Старинная гравюра

      Память – странная штука. Что-то ненужное – помним. Важное – вот ведь мука, Словно залито бетоном.       Боль и обиды - рядом, Словно вчера случились. Радость и счастье разом Стерлись, исчезли, забылись.       Лица врагов, как в раме, Перед глазами живы. Лики друзей в оправе Туманной, недостижимы.       Память играет с нами, Мучает, бьёт наотмашь. Вдруг накатив волнами, Дразнит, крича о прошлом. * Лист двадцать первый POV ВладимИр       Это летнее утро выдалось свежим и тёплым. Ещё не было изнуряющей жары, которая заставляет все живые существа искать спасения в прохладе лесов, рек, озёр и прудов.        Я сидел на крыльце своего дома и точил косу. Трава опять опережала меня по скорости роста, и старый сад выглядел заброшенным и неприбранным. Сегодня, в это прохладное утро, я решил привести его в порядок, и начать следовало именно с этой непослушной травы.       Я по-прежнему жил уже шесть лет один в моём доме, тишина и покой которого лечили и физические, и душевные раны. Я вдруг вспомнил, что именно сегодня та трагическая дата, когда меня, обожженного, избитого и без сознания нашёл мой сосед по участку на повороте в нашу деревню.       Я лежал на обочине, в кустах, машины рядом не было, документов тоже. И что самое ужасное, пропал мой Ферн.       Когда меня привезли в больницу и сообщили о случившимся родителям, они тут же приехали. И ХОТЯ ВРАЧИ ПРИВЕЛИ МЕНЯ В ЧУВСТВО, Я НИЧЕГО НЕ ПОМНИЛ И НИКОГО НЕ УЗНАВАЛ.       Я лежал в персональной палате; рядом с моей кроватью, на стуле, сидела какая-то женщина, держала меня за руку и плакала. Немолодой мужчина стоял в ногах кровати и всё повторял: - Ничего, сынок, прорвёмся!       Так я пролежал в больнице месяц. Благодаря заботе матери и постоянной моральной поддержке отца я потихоньку стал вспоминать - кто я, кто эти люди, где я, но я абсолютно не помнил, что со мной произошло.       Мама рассказала, что после моего телефонного звонка, когда я предупредил её о внезапном отъезде, прошло две недели. Я не звонил, не писал, а потом меня нашли в таком плачевном состоянии.       Врачи уверяли родителей, что мне надо поехать в санаторий, чтобы окончательно долечиться и успокоиться, и тогда со временем память может вернуться ко мне.       Но я категорически отказался ехать куда бы-то ни было, кроме моего дома. Мне казалось важным вернуться именно туда. Что – то звало меня и обещало, что именно там я найду ответы на все вопросы.       Мама и папа сначала жили со мной в деревне. Я быстро поправлялся, совершал длинные пешие прогулки и пробежки по ближайшему лесу. Купался в соседнем озере. Занимался домом. Когда родители поняли, что физически я восстановился, они переехали в город, чтобы не надоедать мне своей чрезмерной опекой.       Я очень скучал по Ферну (вот его я помнил), везде искал, расклеил его фотографии с номером моего телефона. Но тщетно. Волк как сквозь землю провалился.       Я уладил дела в институте, досдал все пропуски. И стал жить и учиться дальше. После окончания института мне предложили поступить в аспирантуру и работать на моём любимом историческом факультете. Я согласился. Теперь я работал над диссертацией «Образ Бальдра - как бога добра и мира в скандинавской мифологии». Почему-то меня очень привлекла эта тема.       Четыре раза в неделю я читал лекции студентам младших курсов, проводил семинары и коллоквиумы. Жизнь вошла в спокойный ритм. До нынешнего года.       В сентябре среди второкурсников появилась новая девушка, Ольга Торова. Она перевелась к нам из какого-то института. Как только она впервые вошла в аудиторию, меня словно ударило током. Я где-то видел её раньше. И это чувство не оставляло меня постоянно. Я стучался в свою закрытую до сих пор память, но она стойко хранила свои секреты.       Я чувствовал, что девушка тоже смотрит на меня, где бы я в этот момент не находился в аудитории. Она очень хорошо отвечала на семинарах. Иногда я даже спорил с нею, она удачно парировала мои выпады, и это мне доставляло удовольствие. Я поставил ей автоматом и зачёт, и потом экзамен, но меня не оставляло чувство, что она хочет что-то мне сказать помимо уроков.       И что самое странное, с её приходом я начал видеть сны, где главным действующим лицом какой-то скандинавской саги, очень отличной от канона, был я. Я просыпался и помнил каждое своё слово, каждое действие. Я стал записывать эти сны, и, поскольку они снились с завидным постоянством, у меня скоро набрался целый файл, на хороший полноценный роман.       Я показал его своему научному руководителю, он объяснил эти сны тем, что я очень вжился в тему диссертации. Я показал записи маме и папе, они предположили, что, может, такие красочные сны свидетельствуют о пробуждении памяти, и предложили не спешить и подождать ещё. Я показал файл своему другу, филологу, и он, прочитав его, сказал односложно: -Печатайся!       Я пошёл в одно скромное издательство, где работал ещё один мой бывший одноклассник, и показал рукопись ему. Он читал её две недели, потом позвонил мне, попросив приехать. Когда я приехал, он предложил мне подчистить незначительные детали в течение одной недели, и сообщил вердикт издательства, что они будут печать мой роман.       Роман появился на прилавках города через два месяца. Я стал знаменитым. В институте студенты подходили ко мне с моей книгой и просили дать автографы. Научный руководитель считал, что теперь защита у меня в кармане.        И только Ольга полностью проигнорировала мою книгу и мою известность. Меня это задело и, набравшись наглости (ведь преподавателям неэтично встречаться со своими студентками), я пригласил её в гости, в мой дом.       И теперь я сидел на крыльце, точил косу, и думал о том, как бы аккуратнее перейти к разговору о книге, когда и если Ольга приедет. <i>Лист двадцать второй</i> POV автор       Ниг отложил ручку и задумался. Сегодня исполняется ровно год, как он приземлился у ворот дворца Тора и принёс еле живого Ферна.       Ниг теперь работает библиотекарем у Тора. Он собственнолапно очистил и привёл в порядок огромные подвалы замка и организовал в них уже знаменитую во многих царствах библиотеку. Он гонял посыльных Тора во все миры и заставлял находить и привозить ему старинные рукописи, магические книги, ведьмовские заговоры, переписку государственных и частных лиц, ныне живущих и ушедших во мрак.       Он всё описал и систематизировал, он один создал уникальную библиотеку магии и истории. Он делал всё, только бы занять чем-то лапы и мозг и стараться не вспоминать о перенесённом горе.       Тогда, год назад, Тор собственноручно внёс Ферна в свой тронный зал, приказав немедленно позвать лекаря и слуг. Слуги по приказу Тора принесли большой мягкий ковёр, постелили его за троном, и Тор положил на него волка.       Пришедший лекарь, осмотрев зверя, сообщил, что выздоровление будут долгим и трудным; что, по всей видимости, раненое ухо отсохнет и отвалится, волк им не будет слышать. Кроме того, животное может потерять нюх и охрометь на левую переднюю лапу.       Ферн всё это слышал, но ему окружающая действительность была абсолютно безразлична. Он считал, что ВладимИр ПОГИБ ПО ЕГО ВИНЕ, что он должен был увести его, как только ощутил смертельную угрозу.       Тор приказал Нильсу утром и вечером приносить волку сахарную косточку и чистой воды с травами, прописанными лекарем. Он запретил без своего разрешения кому бы то ни было входить в тронный зал и беспокоить животное. Специальный слуга в полдень выносил Ферна на луг перед дворцом для справления нужды. Ферн всё делал, как автомат, никуда не смотрел, ничем не интересовался.       Нильс выполнял приказ чётко, не донимая Ферна расспросами и своей обычной болтовней. Он жалел волка, словно забыл, как тот по началу пугал его. Ниссе постоянно повторял, что ВладимИр не тот человек, чтобы сгинуть так просто.       Тор сам очень часто садился на ковёр рядом с Ферном, гладил того по заметно поседевшей голове и говорил: - Держись, брат! Ну, не мог он просто так погибнуть. Мы найдём его!       Однажды слуги не доглядели, вовремя не закрыли дверь зала, и туда вбежала молодая белая красавица-лайка. Вбежала, обошла все углы, всё обнюхала и замерла перед ковром, на котором спал Ферн.       Она осторожно подошла, понюхала его, лизнула в нос и села рядом. Фен открыл здоровый глаз, посмотрел на нарушительницу спокойствия, тявкнув в ответ что-то невразумительное и... закрыл глаз.       В это время пришёл ниссе с мисками, увидел собаку и обмер от страха. Он представил себе гнев Тора, когда тот узнает, что его приказ о спокойствии Ферна нарушен. Он поставил миски на пол, осторожно подошёл в лайке и ласково попытался ей объяснить, что, сидя здесь, она нарывается на большие неприятности.       Лайка выслушала его очень внимательно, потом носом сама пододвинула миски Ферну, одну за другой, и, глядя в глаза ниссе, сказала: - Этот храбрый больной волк - теперь моя забота! Оставь его на меня и не беспокойся! _____ *Мои стихи