***
Вечерний выпуск новостей заставил Ино Яманака надолго уйти в себя. Выдавливая косточки из вишен, откладывая мякоть в одну миску, а косточку в другую, она постоянно ловила себя на том, что делает это с огромными, выпученными от негодования глазами. С трудом верилось, что этот идиот угрохал женщину, а остальные детали так вообще — блеск. Он угрохал её в психушке, незаконно пробравшись на охраняемый этаж. Задушил голыми руками! А потом ещё и умудрился скрыться от полиции. У Ино не было ни единого предположения, как Дейдара оказался в психушке, но лучше бы он там прописался, по её мнению, на месяцок-другой. На самом деле она не верила, что он кого-то задушил. Если за все эти годы он умудрился не укокошить Т.К., который ходил мимо него, сверкая своей мерзкой непогрешимостью, сраными грантами и чем там ещё?.. То с чего Дей-куну душить какую-то неизвестную докторшу? Бред. Нет, маловероятно, что он убил. А вот то, что он вляпался в историю, по чистой случайности, просто потому что он хренов хронический неудачник — в это Ино готова была поверить. Дурак. Ино брезгливо отшвырнула извлечённую косточку. «Как там, интересно, Сакура?» — думала она. Если Т.К. пришёл, то ей, наверное, несладко. Очень хотелось, чтобы подруга поскорее вернулась, и они обсудили новости. И хорошо бы она не натворила там дел, на этом балу. Ино не могла избавиться от чувства тревоги. Оно зудело под кожей, с момента, как Сакура, невероятно красивая и невероятно несчастная, ступила за порог. Тётушка Хори, кажется, тоже волновалась. Она без конца поглядывала на кукушечные часы. Вот и сейчас, замешивая тесто, тётушка обернулась. На часах — начало десятого. Ждать Сакуру пока что рано, праздник в разгаре. — Надеюсь, мою девочку хотя бы проводит кто-нибудь, — она покачала головой. Тесто распласталось по дну формы для выпекания. Тётушка Хори приминала его пальцами к рифлёным стенкам. Затем она выложила начинку, присыпала вишни сахаром. Ино завороженно следила за этим процессом. Её мама никогда не пекла пирогов. Они ели гадкую пресную пищу, по вкусу напоминающую бумагу. Ино даже испытала лёгкий стыд за то, что смеялась когда-то над рецептами коржей. Вслух она бы никогда в этом не призналась, но в этом доме ей нравилось всё: розовые занавески, бахрома, пузатая посуда с цветочными узорами. — А почему Сакура не живёт с родителями? — спросила вдруг Ино. Тётушка Хори посмотрела на неё немного удивлённо, но в следующую секунду её лицо озарила неизменная улыбка. — Видишь ли, моя сестра всегда была большой непоседой, — тётушка Хори говорила, выкладывая полосками тесто поверх начинки. — Когда у них с Шичиро родилась Сакура, им пришлось сильно изменить образ жизни. Они очень любили её, но не могли брать её с собой в экспедиции. Потом Сакура стала старше. И она сама выбрала поступить в закрытую школу, а затем и сюда. Она хотела, чтобы родители снова могли путешествовать. Сейчас они, кажется, в Намибии?.. Я очень рада, что она выбрала пансион рядом с моим домом. Без неё моя жизнь была бы лишена радости. — Но Масару так далеко… Тётушка с преувеличенной беззаботностью пожала плечами. — Что ж, так уж сложилось. — Да уж, — мрачно сказала Ино. Чёртов профессор Тэкку, чтоб ему пусто было. — Ну, не будем грустить раньше времени! — тётушка Хори отставила пирог и повернулась к ней. — По-моему, пришло время передохнуть! Ино не успела ответить. Тётушка открыла шкаф и извлекла оттуда бутылку красного вина. Потом на столе появилось два пустых бокала и ломтики сыра на блюдечке. Ино растерянно смотрела на все это. — Это мне бокал?.. — спросила она, когда тётушка наполнила вином оба. Тётушка всплеснула руками. — Ну, конечно! Не буду же я пить из двух сразу? — она рассмеялась. — Немножко вина никому не повредит! Они легонько чокнулись, прежде чем сделать по глоточку. Спустя полчаса Ино не успела выпить и половины от того, что тётушка ей налила, но беседа вдруг потекла легко и непринуждённо. Они переместились за стол. Сыр был потрясающе вкусным. Тихонько шелестело радио. Тётушка рассказывала о Сакуре, о своём покойном супруге, о шитье и даже о том, как однажды украла солнцезащитные очки. А вот как из рассказа об украденных очках они вдруг очутились в этом разговоре, Ино понятия не имела. — То есть я не хочу сказать, что он совсем придурок, но слишком уж у него горячая кровь, — сказала она, а тётушка понимающе качнула головой. — Должна признать, Хикэру тоже одолевали разные безумные идеи… Печально, что ты не знаешь, где твой друг. — Да… — Ино вздохнула. — Хотя сейчас это не самая серьёзная проблема. Стоило ей это сказать, как по шее пробежались мурашки. Расслабилась! Сболтнула лишнего! Впрочем, тётушка не могла знать о серьёзности их проблем. Она восприняла это замечание философски. Плеснула себе ещё вина и элегантно откинулась на спинку стула. — Я вот что думаю. Если ты ничего не имеешь против шитья и тебе нужна подработка, я могла бы научить тебя. И первое время ты бы работала в моей мастерской. Я всё равно не справляюсь с количеством заказов… — тётушка хотела сказать ещё что-то, но вдруг увидела лицо Ино и осеклась. — Что с тобой, милая? Ты в порядке? «Не реветь!!!» — приказала себе Яманака, стиснув зубы. Работа в мастерской! Шитьё! Она и мечтать не могла о таком! Тётушка Хори обеспокоенно нахмурила брови. — Милая, — сказала она, — я тебя расстроила?.. — Что вы! — Ино так энергично помотала головой, что у неё хрустнуло в шее. — Я просто… Ино не договорила, потому что тётушка Хори обернулась к окну. — Ты слышала? — спросила она. У Ино волосы зашевелились на затылке. Розовые узорчатые шторы пропускали свет фар. — Как странно, — сказала тётя. — Остановился прямо напротив нашего дома… Тётя встала. Ино вскочила следом, схватила её за руку. — Не подходите к окну! — выпалила она. — Почему? Машина стояла перед домом, мотор бурчал какое-то время, потом водитель выключил зажигание. Погасли фары. Никто не вышел. — Просто… мало ли кто это?! Удивлённо глядя на побледневшую Ино, тётя чуть наклонила голову. У Ино сердце заколотилось в горле. Это они. Это головорезы, которыми их запугивал Тэкку. Это точно они! Но как объяснить?! — Ты боишься кого-то? — Да! Нет! То есть… — Ино усиленно соображала, как в двух словах объяснить серьёзность ситуации. — Чего они там стали?! — Это, наверное, заблудился кто-то… — В этом районе?!.. — Я могла бы подсказать дорогу. Подожди меня немножко… — Тётя. — А то они так и будут там… — Тётушка Хори! Ино выкрикнула это и сама испугалась, что с улицы её могли слышать. Машина не трогалась с места. Она видела её черный силуэт прямо за калиткой. Господи! Нельзя терять время! Ино приказала себе собраться. Немедленно! — Я скажу сейчас кое-что, — произнесла она, глядя тётушке в глаза, — и это будет не шутка. — Мм? — В доме есть оружие? Ружьё? Дамский револьвер? Хоть что-то. — Оружие?.. Ино нервно потёрла ладонью взмокший лоб. — Это кажется безумием, — заговорила она быстро, — но мы с Сакурой в большой беде. У нас проблемы. Нас могут пытаться убить. И вас тоже. Тётушка Хори удивлённо склонила голову. Ино ужасно боялась, что она сейчас рассмеётся, но она не рассмеялась. Она подошла к окну, так, что снаружи её не могли видеть, глянула на улицу. Машина с потушенными фарами стояла на месте. Потом тётушка Хори действительно рассмеялась. Очень громко. Ино дёрнулась от неожиданности. — И тебе нравится этот актёр? — воскликнула она. — Как по мне очень уж он слащавый! Тётя кивнула головой, лицо её было серьёзным. «Коридор», — прошептала она одними губами. Ино попятилась, и тоже заставила себя рассмеяться. — В «Последнем поцелуе» он о-о-очень классный! Ой, вино закончилось… — Это не проблема, дорогая! Мой покойный супруг собрал в подвале целую коллекцию. Я его всё спрашивала, к чему собирать вино, если совсем его не пьешь? — тётушка Хори рылась в карманах своих разноцветных пальто. Красное, желтое, розовое. Ино следила за этим, не понимая, чем может помочь. — Боже, он считал, что в вине можно разбираться, не пробуя его на вкус! Из кармана пальто цвета зелёный леопард тётя извлекла маленький ключ. Она вставила его в шкатулку, стоящую на комоде при входе. Увешанная бахромой, обитая бархатом, она распахнулась, стоило ключу бесшумно провернуться в скважине. С улицы не доносилось ни звука. Ино испуганно озиралась по сторонам, словно кто-то уже мог пробраться в дом. В шкатулке, под слоем носовых платков и брошек, лежал револьвер. Тётушка Хори поглядела на него с сомнением. Умела ли она стрелять? Ино сомневалась. Но револьвер вселил в неё хотя бы иллюзию защищенности. Они обменялись взглядами: страх, твёрдость воли и решимость. Обе были не из тех, кто просто сдаётся. — Может, лучше спрятаться?.. — прошептала Ино. И тут в дверь громко постучали.***
Сасори не возвращался. Сакура сидела на стуле, обхватив себя руками, и изо всех сил старалась не поддаваться панике. Всё произошло слишком быстро. Когда он достал пистолет, угрожал, выстрелил, связал этих двоих — всё произошло слишком быстро. Она не в состоянии была оценить происходящее. Даже сейчас сложно представить, чем это обернётся. Но за два часа ожидания страх истерический и животный, горячий страх, заставляющий сердце захлёбываться ударами, отступил, и на его место пришел страх иного сорта. Сакура беззвучно постукивала по руке указательным пальцем, её расфокусированный взгляд был направлен на пятно крови, размазанное по полу. Слух улавливал шорохи, чужое тяжелое дыхание. Она старалась не смотреть на Сая и Тэкку. Невозможно было поверить, что всё это действительно сейчас происходит. Она в кабинете с двумя связанными людьми, один из которых ранен и, возможно, вот-вот скончается от потери крови. Слева от неё, на столе, лежит холодный пистолет, который весит тонну. Где-то за пределами длинного коридора продолжается бал. Наверное, её найдут здесь, рано или поздно, если Сасори не вернётся. Её схватят и посадят в тюрьму. Это развитие событий казалось практически безобидным в сравнении с тем, что ещё могло произойти. Тюрьма. Что она знала об этом? Ничего. Ей виделась пустая холодная камера, тишина. Всего лишь камера, в то время как без своевременной помощи по её вине мог скончаться человек. Или этот же человек мог выжить и выместить всю свою злобу на тётушке Хори. Сакура зажмурилась, пытаясь отогнать эти мысли. Если бы она хотя бы понимала, сколько прошло часов с момента, как за Сасори закрылась дверь. «Он не вернётся», — думала Сакура. «Он вот-вот вернётся», — думала она в следующую секунду. Это сводило с ума. Сакура считала столы, проезжающие за окном машины, полосы на обоях. Пятнадцать парт. Восемь полок книжного стеллажа. Пятно крови на полу напоминало собачью морду. Господин Тэкку свесил голову и смотрел на свои колени. Он периодически ерзал и дёргался, проверяя на прочность скотч. Сай всё это время неотрывно смотрел на Сакуру. Он с готовностью встречал её взгляд. Моргал, словно пытаясь с ней таким образом пообщаться. Сначала Сакура отворачивалась, но ей становилось всё сложнее сохранять дистанцию. Она всё чаще ловила эти крупицы беззвучного общения. Всё чаще поглядывала на Сая, словно тот вдруг стал ей самым близким другом. Ей было страшно. Если бы у неё хотя бы были часы, чтобы понимать, как долго… И тут она подумала, что часы могут быть у одного из них. Тишина аудитории. Автомобиль, проехавший за окном. Холодный ломкий воздух. На ком-то из них могут быть часы. И станет намного легче, правда? Сакура посмотрела на пистолет. Оставила его на столе. Осторожно приблизилась к связанным. Платье шуршало при каждом шаге, словно подхваченная ветром сухая листва. Тэкку вскинул голову, уставился на неё. «Они ничего тебе не сделают, они связаны», — повторяла себе Сакура. И всё-таки внутри всё задрожало, когда она остановилась рядом с Саем. На его запястье были часы, но скотч закрывал циферблат. — Я хочу посмотреть, который час, — сказала она, голос был тонкий, дребезжащий. Сакура словно спросила разрешения, но на самом деле ей отчаянно хотелось заговорить хоть с кем-нибудь. Хотя бы с тем, кто не может ответить. Сай кивнул. Сакура зашла ему за спину, присела. Она попыталась отодвинуть край скотча, отскрести его. Часы были замотаны наглухо. Придётся его развязать. Эта идея зародилась всего на мгновение. Сакура понимала, развязать его она не может. Она снова попыталась сдвинуть скотч. В груди проснулась тревога. Усыпленная шоком нервная система начала просыпаться. Сердце забилось, вспотели ладони. Скотч не отходил. Дрожала рука. «К чёрту часы», — подумала Сакура. И вдруг увидела: руки господина Тэкку почти развязаны. Он почти выпутался! Сакура ахнула от ужаса. Тэкку резко повернул к ней голову, сверкнул своими бульдожьими глазами. Он понял, что Сакура увидела. «Что делать?!» — беспомощно взметнулось в голове. Тэкку задёргался, зарычал. — Не двигайтесь! — приказала она. Но чем подкреплялся этот приказ? Пистолет на столе. Она безоружна! Её прошибло потом. Она подскочила на ноги, но не успела отбежать. Стул сильно качнулся в её сторону, рука профессора вырвалась, сцапала её за запястье. И вместе со стулом они оба рухнули у Сая за спиной. Борьба была отчаянной и беззвучной. Только шорохи, всхлипы, надрывные усилия. Тэкку сжал её запястье с нечеловеческой силой, он хотел его раздавить. Сакура содрала колени, локти. Она отползала, отпихивалась ногами, не понимая, куда бьёт. Тэкку держал её одной рукой, потом он вдруг сорвал скотч с собственного рта, сплюнул тряпку, захрипел. — Конец тебе, тварь, — прохрипел он и рванул Сакуру к себе. Запястье заломилось. Всё тело пронзило болью. Сакура вскрикнула. Боль ударила её словно кнутом. Она перестала отворачиваться, обернулась, увидела, что спинка стула придавливает ей ногу, что Тэкку пытается дотянуться до её горла свободной рукой. Свободной раненой рукой. Зашипев от усилия, Сакура всем телом рванулась вперёд, а потом вцепилась ногтями прямо во взмокшую от крови перевязку. Тэкку взвыл. Сакура оттолкнула его, выкрутилась, он схватил снова, за пояс платья. Она ударила ногой. Попала! Попала куда-то. Хрустнули скребущие об пол ногти. Задыхаясь, всхлипывая, Сакура протащилась вперёд, сбросила с себя окончательно его мерзкую руку. Вскочила на ноги, упала, запуталась в подоле. Тэкку хрипел за спиной. Сакура совершила последний рывок. Она ничего не видела вокруг, только пистолет. Пистолет на парте. Она схватила его, обернулась, палец плясал на курке. Руки колотила такая дрожь, что прицел буквально прыгал вверх-вниз, вверх-вниз. — Лежать! Не двигайтесь! — вскрикнула она. — Не двигайтесь! — Сука драная! — заорал Тэкку не своим голосом. — Если выстрелишь, я тебя выпотрошу живьем! Тварь! Я с тобой такое сделаю, сука! — Замолчите! Я выстрелю! Клянусь! — На помощь! — заорал Тэкку. — НА ПОМОЩЬ! УБИВАЮТ! Он срывал с ног скотч, пытался выпутаться. Сейчас он освободится и убьет её. Сейчас он бросится на неё! У Сакуры потемнело перед глазами. Она не хотела стрелять, это вышло случайно. Рука просто сжалась, словно в судороге. В запястье ударила отдача. Пуля взвизгнула где-то под потолком. Тэкку, который только что орал во всё горло, замолк. И в первое мгновение Сакура решила, что пристрелила его. Но он смотрел на неё, в какой-то яростной оторопи. — Ты!.. — выдавил он. — Заткнитесь! Заткнитесь! Заткнитесь! — заорала Сакура. Мир плыл. У неё в ушах так стучала кровь, что она ничего вообще не слышала, даже себя. Она слышала своё имя. Кто-то говорил сакурасакурасакура. Что это было? Губы Тэкку не двигались. Она сходит с ума. Сходит с ума. Сакура схватила ртом воздух. — Спокойно! Сакура? Сакура! Сакура! Воздух. Воздух. Хотя бы глоток. Сакура покачнулась. Пальцы намертво впивались в рукоять пистолета. Она хотела их разжать, но не могла. — Сакура! Сакура моргнула. Посмотрела на Сая. Он снял кляп, содрал ленту о плечо. Она же видела. Просто не понимала ничего. — Сакура? Вы меня слышите? Она развернулась всем телом, направила на него пистолет. В глазах паническая пустота. — Сакура, не стреляйте!.. Прошу! Тэкку шевельнулся, слегка передвинул ногу. Прицел скакнул в его сторону. Тэкку, лёжа на полу, поднял руки. Он молчал. Словно вместо неё он вдруг увидел кого-то другого. — Сакура, — позвал её Сай. — Сакура, успокойтесь. Теперь, направьте его на меня. Не бойтесь. Вам не придётся в меня стрелять. Направьте на меня. Вот так. Я не хочу, чтобы вы стреляли. Вы не хотите в меня стрелять. Так ведь? Его спокойный голос пробился сквозь адреналиновое безумие. Сакура почувствовала, как проясняется в голове. — Вы же не хотите в меня стрелять, — повторил Сай. Она облизала иссушенные губы. Он кивнул. Медленно, осторожно. Сай не совершал ни единого опасного движения, он, кажется, почти не дышал. — Вы не хотите. Значит, никто не выстрелит, — говорил он. — Бояться нечего. Ничего не случится. — Д-да, — выдохнула она. — Вот так. Вы большая молодец. Вы молодец… — он говорил мягко, словно мать допевает колыбельную уже уснувшему ребёнку. Сай не шевелился и смотрел ей не в глаза, а чуть ниже, куда-то в район подбородка. Он словно преклонился перед ней. — А теперь давайте немного подышим. Немного расслабимся. У вас шок. Шоковое состояние. Выдыхайте. Хорошо? Вы меня слышите? Говорите со мной, пожалуйста. Что-то отпускало её. Какая-то тяжесть. Вместе с этим в тело вернулась боль. Запястье разрывалось от боли. Колени саднили. Сакура возвращалась в себя. — Мне страшно, — сорвалось с её губ, хотя она совершенно не планировала это говорить. — Я знаю, — очень тихо проговорил Сай. — Вам страшно, но всё позади. Вы молодец, Сакура… Знаете? Будет хорошо, если вы направите пистолет немного в сторону. Так будет безопасней. Да… Вот так. Спасибо. Дышать стало легче. Сакура, наконец, увидела картину целиком. Сай сидел перед ней, профессор Тэкку лежал на полу, примотанный ногами и туловищем к стулу. — Положите руки так, чтобы я их видела, — сказала Сакура. И тот подчинился. Ситуация вернулась под контроль. Если так можно было сказать. Уже не выпуская из рук оружие, Сакура тяжело опустилась на свой стул. По её щекам медленно скатывались слёзы, капли медленно сбегали к подбородку. Сакура не обращала на них внимания. Не вытирала их. Возможно, она вообще не замечала, что плачет. Ей казалось, что внутри неё что-то умерло за эти несколько минут. Сай наблюдал за ней. Вглядывался в неё, как в минное поле, по которому придётся пройти. — Сакура, — позвал он осторожно. Она вздрогнула. Посмотрела на него диким взглядом человека, готового на всё. — Давайте спокойно подумаем, к чему всё это идёт… Вы согласны? Поймите, вы насильно удерживаете людей. Угрожаете оружием. Это уголовно наказуемо. Вы так молоды, красивы… у вас впереди целая жизнь. А вместо этого вы можете просто угодить за решетку. Сакура ничего на это не ответила. Она молчала. Сай продолжил: — Мне очень жаль, но мне придётся это сказать. Вами манипулируют, — проговорил он всё так же мягко. — Я прекрасно понимаю, что Сасори-сан… — Нет. Не смейте о нём. — Сасори-сан очень дорог вам. Я знаю. Просто выслушайте… Он такой человек, Сакура, слова которого не нужно слушать. Я хочу сказать… не вслушивайтесь в его слова, в их смысл. Не слушайте, что он говорит. Каждую секунду думайте, зачем он говорит это. Только тогда вы его поймёте. Только так вам откроется, что всё это представление. Откроется, что он не вернётся. Он не вернётся за вами, Сакура. Слёзы, которые она сморгнула, скатились почти мгновенно. Сакура сжала зубы и упрямо покачала головой. — Он вас обманул. Не плачьте…. Нет ничего стыдного в том, чтобы быть обманутой. — Так уже было. И он пришёл. — «Так»? Подумайте, настолько ли это действительно было так, как сейчас. Тоже были заложники? Стрельба? Он оставлял вас присмотреть за кем-либо с пистолетом? — Сай скривил губы. — По вашему лицу ясно, что нет. Сакура, он всё подстроил. Слушайте, как всё было. Сначала он заставил господина Тэкку рассвирепеть и накричать на вас. Он заставил его напугать вас. Иначе вы бы не взяли пистолет. Если бы он сразу дал вам пистолет, вы бы не согласились. — Господин Тэкку угрожал убить мою тётю. И вы тоже. — Потом… — продолжал Сай. — Он заставил вас подумать, словно только вы одна можете ему помочь. Разве нет? Разве не мелькнуло это в вашей милой головке? «Только я ему помогу, только я одна». — Хватит. — А потом? Что было потом? Все эти речи и поцелуи, громкие прощания. Сакура. Вдумайтесь. Хотя бы раз. Хоть один единственный раз он уже был с вами так нежен? — Вы ошибаетесь. — Вы спорите, — сказал Сай, — а сами думаете, откуда я могу так хорошо знать его? Всё очень просто. Он спал с моей сестрой. И тут Сакура замерла. Сай почувствовал, что нашел, наконец, нужную точку, он затаился, подвесил паузу. Сакура ждала, что он продолжит. Она хотела знать. — Спал с вашей сестрой? — Да. Я должен был сказать вам раньше. Я должен был с этого начать. Я дурак. Но поймите, это очень болезненная для меня тема. — Почему? Что с ней случилось? Пошевелиться Сай не мог, он был связан, потому, должно быть, то как он слегка дёрнулся, было пожатием плечами. — Она была такая же глупышка, — сказал он, — хотя с виду, конечно, по ней не скажешь. Я знал, что она глупышка. Они познакомились в клинике. Она проходила там реабилитацию. И он проходил. Кизу на нём просто помешалась. Думала, что он на ней женится, все уши прожужжала. А потом он с ней порвал. — Она грустила? — Грустила? — Сай зло усмехнулся. — Три попытки суицида. Он ни разу не приехал в больницу. Она бросила учебу, перестала выходить на улицу. Снова наркотики, снова клиника. А спустя два года реабилитации он снова объявился. И без малейших угрызений совести втянул её во всё это дерьмо. — В это?.. — Да. Он попросил её дать ложные показания. И теперь если он будет под ударом, а она откажется его сдать — её убьют. И я ничего не смогу сделать. — Мне очень жаль, — выдохнула Сакура. — Мне жаль. Опустошение. Вот, что она чувствовала. Всё это был кошмарный сон. Сакура как никогда мечтала проснуться. Эта аудитория, наверное, будет сниться ей до конца жизни. Хрипящее дыхание Тэкку, проклятые книжные стеллажи. Ожидание. Глупое, слепое ожидание. Самообман. — Послушайте, Сакура, — заговорил Сай. — Сколько уже прошло? Три часа? Три с половиной? Он не вернётся за вами. — Любая дура бы уже поняла, — прошипел Тэкку. Видно, рука у него болела, потому что он морщился, тяжело дышал, силы его как будто покидали. И Сакура впервые подумала: «Я могу это прекратить». — Что он, по-вашему, делает всё это время? Что можно делать три часа? Он уже далеко отсюда. Он уехал. Сакура поднялась. Она дрожала, но на этот раз, кажется, от холода. Она смотрела на связанных. Пистолет болтался в ослабшей руке, словно плюшевый медведь в руках маленькой девочки. Она медленно подошла к Саю, остановилась перед ним. Заглянула ему в лицо. Два противоположных решения. Сакура оказалась между ними, как на развилке в один конец. — Он вас обманул, — сказал Сай, почти прошептал. — Отпустите нас, Сакура. Вы поступите правильно… Сай увидел, как она склонилась. Как потянулась к краю клейкой ленты. А потом пистолет с силой упёрся ему в грудь. Сай вскинулся, его глаза округлились. Он не понял. Он не ожидал! Сакура подняла с его колен кляп, скомкала его в левой руке. — Сакура?.. Она даже не сказала ничего. Положила палец на курок. Поколебавшись, Сай приоткрыл рот, Сакура затолкала туда кляп. Старая лента держалась некрепко, но слишком решительно пистолет уткнулся ему в рёбра. Сай не пытался сопротивляться. — Что там у вас происходит? — поинтересовался Тэкку, когда Сакура подняла с пола скотч и заклеила, наконец, Саю рот. — Вы сами, профессор, — сказала Сакура. У него перед носом упала скомканная тряпка. Поднять его вместе со стулом Сакура не могла. Да и попытка связать руки казалась опасной. Она остановилась в нескольких шагах, направляя на него пистолет. Тэкку посмотрел на неё, но уже без презрения. Он посмотрел на неё, как на врага. Скрипнул зубами. — Договорился, херов парламентёр? — рявкнул Тэкку, прежде чем засунуть тряпку себе в рот и раздуться от тихого бешенства. Сакура отступила спиной к учительскому столу, она взяла с парты брошенный пиджак, накинула его на плечи. Холод был зверский. Потом она пододвинула свой стул ближе к Саю и Тэкку. Она не планировала больше отворачиваться и прятать глаза. «Даже вы», — сказал Сасори. Но он ошибся. Она — нет. Она его не предаст. Пускай он уехал. Пускай он её обманул. Ещё долгих сорок минут Сакура сидела, закутавшись в его пиджак, скрывая, что дрожит от страха, не позволяя себе лить слёзы. Ещё сорок минут она провела в аду сомнения, одиночества, неизвестности. Она узнала его по звуку шагов. До того, как открылась дверь. — Не был уверен, что вы дождётесь. Ни одно событие в жизни господина Тэкку, ни до этого случая, ни после, не вызвало в нём хоть сколь-нибудь сопоставимого удивления.***
Нара Шикамару за час выкурил полпачки «Hi Light». Он курил, тушил о стену, доставал следующую. Курил, тушил, следующую. Следующую. Следующую. От никотина в голове витала какая-то муть, словно мозги нашпиговали ватой. В закусочной через дорогу были огромные окна. Она вся светилась, как сраный аквариум. Видно каждый стол, даже самый дальний, тот, что в углу. Официантка в розовом фартуке сонно плавала от посетителя к посетителю. 5:30 утра. Этот недоумок уже сидел внутри, вместе со своим новоиспечённым подельником. Шикамару даже не нужен был бинокль, чтобы рассмотреть, что они там делают. У него брови буквально сравнялись с линией роста волос, в таком он был ахере от этого зрелища. Они ели мороженое! Заказали шесть, мать его, видов. Пробовали по очереди длинными десертными ложечками. Ели мороженое! Дейдаров приятель размахивал руками, закатывался со смеху, как малое дитя. Дейдара пододвигал ему поближе то шоколадное, то какое-то розовое. Тоже смеялся. А у него, Шикамару, в руках было заключение, в котором написано: «множественные ссадины в верхней трети шеи, точечные кровоизлияния, перелом ПК на границе соединения больших рогов с телом, причина смерти: странгуляционная асфиксия, удавление руками». И много ещё чего такого, что он привык читать без эмоций, а сейчас вдруг чуть не блеванул. — Старик, ты выглядишь не очень. Шикамару воткнул окурок в стену, потянул заложенным носом воздух. Окна склада наполовину заклеены газетами. Место словно из пособия по наблюдению и захвату. Они были здесь с трёх часов ночи. — Я не могу. — Ещё полчаса. Нюни не распускай. Полчаса и пойдёшь. — Нет. — Старик… — Так берите. Не могу, — зажигалка чиркнула, но не зажглась, колёсико перегрелось. Шикамару обжег палец, выругался. Снова чиркнул. — Не могу, сказал. Канкуро гонял во рту давно потерявший вкус тугой шарик жевательной резинки. Его нижняя челюсть ходила туда-сюда. Он смотрел на напарника ничего не выражающим взглядом. Обычным взглядом человека, который всё, в принципе, понимал. Больше он ничего не сказал, молча влип спиной в стену, остался рядом. На улице: жидкие предрассветные сумерки, бомж отирается у фонаря. — Я его когда в первый раз увидел, ему семь было, — сказал Шикамару. Канкуро сплюснул жвачку, прижал её языком к нёбу, перекатил на другую сторону. Позади из темноты доносилось шуршание группы захвата. За стенкой аквариума официантка подплыла к центральному столику, унесла на подносе две пустых креманки из-под шоколадного и розового. Шикамару моргнул. Нервно, как будто его ослепило ярким светом. Кивнул едва заметно головой. Посмотрел на замусоленную пачку «Hi Light», изрыгнувшую ему в ладонь порцию смятой фольги. Сунул её в карман кожаной куртки. Придётся идти. Деваться некуда. Шикамару пошел. Мимо группы захвата, мимо коробок, складского оборудования. С чёрного хода узкая улица, четыре мусорных бака. Он обошел здание, свернул на дорогу. Воздух влажный, липнущий к коже плёнкой. Холодно. Он шёл, глядя на стеклянную дверь, на которой висело множество объявлений, спецпредложений меню. Шикамару толкнул её, на него дыхнуло запахом жжёных кофейных зёрен. Челюсть свело. Дейдара увидел его и улыбнулся. Как тот никому не нужный семилетний мальчонка, просидевший больше суток в участке, потому что ко времени никто за ним не приехал. Улыбнулся ему и отодвинул стул. Шикамару сухо шмыгнул носом. Задержался в проходе. Дал себе десять-пятнадцать секунд. Он знал, что сейчас Канкуро, наблюдающий за этим, цедит сквозь зубы ругань: идикстолутвоюматьблять. За ближним к выходу столиком сидел тип со смутно знакомой рожей, на столе кофе, свернутая газета. Ещё один, тоже с газетой, возле стойки. Ясно. Пять ровных шагов, скрежет стула о кафель. Шикамару сел напротив Дейдары, спиной к улице, закрыл его хотя бы от снайперов. Их, наверное, не было. Это перестраховка. Хотя он бы уже ничему не удивился. Об этих двух душных любителях прессы ему никто не сказал. — Спасибо, что пришел, — сказал Дейдара. — Я боялся… Шикамару чувствовал, как перекатываются желваки. Нет. Сначала его вопросы, потом всё остальное. Он упёр в Дейдару прицельный взгляд. Время пошло. — Ты её убивал? — А?.. — Ты её убивал?! — Полегче! Я же написал! На них обернулась официантка. Друг Дейдары испуганно отодвинулся на край стула. Сам Дейдара смотрел на него с абсолютно детской обидой. Словно речь шла не об убийстве, а о съеденной шоколадке. Шикамару понизил голос до шепота, навалился локтями на стол. — Я спрашиваю, — проговорил он почти по слогам. — Ты её убивал? Если Дейдара вспылит, он подаст сигнал о начале захвата. Сразу же. Шикамару был готов. Он принял решение. Принял его ещё вчера вечером, когда позвонил Канкуро, но Дейдара посерьёзнел. Осознал, должно быть, что шутки кончились. — Я её не убивал, — сказал он. — Я случайно там оказался! — Кто её убил? — Я не знаю! Чёрт возьми! Ладонь Шикамару непроизвольно хлопнула по столу. Вздрогнули полупустые креманки с мороженым. Он откинулся на спинку хлипкого стула. Нужно заставить мальчишку сдаться. Это единственный выход. — Дейдара. Слушай сюда. Но Дейдара не слушал. Его колотила возбуждённая дрожь. — Нара, прости… Я тебя перебью, — он почти улёгся на стол, понизил голос. — Я не убивал её. Я только с ней поговорил. Она… ты не поверишь. Она его психиатр! Его мозгоправ! — Чей? — Акасуны! — тут Дейдара совершил резкое движение, нырнул под стол. Шикамару внутренне выругался, убрал за спину руку со скрещенными пальцами, рассчитывая, что это заметят. Штурм не начался. Дейдара порылся в сумке. Вывалил перед ним пять кассет. — Вот, — сказал он. — Что это? — Записи! — мальчишка просиял. — Записи их разговоров! Я достал в её кабинете, — с гордостью добавил он. Дейдара искренне не понимал, в каком находится дерьме. Он ожидал, наверное, какой-то реакции, но Шикамару не мог даже сдвинуть с мёртвой точки собственный стеклянный взгляд. Дейдара затараторил: — Слушай, понимаю, ситуация неприятная, но оно того стоило. Теперь он ответит за всё, понимаешь? Он там всё выкладывает… Я правда не целиком их… Короче сначала расскажу, а там сам смотри, ругаться на меня или нет… Окей?.. — он виновато улыбнулся и даже не заметил: Шикамару закрыл глаза. Его голос звучал теперь в темноте. — Она нажала на тревожную кнопку… мы побежали, спрятались в палате, и тут слышу, она орёт, зовёт на помощь. Я думал, уловка какая-то… мы затаились, а она всё орала и орала, потом затихла, потом опять заорала. И у неё был такой голос, короче… Короче, я кинулся обратно. Забегаю, а она уже всё. Понимаешь? Лежит и… ну… Я хотел убежать, но вдруг подумал, что найду его карту. Я стал рыться в папках, ящиках… Тоби тоже помогал… Да, Тоби? Молодец ты, да… И… нашел! Я нашел это! Мы побежали по коридору, там нас чуть не сцапали… Ох, близко было… Мы спрятались в одном месте под лестницей, о котором только Тоби знал. Сидели там часов восемь, прикинь? Ладно, это сейчас неважно. Важно знаешь что? Он признаётся ей во всем. Подробно рассказывает, как и что было. Он участвовал, Нара. Он помогал. Теперь он за всё ответит! Ну, что ты молчишь?! Скажи что-нибудь! — Я не знаю, что тебе сказать. — Скажи хотя бы, что не сердишься! Шикамару открыл глаза. Дейдара смотрел на него с мольбой. Смотрел на него, как на друга, как на человека, которому полностью доверяет. Господи, он ещё совсем мальчишка. Кто виноват, что он выпал за границы реального мира? С детства обделённый вниманием, никем не присмотренный, ограждённый при этом от любых невзгод отцовскими деньгами и связями. Он чувствовал себя особенным лишь потому, что разгадывал свою печальную загадку. Кто виноват, что найденный ответ, крошечная жемчужина правды, застила для него своим мерцанием здравый смысл? В повисшей паузе взревела кофе-машина. Ложка дилинькала: кто-то размешивал сахар. Глаза Дейдары, вроде бы сфокусированные, всё равно не могли сохранять неподвижность, они подрагивали, как огни далёкой автострады. — Славный ты мальчуган, — проговорил Шикамару. — И Тоби тоже славный! — объявил внезапно его молчаливый друг, доскребая ложкой остатки мороженого. Похоже, у него было какое-то расстройство психики. Дейдара с неожиданным для Нары добродушием потрепал того по плечу. «Сраное дерьмо», — подумал Шикамару. — «Жизнь — сраное дерьмо». Нет в ней ничерта справедливого. — Тебя зовут Тоби? — Ага, — Тоби кивнул. — Ты тоже там был? В клинике? — Ага. Времени на расспросы не было. Шикамару посмотрел на кассеты. Сгрёб их к себе, по одной распихал во внутренние карманы куртки. — Нара, ты как-то сказал… — Нет. Теперь ты меня послушай, — перебил Шикамару. Дейдара дёрнулся, словно услышал слова до того, как Нара успел их произнести. — Мы здесь не одни. Сначала ничего не поменялось, они смотрели друг на друга. Затем тень понимания пробежала по лицу Дейдары. Он рефлекторно попытался вскочить с места, но Нара схватил его за руку, и он присел обратно. Обмяк, словно оглушенная рыба. — Ч-что? — Тише. — Что ты сказал? — Я помогу тебе, — говорил Шикамару, всё сильнее сжимая его руку сквозь кожаную куртку. — Мы тебя вытащим, ок? Но ты должен сдаться. Ты должен позволить мне надеть на тебя наручники и без сопротивления поехать со мной в участок. Ты понимаешь? Ничего не было в лице Дейдары, кроме шока. Ни обиды, ни злости, ни обвинений. Его глаза заметались, вспыхнули, погасли, снова вспыхнули. Наконец, он вскинул поникшую голову. — Я сяду в тюрьму. Но кассеты?.. — Никуда ты не сядешь. — Кассеты, — продолжал Дейдара. Он был беспомощен, напоминал старика, от которого в тумане деменции ускользают имена сыновей. — Ты обнародуешь их? Ты сможешь с их помощью доказать?.. — Дейдара осёкся, его глаза мятежно сверкнули. — Мы так долго искали доказательства! Неужели ты это так оставишь?! Он должен понести наказание! — Да пошёл он нахер, мне на него плевать! — отчеканил Нара. — Забудь о нём! Ты в полной заднице! Тебя видели рядом с трупом! Шевели, блять, своими мозгами! — Эти кассеты его разоблачат! — Эти сраные кассеты — твой мотив убить докторшу в глазах обвинения! Тебя раскатает любой прокурор, если они всплывут! И ни один суд не примет их в качестве доказательства! Они — врачебная тайна! Так что в участке даже не думай заикаться о них, — последние слова Нара практически прошипел. Оба оперативника зашевелились, он видел боковым зрением. — Ты должен сдаться, вы оба. Хорошо? — Иначе в меня будут стрелять? — Даже не думай об этом! — Тоби не очень понимает, что происходит… — сказал приятель Дейдары, и Дейдара, который немного отвлёкся от собственного пыла, посмотрел на него, мотнул головой. — Тоби, тебе лучше уйти. Встань потихоньку из-за стола и… Тут Шикамару не выдержал. — Какой нахрен уйти?! — он через стол вцепился Дейдаре в полы куртки и тряхнул его с силой, пытаясь вернуть того к реальности. — Ты понимаешь, что он — соучастник?! Что здание окружено?! Вы должны сдаться! Немедленно! — Тоби без друга никуда не пойдёт, — сказал Тоби. Наручники. Они были на поясе. Нужно спокойно достать и защёлкнуть их. Нара слишком разнервничался, он не заметил, что сам психует больше этих двоих. Зарёкся же не участвовать в таких делах! Это личное! Слишком личное! — Почему, Нара? — Дейдара произнёс это с пугающей отстранённостью. Он не пытался вырваться, не оглядывался судорожно в поисках людей с пистолетами. Он словно постиг прямо в эту секунду печальную суть мироздания. Повзрослел. Постарел даже. Дейдара снова и снова напоминал следователю беспомощного старика, и Нара разжал пальцы, сжимавшие его куртку. — Почему ты поступил так со мной? — Я же сказал, — проговорил следователь, — я хочу помочь тебе. Я хочу тебе помочь. Дейдара выдохнул сухой безрадостный смешок. — Так помоги. Обнародуй записи. Мне плевать, что со мной будет. — Это ты сейчас так говоришь. — Ты не веришь? — Верю. Положи, пожалуйста, на стол обе руки. Дейдара кивнул. Шикамару подумал тогда, что он кивнул, соглашаясь сдаться. Но на самом деле Дейдара кивнул своей подтвердившейся догадке: никто в него не верит. Никто не верит, что он способен хоть на что-либо. Даже Нара. — Хорошо, — произнёс Дейдара. Сложил перед собой руки. Заглянул Наре в глаза, но взгляд не поймал, тот нервно отстёгивал наручники, был сосредоточен на совершенно неважных вещах, никак не связанных с честью или справедливостью. Дейдара чувствовал, как в груди клокочет. — Тоби. — Да-а? Дейдара не отрывался от Шикамару. Тот глянул через плечо, маякнул каким-то людям, и те зашевелились на периферии. Тоби хлопал глазами, ожидая. Дейдара повернул к нему голову. Улыбнулся. — Смотри, — сказал он. — Там ящерка под столом. — Правда?! Где?! Тоби плюхнулся на пол. Дейдара подорвался и рванул с места. Выход из кафе был один. Он кинулся в противоположную сторону, рассчитывая, что этого никто не ждёт, но плана никакого не было. Дейдара просто видел перед собой стену и столик, стоящий в самом углу. Всего несколько скачков, выкрики, приказы, Дейдара ничего не слышал, кроме бьющей в голову крови. Бах-бах-бах — раскатывалось у него в ушах, а потом звуки вдруг появились, вместе с разлетевшимися на крошечные осколки витражными окнами у него за спиной. И время, которое было остановилось, включило ускоренную перемотку. Звон стоял сумасшедший. Стёкла взрывались одно за другим, слева, впереди, позади. Аккуратные кристаллики мерцали в воздухе, словно танцующие в метель ледышки. Дейдара поскользнулся на них. Рухнул на пол, искромсал себе ладони, лицо. Рывком поднялся и помчался вперёд. Он не оглядывался, не знал, что там — позади, сколько человек за ним гонится и насколько они далеко. Он чувствовал боль, но не понимал, где она. И вдруг увидел, что окно напротив углового столика уже разошлось мутной сетью трещин. До него оставалось всего два прыжка. Дейдара врубился в него изрезанными ладонями, он даже не притормозил. Его окатило стеклом, как неистовым холодными ливнем. Подошвы пружинисто приземлились на тротуар. «Я живой!» — взвилась в голове мысль, заставившая Дейдару задержаться всего на мгновение, и, наконец, животный инстинкт швырнул его в переулок.