Я вернусь

      Жизнь Савады Тсунаёши можно было емко охарактеризовать одним простым словом: невезение. Именно из-за того, что при рождении Высшие силы обделили ее удачей, она была вечным лузером. Родилась старшей близняшкой, не похожей ни на одного из родителей при поверхностном рассмотрении. С этого и можно начать всю длинную череду ее неудач по жизни.       На младшую дочурку Савада Емицу и Савада Нана не могли нарадоваться: милашка с красивым именем Аличе завораживала взгляд еще с самых малых лет, обладая неземной притягательностью и обаянием. Дети тянулись к харизматичной девочке как к свету, негласно признавая главой и лидером, и упорно шли за ней по выбранному ею маршруту. Бледной моли Тсунаёши, ни капли не похожей на свою сестру, ничего не оставалось, кроме как плестись следом, чтобы не быть совсем одной. Аличе быстро просекла, почему она может с такой легкостью управлять детьми, и с помощью своей красоты и диктаторских замашек резво навела собственный порядок среди младших поколений Намимори, которые еще не ходили в школу. Непримечательную Тсуну она либо игнорировала, либо шпыняла со всей присущей детям жестокостью, и именно поэтому у нее отродясь не было друзей. Дети просто боялись получить от младшей Савады по орехи, в силу чего не хотели подходить к старшей. Да и кому нужна такая бесполезная мямля, не умеющая толком ничего, так сильно не похожая на звездочку-Аличе?       Первое время Тсуна обижалась, плакала и пыталась жаловаться родителям, но все ее попытки были тщетны. Что же остается делать маленькому ребенку, когда родители не видят ее в упор? Да, она неуклюжа, неловка, не обладает такой красотой, как ее сестра, не имеет такой живости и харизмы, но разве это повод для столь разительно отличающегося поведения собственных матери и отца? До средней школы старшая Савада тщательно пыталась добиться хоть какого-то отклика, всеми правдами и неправдами демонстрируя себя с разных ракурсов в отчаянной для ребенка попытке привлечь родительское внимание, но... тщетно. Вся любовь и забота необъяснимо доставались Аличе, которая чуть ли не светилась от подобного. Лишь однажды она решилась устроить ответную гадость близняшке, когда та перешла границу... ...сидеть старшая Савада не могла еще чуть меньше недели.       Тсунаёши завидовала.       Тсунаёши бесилась.       Тсунаёши плакала.       Тсунаёши не понимала.       В конце-концов... Тсунаёши смирилась.       Человек — такая тварь, которая ко всему привыкнет. ***       Второй этап ее неудачи начался в школе, когда по какой-то растерянности родителей (Тсуна знала, что им просто было все равно) она стала числиться в списках, как мальчик. Переубедить учителей не удалось (ну не штаны же перед ними снимать, в самом деле), и старшая Савада, научившаяся худо-бедно смиряться, стала учиться быть парнем, заработав себе намертво прилипшую кличку Неудачник-Тсуна.       Еще с младших лет она смогла увидеть вживую много ярких личностей, которые сверкали подобно звездам. Гокудера Хаято. Ямамото Такеши. Сагасава Кёко. Сагасава Рёхей. Бовино Ламбо. Савада Аличе... Тсунаёши не могла отрицать, что ее сестра блистала, ведь так оно и было... Люди тянулись к ней. Ничего не менялось, и Тсуна, уже давно опустившая руки, просто отворачивалась, ища менее людное место.       На крыше судьба однажды свела ее с Хибари Кёей. Тяжелый взгляд, так давивший на окружающих, вызвал у девочки только искреннее сожаление: она видела, что ему еще тяжелее, чем ей самой. Высказав подобные неосторожные предположения, Савада была безжалостно бита и в спешке ретировалась, размазывая по щекам слезы... ...чтобы вернуться на следующий день на ту же злосчастную крышу с коробкой бенто.       Так началась странная дружба между Главой Всея Дисциплинарного комитета и Главой Всех Неудачников Намимори. ***       Третий раз судьба подставила ей подножку, когда выбрала ей жизненный путь чуточку лучше, чем у ее сестры, сделав ее тем, к кому люди могли бы тянуться в отсутствии преград.       Савада Тсунаёши, невзрачная неудачница, оказалась самой что ни на есть настоящей омегой, достаточно большой редкостью среди всего населения планеты. Савада Аличе же уродилась простой бетой, пусть и обладающей замашками настоящего альфы и красотой привлекательной омеги.       «Не во всем же блистать» - подумала Тсунаёши, неуверенно глядя на собственный тест, и, подняв голову, столкнулась с полным разрушительной ненависти взглядом сестры. Ее аура, казалось, взбесилась, и сейчас в порыве гнева пыталась сокрушить старшую Саваду.       — Ты не можешь быть омегой, — отчеканила дрожащим от ярости голосом Аличе, и ее светлые волосы наэлектризовались от напряжения. — Не. Можешь.       — Как видишь, — тихо отозвалась девушка, опасливо вжимая голову в плечи. Хищная улыбка на миловидном личике сестры ей совершенно не нравилась.       — Вижу. И сделаю так, чтобы это никогда не увидел никто другой, — оскал на миленьком личике первой красавицы школы Намимори смотрелся отвратительно, и Тсуна в который раз подумала, что если бы видели ее такой поклонники и поклонницы...       На следующий день перед старшей из сестер Савад была поставлена пачка с подавителями запаха, очень вредными для молодого организма любого омеги.       — Будешь принимать ежедневно, — буднично сообщила Аличе, складывая руки на груди и с опасным прищуром глядя на сестру.       — Но ведь тогда... — с затаенным ужасом произнесла Тсунаёши, поднимая на девушку испуганные глаза, будучи прекрасно осведомленной о всех последствиях подобной травли организма.       — А мне плевать, — хищно ощерилась младшая Савада, нависая над своей сестрой и до уродливых синяков сжимая тонкие чувствительные запястья. — Или ты принимаешь подавители, — она выразительно потрясла баночкой с таблетками перед носом испуганной Тсуны, — или я превращаю твою жизнь в настоящий Ад.       В том, что Аличе всегда выполняет свои угрозы, никто не сомневался.       Такое явление, как Истинность пары, встречалось очень и очень редко. Подобного счастья удостаивалась лишь одна пара из двухсот, и старшая Савада не питала ложных надежд насчет того, что со своим уровнем удачи она сможет найти своего альфу. Шансы с подавителями же уменьшались практически до нуля: теперь не только все вокруг, но и Истинный не смог бы учуять запах омеги. Для того, чтобы можно было раскрыть ее сущность, требовался тактильный контакт, признание альфы, после которого бы ее запах развернулся вновь, не взирая на подавители.       На следующий день Тсунаёши с затаенной ненавистью поглядела на баночку с таблетками и, нервно сглотнув, даже не притронулась к ней, направившись в школу. Оценивающие взгляды одноклассников, прошедших тест на выявление пола, откровенно напрягали; ее запах, еще почти неуловимый, тонкий, балансирующий на грани с отсутствием в силу своей несформированности привлекал к ней внимание.       Это, разумеется, не могло пройти мимо Аличе, которая знала и надеялась на то, что сестра ослушается ее прямого, самого что ни на есть настоящего приказа. Старшая Савада поняла, что попалась, только тогда, когда обнаружила свою залитую клеем сумку, измазанную в саже парту, изрезанную верхнюю одежду и еще более ожесточившиеся подколки прихвостней сестры. Она могла бы перетерпеть это, вполне могла бы, но кто бы мог подумать, что упивающаяся своей властью младшая близняшка решит действовать куда более радикально?       За углом ее подкараулили и неаккуратно толкнули к стене так, что девушка больно ударилась головой о холодный камень. С плеч сдернули пальто, немилосердная рука грубо смяла плечи и бока; Тсунаёши с ужасом поняла, что не сможет отбиться от насильника, ей просто не хватит сил. Она пыталась было кричать, но ее быстро заткнули хлесткой пощечиной. Когда голова безмолвно мотнулась в сторону, а мысли судорожно забегали в голове в попытке вытащить хозяйку из столь затруднительной ситуации, полный ужаса взгляд неожиданно наткнулся на спокойное лицо младшей сестры, чьи карие глаза прямо-таки светились торжеством. Внутри все похолодело.       — Помоги, — зашептала было девушка, но горло ее тут же грубо сжали жесткой рукой. Она забилась в чужих стальных объятиях в попытке освободиться; перед глазами поплыли черные пятна...       — Шин, хватит, — послышался звенящий металл в голосе Аличе, и хватка ослабла; Тсунаёши тут же принялась хватать губами такой сладкий воздух, взгляд ее невольно возвращался к довольной сестре. — Не слышу, дорогая?       Глаза девушки расширились в ужасе, когда горло не смогло вытолкнуть ни звука. Эта заминка не пошла ей на пользу, когда грубая рука, заползшая к ней под рубашку, смяла нежную грудь, а вторая попыталась снять штаны. Старшая Савада хрипло взвизгнула, пытаясь удержать на себе одежду и отбиться от нахальных рук, и умоляюще взглянула на Аличе. Та лишь облизнулась, прищурившись, как объевшаяся сметаны кошка:       — Милая моя, что же я тебя по-человечески просила сделать? — карие глаза лукаво сверкнули в свете заходящего солнца; младшая Савада только внешне казалась почти счастливой, ведь на глубине зрачков плясала безудержная ненависть. — Тебе всего лишь стоило послушать свою добрую сестренку и сделать то, что она просит, — Аличе наиграно-недовольно покачала головой и приблизилась к девушке, заглядывая в ее заплаканные глаза. — Ну же, Тсуна, скажи: любимая сестренка Аличе, я больше никогда не буду так делать.       По щекам Тсуны градом катились обжигающе-горячие слезы, когда она смотрела в жестокие и озлобленные карие глаза напротив. Сейчас она не чувствовала грубых пальцев на своей коже, не чувствовала омерзительных телу чужих прикосновений; мир для неё сузился до размеров надменного личика младшей сестренки.       Первый звук дался сложно; девушка зашлась в удушающем кашле, и Аличе дала своему припевале знак, чтобы тот ослабил хватку.       — Моя... кххх... любимая, — горлу было сложно и больно, и Тсуна закусила губу, пытаясь собрать все свои силы для столь простой и столь сложной фразы, — сестренкххх... Аличе, — она задышала чаще, чувствуя, как вновь усилилась чужая хватка на собственном нежном теле, — я большшшшкхххе никххх...огда не буду, — девушка до кругов перед глазами зажмурилась, ставя большой и жирный крест на своем будущем, — такххх делать.       Аличе просияла, с последним словом старшей Савады грубым движением впихнула ей в пот отвратительную таблетку и зажала ей нос, когда сестра попыталась ее инстинктивно выплюнуть.       — Но-но-но, — погрозила она ей пальчиком; в глазах ее мелькнула откровенная угроза. — Глотай.       И Тсуна, давясь шероховатой горькой пилюлей и собственными слезами, проглотила ее, не открывая болящих от слез глаз.       — Вот умничка, — погладила ее Аличе по волосам и приторно улыбнулась. — Всего делов-то, — она повернулась спиной к омерзительной картине и холодно бросила: — Развлекайся, Шин.       Сердце Тсунаёши пропустило удар.       — Но... кххх... — ее горло вновь сдавили, и силуэт уходящей сестры расплылся в слезах и темноте; мысли скакали как бешеные белки в голове, но старшая Савада уже ничего не могла сделать, когда чужая ладонь рывком стянула штаны и не стала церемониться с трусами, попросту разорвав их. — Нет, пожалуйста, нет...       Послышался свист и звук удара; с глухим стоном осел на землю насильник, увлекая за собой и Тсунаёши. Она в спешке освободилась от чужих мерзких объятий и, трясясь, отползла обратно к стене, стеклянным взглядом пялясь перед собой. Ее колотила крупная дрожь.       — Зверек, — раздался тихий голос над ней, но она не шевельнулась и не подняла взгляда на стоявшего над ней Хибари Кёю. Она никак не среагировала на то, что ее замотали в теплый пиджак, пахнувший морозом и яблоками, и, подняв на руки, довольно спешно понесли куда-то. Дальнейшие события она как-то пропустила мимо себя; в ее голове было стерильно пусто, когда ее раздевали чуткие женские руки, смывали омерзительные прикосновения насильника, переодевали в пахнущее свежестью кимоно и укладывали спать.       Очнулась она только тогда, когда невозмутимый Хибари с ложечки кормил ее каким-то душистым бульоном. Это была настолько неправдоподобная и сюрреальная картина, что Тсунаёши, не выдержав подобных несоответствий с ее представлениями, громко и истерично расхохоталась. Она буквально захлебывалась диким смехом, прижимая руки к лицу, а после разревелась, сгорбившись почти до пола. Слезы текли и текли, плач так и не думал стихать, а хозяин дома, неслышно вздохнув, привлек подругу к себе.       — Кёя, Кёя... — судорожно шептала девушка, цепляясь за плотную ткань темно-серого кимоно Хибари, щедро напитывая его горькими слезами и чувствуя, как болезненно сжимается сердце после всех пережитых ею потерь и поражений, преследовавших ее постоянно, он которых мог сломаться даже самый стойкий и сильный человек. — Не оставляй меня одну, пожалуйста, Кёя...       Она много чего рассказывала, захлебываясь тихими словами, ощущая, как отпускает давно и крепко скрученная внутри ее груди пружина: о своей жизни, о судьбе, о сестре, о родителях, о школе и чужих издевках, что в здравом уме и твердой памяти никогда бы не рассказала своему Главе Дисциплинарного комитета. Она срывалась на хриплый крик и тут же переходила на шепот, говорила нормальным голосом и тут же снова начинала плакать и завывать, вплотную прижимаясь к человеку, которому она могла довериться целиком и полностью, впитывая в себя его успокаивающий запах и щедро делясь неполноценным своим. Теплые объятия Кёи в данный момент казались ей самым защищенным в мире местом.       Тсунаёши уснула с чужим именем на губах. Глава Дисциплинарного комитета осторожно уложил девушку обратно в ее постель и, вздохнув, сел рядом, памятуя о желании подруги. Уставшая, с заплаканным лицом, уродливыми синяками практически на всем теле, она представляла собою жалкое зрелище, но именно такую ее Кёе хотелось защитить. Он наклонился ближе и повел носом около ее шеи: к его запаху мороза и яблок примешивался тонкий аромат меда, определенно приятный. Беты и альфы так не пахли, а вот омеги... Решение подобной задачи пришло в голове практически сразу же. Благо, семья Хибари обладала достаточным влиянием, чтобы в крайнем случае чуть надавить на возмутившихся подобным поворотом событий.       Теперь его почти пустующий дом обретет еще одного члена семьи. Мнение этого самого члена, увы, спрашиваться не будет. ***       Первый раз в жизни Тсунаёши повезло, когда она получила от Кёи не предложение, а приказ: «будешь жить тут». Возвращаться в свой дом он ей строго запретил, а вещей, за которыми бы следовало ей сходить, у нее не было... Кажется, родителям было по-прежнему параллельно, что там происходит с их старшей дочерью. Сердце девушки болезненно сжалось, и она с горечью на лице скривилась, понимая, что, в общем-то, ничего не поменялось.       Около двух недель она провалялась ничком, ровно до того момента, когда младшая сестра Кёи, Хибари Руна, силком не вытащила ее наружу, на задний двор их дома.       — Посмотри вокруг, — она серьезно взглянула на бледную Тсунаёши и заключила ее лицо в плен мозолистых ладоней. — Разве мир вокруг не прекрасен? Разве ты имеешь право закапывать себя, раз случилось что-то совершенно из ряда вон выходящее? Нет, — Руна прижала к губам девушки тонкий палец, призывая ее молчать. — Да, не каждая судьба полна сахара, но жизнь-то продолжается, черт подери! — Хибари коротко рыкнула и нежно обняла Саваду, чувствующую себя явно неловко. — Теперь тебя никто не даст в обиду. У тебя есть мы, правда, Ёж? — это она крикнула неприкаянно стоящему около дома Кёе. Тот пробурчал что-то невразумительное и скрылся с глаз долой, но Тсуна была готова поклясться, что у того слегка покраснела шея. ***       Старшая Савада все же вернулась в школу Намимори, только уже будучи под присмотром самого Главы Дисциплинарного комитета и его младшей сестры, переведенной откуда-то из Токио Хибари Руны. Сначала ее пытались задирать, считая, что у Никчемного Тсуны по-прежнему нет друзей и защитников, но семья Хибари в лице брата и сестры быстро отвадила любителей наживаться на слабых от подобного, и вскоре о ней забыли. Девушка избегала своей сестры в школе, об этом заботились ее друзья, скорее чувствуя, чем видя, что их подруга совсем не горит желанием встречаться со знаменитой Аличе, и Тсуна была им безумно благодарна. Никто так и не узнал, кто был виновен в той страшной встрече...       Подавители в таблетках старшая Савада не пила, нет. Для ее запаха, из-за пережитого стресса так и не сумевшего толком сформироваться, а посему почти неуловимого, было достаточно облиться с ног до головы нейтрализатором запаха, и тонкий аромат меда пропадал, будто его и не существовало никогда.       Тощее нечто в великоватой ему одежде и растрепанными волосами принимали за невзрачного бету, по непонятным причинам заслужившего протекторат Хибари Кёи и Хибари Руны. Внимания на нее не обращали, что было весьма привычно для Савады; она просто жила спокойной жизнью практически без издевок. Иногда ее зажимала в углу Аличе, шипящая что-то едкое и ядовитое, но Тсуну неизменно спасали знакомые ей брат либо сестра.       Тсунаёши Савада по-прежнему не верила в собственную удачу, и все равно стремилась стать чем-то полезным своей новой семье. Не знала, что ей помогают просто так, а не в обмен на что-то.       — Понимаешь, — трепала кончик простой иссиня-черной косы Руна, задумчиво закусывая нижнюю губу, — ты часть нашей семьи, безусловно, очень дорогая часть, — она быстро улыбнулась, замечая, как смотрит на тоненькую омежку ее брат, — и мы не можем просто так взять и втянуть тебя, солнце, во весь тот мрак, в котором обитаем мы, и поэтому...       — Можете, — перебила подругу Тсунаёши и тряхнула волосами, исподлобья глядя на Руну. — Если я рядом с вами, то уже ничего не может быть столь плохим, как было до этого.       И Хибари по непонятным причинам сдались на милость медовых глаз. Сила убеждения, как и внутреннее чутье, у Тсунаёши Савады была что надо.       В дальнейшем оказалось, что семейство Хибари связано с мафией. У них даже был свой клан, который звался Кумо.       Тсунаёши боялась.       Тсунаёши страшилась.       Тсунаёши переступила через себя.       Все, что ни делается — все к лучшему, решила она и стала учиться тому, что должен был знать любой из членов скрытной облачной семьи. Получалось со скрипом, но получалось же... верно? ***       Аличе бесилась, когда не смогла зажимать свою неудачливую младшую сестренку по подворотням, как раньше — старшая Савада стала как будто уверенней в себе, а неуклюжесть ее стала какой-то наигранной, но подтвердить никак не удавалось, как и просто так дать ей по шапке. Она играючи уходила от пинков и ядовитых слов и смотрела со скрытой ехидцей, словно говоря: «ну что же ты, неужели теряешь форму, любимая сестренка?».       А Тсунаёши было хорошо: с ее неторопливым уровнем развития в стезе мафиози принятие ее в Семью планировалось только после окончания школы, если бы исключить вероятность появления различных эксцессов. Она уже пару раз встревала с передряги вместе с семьей Хибари, и каждый раз они выходили сухими из воды, в основном благодаря изумительным навыками стрельбы Руны и таланту к ближнему бою у Кёи. Ее фигура, по-прежнему худенькая и нелепая (образ взъерошенного нечто оставался таким специально), не привлекала особого внимания, и жилось ей в школе вполне неплохо. Удивление вызвали значительно улучшившиеся результаты в учебе, шатенка неловко улыбалась, перебирая края рубашки, и неумело врала интересовавшимся о том, что родители наняли ей репетитора. На деле же все было проще: в Семью не принимали тупых и недалеких, а посему Тсуна из кожи вон лезла, чтобы добиться чужого признания.       Значительно потеплели отношения с Кёей: в свободное время без лишних глаз они позволяли друг другу стать самими собой, осторожно касаясь друг друга душами и перемежая разговоры с ласковыми прикосновениями. Руна с серьезным выражением лица выговаривала потом брату о том, что она сделает с ним, если он обидит хрупкую шатенку, но глаза ее лучились счастьем. ***       Выяснилось, что противоборствующую Кумо группировку возглавляла никто иная, как Савада Аличе.       Тсунаёши оскалилась в предвкушении.       Тут еще можно поспорить, кто кого.       Собственно, именно из-за этого вступление Савады-старшей в Семью произошло относительно задолго до выпуска: на одном из заданий Неудачница Тсуна столкнулась лоб в лоб с младшей сестрой, впрочем, сумев скрыть свое настоящее лицо, что для нее как для будущего разведчика было самым настоящим достижением. Для будущего члена Семьи сейчас было бы очень важно оставаться под ее крылом и быть не узнанной... до поры до времени.       Ритуал принятия прошел быстро и несложно ввиду сложившейся ситуации, Метка Семьи пришлась на левую ступню и выглядела так, будто находилась там с самого рождения. Интуиция Тсунаёши блаженно заворчала, соглашаясь с действиями девушки: давно уже было пора так сделать. ***       А буквально через время после принятия в Семью старшая Савада встретила Его. Жизнерадостный бейсболист не раз притягивал взгляд во время ее бытности мелкой зашуганной школьницей, но сейчас он как будто бы погас. Вспыхнул ненадолго и перегорел, став кривым обломком некогда яркой свечи. Неудачно и довольно болезненно зацепив Тсунаёши плечом, он прошел совершенно как ни в чем не бывало — мало ли, кто по школе ходит. Мир запахов для девушки, до этого бывший тусклым и неинтересным из-за чертового подавителя, взорвался причудливым миксом, в котором явно выделялся мягкий живой аромат миндаля, мяты и воздуха после дождя, такой родной и домашний, что на глазах от облегчения и счастья навернулись слезы.       Ей просто не могло так, черт подери, повезти.       Истинный. Это же был ее Истинный, Боже!..       Она опрометью кинулась за бейсболистом. И вовремя: тот уже стоял на самом краю крыши, и лицо его имело вид совершенно безразличный, равнодушный, такой, что у чувствительной чуть ли не до эмпатии девушки болезненно кольнуло в груди. Так мог смотреть человек, смирившийся со своей неизбежной смертью. Сердце Тсунаёши колотилось раненной птицей в клетке, омежья сущность трепетала при виде такого родного, нужного, близкого альфы, а голова отчаянно пыталась сообразить, что же ей, черт возьми, делать!..       Кажется, она невразумительно что-то лопотала, и пустой взгляд бейсболиста, с тяжестью направленный на нее и давящий камнем на плечи, с каждым ее простым и нужным для него словом наполнялся жизнью. В определенный момент до нее дошло, что альфа понял, кто же такой мелкий и несуразный смеет ему указывать, как надо жить, и лицо его просветлело, так, что омега внутри Тсунаёши затрепетала и заворочалась с желании оказаться в кольце родных рук. Девушка выдохнула и сделала пару шагов вперед лишь для того, чтобы с наслаждением коснуться мягких темных волос и с нескрываемым облегчением улыбнуться юноше, как тут же ее рука совершенно неожиданно оказалась в плене сильных цепких пальцев, а чужие губы нежно коснулись тонкой кожи запястья.       В голове у Савады пронесся целый табун хаотичных мыслей, из которых разум вычленил ключевую: нельзя. Опасно для альфы. Нужно защитить. Не смея отвести взгляд, она как можно мягче попросила отпустить ее, чтобы тут же полететь на пол и, извернувшись, резво сбежать с крыши. Хотелось выть и плакать, ведь взгляд, сверлящий ее спину, снова до краев наполнялся беспросветным мраком.       На следующий день она незаметно забрала документы со школы и вернулась в Семью. Нельзя было допустить того, чтобы на нее попытались воздействовать через самого близкого человека, ее альфу: пока они не были столь близки, их запахи еще не смешались, в следствие чего на столь милого сердцу бейсболиста вражеская группировка выйти бы не смогла. Тсунаёши выглядела взволнованно и испуганно, на лице ее залегло самое настоящее болезненное напряжение, когда она шла к Кёе: все же они вроде как состояли в почти-отношениях, но у нее уже был Истинный. Теперь был. Хибари невозмутимо сказал, что все хорошо и он все прекрасно понимает, но в глазах его читалась самая настоящая боль, а посему Тсунаёши спешно сбежала от него, чтобы не видеть страдания самого близкого ей человека. Она уже не видела, как сгорбился всегда несгибаемый Кёя и как устало спрятал лицо в широких ладонях. ***       В Семье все оказалось не так гладко, как казалось на первый взгляд, и несколько лет разведчица пахала на Клан во имя его процветания. Вражеские мафиози постоянно чинили какие-то неприятности, и Савада, скрипя зубами, их разгребала и разбирала, фильтруя только достоверную и нужную информацию и поставляя ее в клан.       И все же они выиграли. С потом, стонами и слезами, но выиграли. Не так давно сколоченная Аличе мафиозная группировка Юки была не столь хороша во всех сферах деятельности, даже не смотря на несомненный гений ее главы, а посему их медленно, но верно подводили к самой опасной грани, из-за которой уже не было выхода.       Крупнейшая на памяти Тсунаёши и последняя стычка для Аличе и ее группировки произошла через несколько лет после окончания школы. Уже приученная к подобной грязной работе девушка, грациозно танцуя на поле боя, не колеблясь пустила младшей сестре пулю в лоб и только тогда почувствовала, как падают тяжелые оковы, не дающие ей простора для полета все ничтожное время ее жизни. Теперь-то она могла расправить крылья.       Ей высказали устную благодарность, пожали руку, вручили карточку с приличной суммой денег и пинком отправили на отдых — уж больно чего много она сделала для того, чтобы привести Семью к победе. Заслужила.       Найти Ямамото Такеши, милого сердцу бейсболиста, оказалось не так уж-то и сложно, сложнее было принять, что он с собой сотворил. С ужасом Тсуна осознала, что своим поступком она практически поставила его одной ногой в могилу. Правду ведь говорят, что без Истинных и жизнь не мила... Стоило действовать решительно. Савада разыскала всю подноготную о альфе, и, проведя несложные расчеты, она отправилась в то кафе, где было вероятнее всего его встретить в данное время.       Она вошла в популярную кафешку и окинула всех присутствующих внимательным цепким взглядом. Девушка искала одного конкретного человека, и она его нашла. Бывший бейсболист, красивый, с хищно заостренными чертами лица, высокий, поджарый, он сидел в самом дальнем углу кафе и не сводил с нее опасного взгляда потемневших ореховых глаз. Тсуна знала, что он не причинит ей вреда, а потому смущенно улыбнулась запуганному официанту и проследовала за столик к альфе.       — Здравствуй, — неловко произнесла Савада и несколько виновато заглянула в самые родные глаза напротив.