Как день и ночь появились

Ой вы гой еси добры молодцы, Добры молодцы да красны девицы, Вы послушайте-ка сказание О былых веках, временах Стихий. То сказание да нелживое, Что о Мэлько, сыне Единого, О немирье его да с братьями, О вражде его тако же с сестрами, Что с другими Валар четырнадцатью, Да о страсти его безрадостной, О любви безответной, гибельной К деве солнечной, к деве Ариэн. Много было о том рассказано, Еще больше сказано не было, Как сходились дети Единого, Что созданья его да первые, Еще Айнур никем не названы, Из глубоких глубин безвременья, Что из далей, мерила не знающих, На предвечную Песнь Творения. Их великое было множество, Голоса и хоры бесчисленные, Так сильнейших было поменее, Дважды семеро да еще один. Тот один был старшим меж братьями, Старшим такоже между сестрами, Что прекрасными, сильномогучими, Первым был между сотворенными. То был Мэлько, сполох темнопламенный. Одарен был великим знанием, Многих тайн ключами и знаками, Меж иными дарами долею, От любого черпал могущества, Что от братнего да от сестриного. От того великого знания Да могущества непомерного Возрастала гордость без удержу, Прирастала гордость гордынею, Что нашептывала недолжное, Научала желать все большего. Отказался Мэлько от верности, Позабыл покорность сыновнюю. Много было о том рассказано, Еще больше словом не высказать, Как вершилася Песнь Творения, Как ничто опалялось Пламенем, Наполнялось волей Создателя, Сокровенными его мыслями, Голосами Айнур бесчисленных, Что детей его первосозданных. Обратилось ничто мирозданием, Дивным дивом, прежде невиданным, Облеклись и Айнур одеждами, Миру созданному созвучными, В мир ступили, Песнею созданный. Так одни оказались сиянием, Светом звезд над землей просторною, Так другие ветрами сделались, А иные морями безбрежными, Берегами стали и реками, Да лесами, простор покрывшими. Так ходили из Айнур старшие, Дважды семеро да еще один, Младшим братьям своим подобными — Людям, в мир покуда не явленным, Облеченные зримым обликом, Не во многом с людским разнящимся. Так и Мэлько меж ними сделался Нерожденным людям подобием, Но не малой плотскою меркою Укротивши свое могущество — Всею мощью своей увенчанный, Как плащом, гордыней окутанный. Много было о том рассказано, Еще больше не было ведомо, Как избрали Айнур занятия По душе себе, по разумению. Стал один всем ветрам да пастырем, Легкокрылым птицам наставником Тот, что после был назван Сулимо — Ветер Ветра, хозяин небесных троп, После Мэлько старший меж братьями. Та, что стала ему супругою, Избрала его вечным спутником, Из семи сестер была первою, Самой яркой звездою сделалась, Звезд узорочье в небе вышила, Полной чашей свет им отмерила. Та, кого за дары ее щедрые Назовут потом Дети Младшие Кементари, також Палуриэн — Госпожой Плодов, жизнь дарующей, — Надо всем, что растет, владычица, Надо всеми зверями и птицами, Стала им заботливой матерью Да хозяйкой им стала строгою. Тот, кто братом ей был в Творении, Кто супругом ей в мире сделался, Мастеров покровитель — Аулэ, Камень взял себе во владение, Жилы рудные в достояние. Так нашлось заделье для каждого, Для великого и для малого, По уму, а более — по сердцу. Говорится в древних сказаниях, Еще в песнях спето бесчисленных — Малых Айнур многое множество В мир сошли по Песни Творения: Населили земли просторные, Ветрам горним дали дыхание, Песнью дольних вод заструилися, Корни гор пронизали пламенем. Говорят еще, что для каждого Из того великого множества Отыскался меж Айнур старшими Ближний родич в Песне Творения, Предводителем стал и наставником. Так из малых Айнур бесчисленных Невозбранно да беспрепятственно Каждый выбор свершил и каждая Меж четырнадцатью великими, А иным был милей пятнадцатый, Гордый Мэлько, хозяин сумрака. Он себе не искал владычества, Власти братьев своих подобного, Не искал себе части в созданном, Над всем миром желая властвовать. Те, кто руку его над собой признал, Первым принял волю и власть его, Назывались потом валараукар Меж иными Детьми Единого, Бесконечно могучими духами. Был огонь подземный их сущностью, Камни плавящий жар неистовый, Было страстью их — разрушение, Сила их на гордыне зиждилась. Оттого-то духи могучие И отринули руку Аулэ, Корни мира хранить не желаючи. И иные меж Айнур сыскалися, Между теми многими малыми, Кто искал одного лишь могущества, Не заботы о мире созданном Да о Младших Детях Единого, Во плоти покуда не явленных. Таковых-то Мэлько высматривал, Что к себе призывал да под руку, Соблазнял нетяжкою службою Да сулил по мерке владычества. Говорится о малом многое, Так поется о многом малое, Как избрали Айнур великие Дивный остров меж всеми водами Для жилья себе, для пристанища, Как себе жилище устроили, Изукрасили остров для радости. Только Мэлько меж ними не было — Не желал он селиться с братьями, Голос в хоре возвысить с сестрами, Труд и радость делить с сородичем. Не случилось тако ж на острове, В том жилище дивно украшенном, Никого из духов поменее, Кто избрал себе Мэлько в старшие. Так для слуг своих и приспешников, Для гордыни своей того более Отыскал тогда Мэлько укрытие Что на самой мира окраине, В непроглядной тени над безднами. Там воздвиг он горы высокие, Безымянные, беспредельные, Да под пиками их бесснежными Залов мрачных устроил множество, Что чертоги, света лишенные. Говорится также в сказаниях, Что, трудами на срок насытившись, Мир и дом устроив как надобно, Изукрасив с великим тщанием, Да затеяли Айнур празднество, Созывали гостей со всех сторон, Угощенье на славу готовили, Услаждали слух дивной музыкой. Ради большей красы и радости, Ради празднества умножения Два светильника Айнур создали, Звездным светом их чаши налили, Беспорочным небесным пламенем, Да поставили их на острове, С двух краев осветили свой дом меж вод. Было видно это сияние Ото всех концов мира вещного. Дотянулись малые отблески И до Мэлько убежища тайного, Что укрытого да бессветного. Показались ему те отблески Светом ярым, гостем непрошеным, Да угрозой его могуществу. Испугался тогда Мэлько пламенный, Ужаснулся великим ужасом, Страх изведал силы немыслимой, Никому доселе неведомой. И помстилось тогда Мятежному, Будто братья его да с сестрами Пересилить его замыслили, Отобрать его мощь великую Да разрушить убежище тайное. Порешил тогда Мэлько пламенный Упредить удар неминуемый, Самому да ударить первому, Уничтожить те силы братние, Что сиянием отзывалися Да тревожили Мэлько с приспешниками. Собирал тогда Мэлько воинство, Что великие силы да темные, Облекался пред ними пламенем, Говорил им да таковы слова: Ныне время пришло великое, Время нашей славы и доблести, Время силу явить великую Да повергнуть гордых сородичей, Чтобы знали они сильнейшего, Чтобы ведали наше владычество, Чтобы спорить не смели более, Чтоб навеки нам покорилися. Так свершилась война меж Силами, Между Айнур — також Стихиями, — Что Войною Могуществ названа, И повергнуты были светильники, И разрушен остров украшенный. Отступили тогда четырнадцать Перед Мэлько да темным воинством, Не умея с ними управиться, Не желая губить сотворенное. Отыскали себе четырнадцать Новый дом, еще краше прежнего, Еще лучше его устроили, Еще ярче его украсили, Обнесли горами высокими, Что стеною, для Мэлько преградою, Нарекли эти горы Пелори. Но не все меж Айнур меж малыми, Кто за старшими прежде следовал, Удалились за стены снежные, За высокие гряды скальные. Были многие Мэлько обмануты, Введены им были в сомнения, Покорились ему — сильнейшему, Что великому, самому грозному, Да в победу его поверили — Дело скорое, неминучее. А иных захватил он силою, Принуждал их болью к покорности Да великим страхом испытывал, И пред тем испытанием павшие Не могли ему воспротивиться. Говорят еще многомудрые, И поют порою сказители, Что средь младших Айнур оставшихся Были духи, страх поборовшие, Кто остался хранить сотворенное, Очарован был Землями Внешними И расстаться с ними отказывался. Та, кто после названа Ариэн В языках была человеческих, За владычицей звездной следовать Избрала да в Песне Творения, Собирала росу горящую Да ткала из небесного пламени Покрывала для зорь бесчисленных, В мир живой до срока не явленных. Испросила она дозволения, Собрала она брызги светлые От светильников да погубленных, Соткала из них парус огненный, Невесомый, звездно сияющий, Да из чаши, Мэлько расколотой, Золотую ладью себе сделала. Засияла ладья ярче пламени, Полыхнула чистым сиянием, Озарила землю до краешка, До корней ее светом пронизала. Поднялась тогда дева Ариэн, Поднялась да голос возвысила, Всею силой своей да звездною Обратила мольбу к Создавшему. Так и стало по слову Ариэн, Девы звездной, света исполненной: Стала чаша — ладьею пламенной, Стала дева светилом яростным, Дней земных мерилом и пастырем. Опалилась плоть да истаяла, Разлилось сияние по миру. Вознеслась ладья в небо темное, Улыбнулась в ладье дева Ариэн, Развернула парус сияющий, Озарила мира окраины. Говорят еще песни древние, Будто Мэлько в своем убежище, Что победу праздновал первую, Пировал со своими слугами, И не ждал сияния нового, Не желал он нового вызова, Но при всех при своих соратниках Опаленный светом непрошеным, Отказаться не мог от сражения. Так покинул Мэлько убежище, Отыскать желая соперника, Покорить его, к службе вынудить, Свет да силу его себе забрать. Долго Мэлько мятежный странствовал, Долго гнался за светом жалящим, Трижды три раза мир обошел кругом, Семью семь — пересек из края в край, Прежде чем судьба над ним сжалилась. (А иные поют, не судьба то была, А сама была дева Ариэн, Что догнать себя раз позволила, Пожелав узнать, для чего и кто Неотступно ее преследует.) Так на самом краю, где сходятся Твердь земная и твердь небесная, Ту ладью настиг Мэлько пламенный, Отыскал, где она причалила, Прежде чем ускользнуть до времени Меж корнями земли да странствовать, Миру время на сон оставивши. Так увидел он деву Ариэн, Деву-солнце в ладье да в огненной, И в глазах его помутилося. Возжелал он с новою силою Овладеть той девою солнечной, Как владеет хозяин невольником, Победитель — покорным пленником, Что всегда ему услужить готов, Что исполнит любые прихоти Всею силой своей, разумением, Что дано ему от создания. Но не только простой покорности Девы солнечной, девы Ариэн, Пожелал тогда Мэлько в безумии — Одному согреваться огнем ее, Одному любоваться прекраснейшей, Одному обнимать ее дивный стан, И владеть той девою солнечной, Как супруг владеет супругою. Не желала того дева Ариэн — Ни покорности, ни послушания, Ни служения Мэлько мятежному, Ни супружества — пуще прочего. Ускользнула дева стремительно, Меж корней земли затерялася, Отыскалась лишь в срок свой на небе. Осерчал тогда Мэлько пламенный На прекрасную деву солнечную, Паче прежнего возжелал ее, Позабыл о войне с собратьями, Все искал новой встречи с Ариэн. Не давалась ему дева солнечная, Проплывала в ладье да по небу, Мэлько гордому издали блазнилась. Много дней он пытался настичь ее, Много дней стерег на краю земли, Не давалась ему дева солнечная, Ускользала почти из самых рук. Наконец вернулся, отчаявшись, Мэлько в горы свои бесснежные, На вершине, что выше любых иных, Чародейство затеял недоброе. Так воздвиглось на самой макушке гор Древо каменное, недвижное, Выше туч да ветви раскинуло, До небес дотянулось кроною. Так поднялся по древу этому Мэлько, как по широкой лестнице, По ветвям его, как по ступенечкам, Отыскал дороги небесные, Что пути ладьи ясно-солнечной, Заступил ладье проторенный путь, За борта ухватился накрепко, Опрокинуть ладью он силился, Из ладьи деву Ариэн вытащить, Овладеть ей пытался силою. Осерчала тогда дева Ариэн Да великим гневом разгневалась, Полыхнула могучим пламенем, Опалила всю твердь небесную, Опалила и Мэлько грозного. Обгорел тогда Мэлько дочерна, Ярым солнечным пламенем занялся, Да с небес на землю обрушился. Обгорело и древо каменное, На осколки рассыпалось мелкие. С той поры, как поют сказители, Черной тенью стал Мэлько пламенный, Черным страшным пламенем сделался, Всякой ненависти прародителем, Непроглядной ночи создателем. С той поры день и ночь сменяются, Как ладья идет по небу солнечная, Как у края земли стережет ее Ночь бессветная, непроглядная, Да порою догнать пытается. Знает Мэлько черный да яростный, Что покуда не покорилася Дева солнечная, дева Ариэн, Будет власть его несвершившейся, Да победа будет неполною.