычание и неожиданно громкие вскрики. Это боль, удовольствие. Это похоть и любовь. Жажда и ненасытность. Это мы. Теперь, когда я, наконец, помню все - точно и окончательно, я на цыпочках подхожу к двери, за которой ты пытаешься привести в порядок себя и свои мысли, и, прижавшись губами к замочной скважине, произношу единственное, что приходит на ум; единственное, что может доказать факт того, что я- вновь я, а никто иной, страдающий провалами памяти; единственное, что может восстановить пропасть между нами и вернуть тебя ко мне. Я шепчу: - Я так люблю тебя... Спустя мгновение дверная ручка аккуратно поворачивается. На сегодня я победил болезнь. Мы победили. Вместе.