Это отвратительно

      Уютная кофейня «Фонари», примостившаяся на маленькой авеню близ Центрального парка, была отвратительно-зеленой и весьма бюджетной. Однако, ее популярность, несмотря на абсолютно безвкусные занавески, была велика. В будние дни она была битком набита, и сесть за столик было крайне проблематично. «Фонари» было весьма популярно у студентов НЙУ за счёт весьма бюджетного меню, и потому кафетерий явно не бедствовал, а выручка была стабильной, хоть порой и небольшой.       Именно в этом кафетерии уже несколько лет трудился баристой Хэл. Конечно, все в кафе знали, что у Синестро, владельца, целая сеть баров по Нью-Йорку, однако именно «Фонари» приносили ему большую часть дохода. Не так давно Синестро предложил Хэлу поработать совместно над новым проектом, так что последнее время бариста заметно не высыпался и был крайне вымотан.       — Два амаретто, один ирландский, — поёт над ухом голос Кэрри, и перед ним ложится листок с ее быстрым, красивым почерком. Сегодня вновь полная посадка, и потому к стойке попросит заказ на вынос с собой никто не рискует. Хэл догадывается, как выглядит со стороны — точно безумный химик, намешивая, посыпая, взбалтывая, наливая и разливая, мечется меж аппаратами, специями, рабочим столом и стеллажом с чашками. В кофейне ни на секунду не умолкает гул кофемашин. И именно в такой суете Джордан чувствует себя по-настоящему живым. И это прекрасно.       Хэл помнит, как пришёл сюда впервые. Кэрри уже была здесь — смеющаяся взглядом, шустрая, вежливая и аккуратная, идеальное воплощение официанта. Глядя на нее, можно было сразу понять — здесь она на своем месте. Она искренне наслаждалась своей работой и всему, что с этим связано. Она была первой, кто принял его в коллектив. Хэл тогда перебивался с работы на работу, ему вечно не хватало денег, чтобы платить за квартиру; порой приходилось голодать неделями, чтобы просто выжить в чужом, большом и шумном городе. Он был одинок — ни друзей, ни подружки, ни знакомых, — и Нью-Йорк смотрел на него с вызовом своими синими высокомерными окнами. Однако, один росчерк паркера Синестро в миг решил все его проблемы. Небольшое собеседование, на котором, если честно, Хэл и не надеялся получить эту работу, и его взяли. Взяли за шкирку, встряхнули, накормили и бросили нелепым щенком в коробку к бывалым псам. И те взрастили его по своему образу и подобию. Он научился многому.       По крайней мере, варить хороший кофе и нравится людям — точно.       — Джордан, не спи, — щёлкает перед ним Кэрри пальцами, и, точно пташка, упархивает принимать очередной заказ и заскочить ко второй кассе за десертами. Хэл никогда ещё не видел, чтобы кто-то так виртуозно управлялся с таким огромным количеством тарелок и чашек, но этой хрупкой певчей птичке удаётся при этом неизменно улыбаться и приносить все и всем в срок.       — Богиня, — охарактеризовал ее при знакомстве Хэла с коллективом Синестро. И Хэл был склонен с ним согласится.       Зазвонил безбожно зелёный, как и все кафе, колокольчик, хлопнула дверца, и в «Фонари» ввалился не иначе, чем смерч — в красном спортивном костюме, улыбчивый, ехидный, скромный, вежливый и бесконечно хороший парень — Барри, мать его, Аллен.       Хэлл был знаком с ним о второго своего рабочего дня вот уже несколько бесконечно долгих лет. Барри занимался бегом в Центральном парке, притягивал к себе правильных людей, а ещё жить не мог без американо после пробежки. Он был знаком почти с половиной посетителей, и каждый раз, стоило ему войти, со всех углов разорвалось «Хэй, приятель!», «Рады видеть тебя, Барри, давно не заходил в гости!», «Морозного утра, Скарлетт», «Опять с пробежки? И как тебе терпения хватает!».       Хэл и сам любил перекинуться с Барри парой слов. И этот раз не стал исключением.       Под лёгкий гул, не утихающий в кафе до закрытия, Барри, ероша мокрые волосы, тяжело дыша и неизменно улыбаясь, единственный устроился на стуле у стойки. Хэл вздохнул, и, наблюдая, как доваривается последний амаретто, вытер руки о фартук, кивком здороваясь с бегуном, однако, разговор начать не успел — беспокойный Аллен оглянулся и активно замахал руками.       — Пьетро! Питер, иди сюда! — И только тогда Хэл обратил внимание на озирающегося, видимо, вошедшего вслед за Барри парня. Тот поймал на миг взгляд Хэла, посмотрел на Барри, и спешно направился к стойке.       — Что, Аллен, нашёл братьев по разуму? — смерив аналогичный спортивный костюм новичка, интересуется Джордан, поставив перед Барри американо ещё до того, как тот что бы то ни было заказал.       Аллен точно пропускает колкость мимо ушей, улыбается, отпивает несколько глотков и мягко, в большей степени весело откликается, представляя явившегося.       — Это Пьетро. Он у нас недавно переехал. Я встретил его в воскресение, когда бежал мимо зоопарка. Разве ж я мог не показать ему самую приличную забегаловку города?       Пьетро молчалив, смотрит на всех хмурым взглядом, у него выкрашенные в серебро волосы и крайне растрёпанный вид, а ещё он любит доппио, он же двойной экспрессо, и жить не может без отвратительно-приторных пончиков с глазурью из разряда «смерть диабетика». Барри сопровождает Пьетро, точно наседка, и однажды заговорщицким шёпотом делится с Хэлом:       — Знаешь, он первый, кто обгоняет меня на коротких дистанциях.       И улыбка у него при этом не завистливая — а гордая-гордая.       Барри и Пьетро, двое несносных бегунов, заскакивают к ним ежедневно. В любые погоду, время суток и день недели. Пьетро не разговорчив в кафе, но, если верить Барри, его не заткнуть вне его стен. Пьетро — беженец из Заковии, живет с сестрой в небольшой правительственной квартирке близ Хейзел стрит.       Хэл, конечно, понимает, что птср, и все такое, но доходит до смешного.       — Что заказывать будешь?       Пьетро смотрит на него недоуменно. И молчит. Барри нет — как вошли в кафе, убежал за столик к приятелю, что-то невнятно промямлив и извинившись. И оставил тут это враждебно глядящее дите. Вот же засранец.       Хэлу откровенно неловко.       — Тебе как всегда? — со слабой надеждой на ответ, уточняет он, доделывая два заказа с пятого столика.       Пьетро кашляет; осматривает витрину и вздыхает, точно говорить что-либо — для него тяжкий труд. Он набирает воздуха, смотрит хмурым, с вызовом, взглядом, и вкладывает в два слова все своё негодование о том, что ему все же придётся говорить.       — Как всегда.       Хэл смотрит на него, впервые за несколько лет работы осознавая, что вот именно с этим парнем будет трудно.       И не может сделает ничего другого, кроме как развести руки и ответить:       — Хорошо, приятель.       Когда-то, в своё время, он точно так же опекал Аллена. Делал американо, стоило заметить за витриной красный костюм, терпеливо знакомил с коллективом и расспрашивал — что да как, в какой университет поступил, на кого учится. Видимо, Аллен, который благодаря Хэлу стал частым гостем кофейни, решил на такое же попечение отдать ему это недоразумение.       Дите, тебе вообще сколько лет?       Пьетро приходит с Барри только в смены Хэла, и Джордан думает, что Аллен действительно ненавязчиво пытается навязать ему это ершистое и вредное создание. Хэл, на самом деле, не в восторге от того, что он каждому недолюбленному студенту тут крышей приходится, но его никто не спрашивает. К тому же, плюсы в этом есть.       К примеру, Пьетро довольно-таки скоро осваивается. И препирательства становятся фишкой их заведения, потому что «черт возьми, уймите их кто-нибудь», насмешливо сказанное Кэрри, становится для их смены чем-то ежедневно ритуальным.       Пьетро препирается ежесекундно. Но это не может не радовать Хэла.       В первый раз, когда это случается, он, однако, сначала теряется, с трудом осознавая, что мальчишка сошел с официального тона.       — Что, старикан, зрение подводит? — ворчливо интересуется он, когда Хэл случайно сталкивает локтем со стойки корзинку с декоративным печеньем. К удивлению Хэла, реакция у мальчишки что надо — он ловит корзинку со всем ее содержимым на пол пути к полу.       Улыбка на лице баристы совершенно неуместна, но разве ж он может равнодушно проигнорировать тот факт, что Пьетро не смотрит на него волком, застыв истуканом, как всегда происходило до этого?       — Ну, должно же быть во мне хоть что-то несовершенное, что перебьет мое сногсшибательное очарование, — смешливо ворчит Хэл, забирая корзинку. И постепенно оттаивая по отношению к новому постоянному клиенту.       Если первое время стаканчики для Пьетро Хэл подписывал именем, то в последующем, стоит звякнуть зеленому колокольчику, предвещая появление на пороге бегунов, Хэл улыбается во весь рот, и, вызывая заметную довольную ухмылку у завсегдатаев заведения, громко отзывается:       — О, глясе для мистера Я-Шило-В-Заднице-Хэла-Джордана, я прав?       Аллен, официантки и управляющий смеются, а Пьетро с ухмылкой показывает средний палец.       И как же невероятно забавно смотреть на реакцию Пьетро, когда тот давится своим обожаемым глясе, заметив пририсованное на краю стакана зеленое сердечко. Хэл смеется в голос и, перегнувшись через стойку, заботливо хлопает кашляющего Пьетро по плечу.       — Это отвратительно, старик, — утирая рот, хрипит мальчишка.       С этого момента зеленые сердца и сопливые фразочки из разряда «зачем смотреть на небо, если есть твои глаза?» красуются на стакане Пьетро ежедневно.       И, несмотря на фырканья, ворчание и ехидство, Хэл знает, что Пьетро это нравится.       Чертовски нравится.