Стрелочки тикают в наших сердцах
Куда же, куда же меня привела
Ла-лалай-ла, лалай-ла, лалай-ла,
Красная лента в твоих волосах
Ла-лалай-ла, лалай-ла, лалай-ла,
Красная лента в твоих волосах
©
Канкуро слушал стоя, потом усадил задницу на край стола. Он не заметил, как влез штанами в тарелку с колбасными шкурками. Нара терпеливо забрал тарелку и отнёс на кухню. Когда он вернулся, напарник уже нажал «стоп». — Старик, это жестко, — сказал он. Нара кивнул. — Мы ведь не сможем сослаться на эту запись. Иначе твой пацан сядет за убийство. — Знаю, — сказал Нара. — А чё делать-то? — Не знаю, — сказал Нара. Брови Канкуро сошлись клином у переносицы. — Что если, найдём этого сучёныша? Возьмём его на сутки и выбьем из него дурь? — А если не выбьем? Если он будет молчать? Нет. Дерьмовый план. — Чёрт, — прошипел Канкуро. Шикамару уже раз двадцать перебрал в голове возможные варианты. Он не ожидал, что напарник предложит что-то дельное. Ситуация тупиковая. Цугцванг. Хуже всего было то, что Дейдара сам мог до этого докопаться, и тогда беды не миновать. Возможно, единственное, что они могут сделать — не позволить мальчишке окончательно сломать себе жизнь. — Нужно найти Дейдару. — Ну найдём мы его, и чё? Он всё равно продолжит рыть под Акасуну. — Нет. Если я пообещаю ему, что сам доведу дело до конца. Канкуро скривился. — Старик, это только через мой труп. Я тебе не позволю подобной хернёй страдать. Дело и так — полное дерьмо. И неизвестно, что там ещё всплывёт по ходу… — он скомкал провод от наушников и отодвинул проигрыватель. — У тебя есть чё пожрать? Пока они шли на кухню, Канкуро молчал, чтобы не разбудить Юкки. Он продолжил, когда Шикамару прикрыл кухонную дверь. — И даже если так… как мы его найдём? — У меня есть предположение, где он. — Где? — Ищет последнюю жертву. — Последнюю?.. — Канкуро закатил глаза. — Блять, эта самая чокнутая из трёх! — Не пойми меня неправильно, но в той ситуации ты — идиот. Ты позвал её в кино, сразу после того, как она заявила об изнасиловании. — Да не было никаких изнасилований! Ну хоть ты не коси под дурака, а? — Ты не знаешь. — Я знаю! И ты знаешь! Если этот тип кого-то трахнул против воли, тот человек сейчас — труп! И разлагается на глубине двух-трёх метров в каком-то сраном лесу! Вдумайся! Три бабы пришли в течение недели и одна за другой, с каменными лицами, подали эти заявления! Шика, ну серьёзно?! — Кино — всё равно перебор. Канкуро мрачно сунул в рот бутерброд. Они оба теперь жевали. Закипел чайник. Шикамару заварил на двоих последний пакетик эрл грэя. Призраки прошлого витали меж пузатых кастрюль и лакированных шкафчиков, которые они с Юкки выбирали вместе прошлой осенью. Казалось, даже привычный запах кухни сменился на затхлое ощущение беспомощности. Не просто беспомощности, а той самой, которую он чувствовал, когда больше десяти лет назад у него забрали дело. Всё вернулось. Теперь он не мог притворяться, что глух и слеп. Он словно схватил скорпиона голыми руками: укуса не избежать, но можно по крайней мере попытаться раздавить его. Измученный отсутствием сна Канкуро зевнул в кулак, и Шикамару вспомнил, что тоже не спал больше суток. — Я попытаюсь без лишнего шума поднять материалы дела, — протянул Канкуро. — Прошерстим всё ещё раз. С новыми вводными. — Спасибо. — Сам, главное, не суйся, Нара… Ты и так на карандаше. — Знаю. — Ну… и будем искать твоего паренька. — Я найду его, — сказал Шикамару. Он хотел сказать ещё кое-что, но не был до конца уверен. Канкуро отхлебнул чай и скривил губы, не обнаружив сахара. Он оставил чашку подальше. Застегнул на себе куртку, которую так и не снял — собирался уходить. Шикамару должен был решить сейчас. На секунду показалось, что он так и не произнесёт этого. Он словно сделал ставку и теперь просто ждал, выпадет чёрное или красное. Словно не по его воле губы в конце концов разомкнулись, и Шикамару произнёс: — Слушай… если мы ничего не найдём… Канкуро посмотрел на него. В голове Шикамару продолжала крутиться рулетка. Перед ним был не просто напарник. Это был лучший друг Нары: не могло быть сомнений в его надежности. Причина была в другом. Если он расскажет, он сделает его соучастником. Вот почему Нара молчал. Канкуро понял это, подошел и хлопнул следователя по плечу тяжелой ладонью. — Ладно тебе, старик, — сказал он. — Какую бы лажу ты не задумал, я с тобой, ясно? Шикамару кивнул. Потом кивнул еще раз, уже более отчётливо. — Если мы не найдём никаких зацепок, не выясним, кто он — останется только одно. Я отправлю анонимно в редакцию эту плёнку. Когда на прокуратуру польётся дерьмо изо всех щелей, они будут вынуждены прижать Акасуну. Даже если плёнку не смогут использовать в суде, они возьмут его за шкирку и тряхнут так, что он всё выложит. — Но тебя они тоже могут тряхнуть, если что. Шикамару сделал спокойный глубокий вдох. Да, его могут тряхнуть. И отразится это не только на нём. Как ни старался Нара жить независимо, он оброс обязательствами и близкими людьми. Тряхнут его — доберутся и до Канкуро. Дейдара останется без защиты. Он причинит боль Юкки. Риски высоки. И не думать о них, значит быть конченым эгоистом. Но была вторая чаша весов. На этой чаше лежало нечто настолько неподъемное, что даже возложи Нара на другую всю свою жизнь, ничего бы не изменилось. Озноб поднялся по спине от перенапряжения и усталости. Шикамару знал, что несмотря на это, сегодня не уснёт. Даже если выпьет лошадиную дозу снотворного. — Маньяк на свободе, — произнёс он. Впервые произнёс это вслух. И без всяких пояснений это звучало, как самый веский аргумент. Напарники молча постояли немного, потом Канкуро снова хлопнул Нару по плечу. — На этот раз, старик, всё будет по-другому, — сказал он. — Я с тобой до конца.***
Истерический приступ смеха, вырвавшийся из неё, словно птица из распахнутой клетки, взмыл вверх и растворился в шелесте дождя. Сакура утёрла мокрые щёки и лоб, убрала от лица прилипшие пряди. Она ещё раз всмотрелась в улицу. Ощупала взглядом каждый кирпичик, каждую плитку. Вернулась к повороту. Оттуда, делая шаги, более широкие, чем свои собственные, она попробовала вычислить, насколько далеко Сасори мог уйти за те десять-пятнадцать секунд. И как только она это сделала, сразу почувствовала себя дурой. Не было никакого таинственного исчезновения. Он зашёл в дом. У него был ключ от входной двери. И если этот подъезд — сквозной, ждать под дверью нет смысла. Сасори уже вышел со стороны двора, а ей, чтобы попасть туда, придётся обежать целый квартал. Она стояла, растерянная, под дождём. План Сасори был ужасен не только тем, что подвергал его риску. Этот план предполагал, что целых две недели Сакура будет пребывать в неведении. Она не будет знать, в порядке ли Ино и тётя Хори, не будет знать, если с Сасори что-то случится. Почему он не отправил её в конкретный отель, чтобы иметь возможность позвонить ей? Почему он предпочёл так грубо и окончательно обрубить то, что было между ними? Сакура ничем, кроме жестокости, не могла себе это объяснить. Это был жестокий план. Не представляя, куда теперь идти, она медленно побрела в обратную сторону, к навесу, под которым они попрощались. Небо было серым. Из-за дождя сумерки наступили быстрее. Сакура снова чувствовала себя до боли одинокой, как в ту ночь перед полицейским участком. Впереди светилась большая синяя вывеска «Годжи». Сакура ускорила шаг. Она собиралась только погреться под навесом, но ладони сами толкнули тяжелую дверь. Сакура ощущала в себе решимость предпринять что-то. Перестать быть безвольным наблюдателем собственной судьбы. Спускаясь по лестнице, она ещё не знала, что собирается делать. Ей хотелось найти какую-то зацепку, понять, как это место связано с Сасори, с кем он тут виделся. А если нет, она по крайней мере посидит в тепле и всё спокойно обдумает. Сакура распахнула вторую дверь и шагнула в пустой зал. Напрасно она ожидала, что в баре будет полно людей, он был пуст. Парень в жилетке, проходивший мимо, удивлённо глянул в её сторону. Ничего не сказав, он скрылся в подсобке. На сцене несколько человек возились с музыкальными инструментами. Ни одного посетителя, только персонал и артисты. Велик был соблазн поджать хвост и выскочить на улицу. Сакура, однако, ему не поддалась. Она приблизилась к барной стойке. Бармен сидел на низком табурете, закинув ноги на стопку коробок. Он читал книгу и не поднял головы. Может быть, с ним у Сасори была встреча? Из-за странной повязки Сакура даже не могла рассмотреть его лица. До чего глупой была её надежда выяснить что-то! Как, чёрт возьми, она рассчитывала это сделать? — Привет! Ты что-то хотела? — бодрый голос раздался совсем близко, Сакура дёрнулась. Это был тот парень в оранжевой жилетке. Он широко улыбнулся. — Замёрзла?.. Мы, вообще, открываемся в восемь… — протянул он извиняющимся тоном, параллельно взъерошив светлые волосы, — но, если хочешь, я тебе налью чего-нибудь. Я — Наруто. Тут работаю… Недавно! — добавил он, точно сам себя поймал на хвастовстве, и скосил взгляд в сторону человека, которого Сакура приняла за бармена. Тот остался неподвижен. Наруто снова запустил пальцы в светлый загривок. — А… тебя как звать? — Я — Сакура. — Очуметь! Классное имя! — воскликнул он, указав на неё пальцем. — Волосы, да? Подходит под волосы! Просто чума! — Эм… Спасибо. — Са-а-кура… — пропел Наруто, обогнув стойку с обратной стороны. — Так чего тебе намешать? У меня есть фирменный. Это полный нокаут! Он синий… — А есть у вас какао?.. — Какао в баре! Кто пьёт какао в баре? — Тот, кому нет восемнадцати, — изрёк его коллега, не отрываясь от книги. Сакура вспыхнула. — Есть мне восемнадцать! — Какао, так какао… — протянул Наруто. — Может хоть немного Бейлиса туда, а сэнсэй?.. Он нырнул под стойку. Сакура попыталась мысленно оценить ситуацию: по крайней мере это место не похоже на мафиозный притон. Но что Сасори тут делал? Она машинально глянула в сторону мужчины с книжкой и обнаружила: он тоже смотрит на неё. Будто заподозрил что-то. Сакура резко уставилась на кассовый аппарат. Заведение было закрыто, когда Сасори здесь был, значит он знает кого-то здесь лично. Он не мог встречаться с третьим лицом в закрытом заведении. Наверняка кто-то из этих двоих видел его… но как спросить? И о чем спросить? Глядя сквозь кассу, Сакура пыталась придумать, как вытянуть информацию. Она долго смотрела в одну точку, пока нечто, лежащее в тени не привлекло её внимание. По спине пробежали мурашки. Она испугалась, но потом подумала: ничего удивительного. Ничего удивительного, что в баре держат пистолет. Мало ли, что тут творится после восьми? Сакура мысленно отругала себя за излишнюю впечатлительность, хотя глаза то и дело возвращались к пистолету, открыто лежащему рядом с кассой, точно это был спичечный коробок. — Какао! — Наруто хлопнул кружкой прямо у неё перед носом. Потом он совершил движение и поверхность какао вспыхнула голубым пламенем. — Тебе понравится. Пей залпом! — Залпом?! Наруто усмехнулся и пододвинул чашку ближе к ней. Потом чужая рука протиснулась между ними, взяла чашку и выплеснула напиток в раковину. — Сэнсэй! — Обычный чай? — поинтересовался «сэнсэй». И хотя Сакура не могла видеть выражение его лица, ей показалось, что он до жути серьёзен. Она согласно кивнула. Наруто разочарованно плюхнулся на освободившийся табурет, оставив её с любителем чтения один на один. Пока тот готовил чай, она снова и снова посматривала на оружие. Было в нём что-то завораживающее. Что-то знакомое. Пистолет был точь-в-точь, как тот, который ей довелось держать в руках. Даже засечка на рукояти. Сакура думала, это дефект. Неужели на всех пистолетах принято делать засечки? Секунд тридцать она вяло размышляла об этом, пока до неё вдруг не дошло. Это не был похожий пистолет. Это был тот самый пистолет! Сасори заходил сюда, чтобы его оставить! Сакуру ослепил собственный детективный успех. Без всяких вопросов она выяснила, что он тут делал! Чуть не рассмеялась от восторга, пока мысль не сделала крошечный шажок дальше. Сердце упало в груди. «Если он оставил здесь пистолет, — медленно прокрутила в голове Сакура, — значит он теперь безоружен». Зачем?.. Какого чёрта он сделал это?! Когда бармен поставил перед ней чай, Сакура едва выжала из себя вопрос о стоимости. — За счёт заведения, — сказал он. — И всё-таки, что вам здесь нужно? — Мне?.. Внимательные глаза, подчёркнутые чёрной повязкой. Он её вычислил? Может, Сасори что-то говорил про неё? Или она слишком странно себя вела? Сакура с трудом могла сосредоточиться на этих мыслях. Она не знала, что ответить. И не хотела ничего отвечать. Она хотела только разыскать Сасори любым возможным способом. Но это было невозможно. — Школьницы к нам нечасто заглядывают. — Я не школьница. Я студентка женского пансиона. Мужчина вскинул бровь, как бы намекая ей на то, что эти пояснения усугубляют ситуацию, а не делают её проще. Сакура раздраженно поджала губы. — Я заблудилась! — сказала она первое, что пришло в голову. — Я приехала в гости… к дяде. Я плохо знаю город… и… — Сакуру вдруг осенило. — И мне нужно позвонить, — выпалила она. — Позвонить? — Да! Срочно! Здесь есть поблизости телефонные будки?! — Нет. Поблизости — нет. — А минутах в пятнадцать отсюда?.. Глаза бармена сощурились. Сакуре казалось, что он видит её насквозь. Господи, как много времени она потратила впустую! Если бы она сразу начала расспрашивать их про это! — Есть парочка… — Наруто пошатывался на табуретке. — Но там такой ливень… — Пожалуйста! Это вопрос жизни и смерти! — Твой дядя при смерти?! — Ам… что-то вроде того. Лицо Наруто исказилось в искреннем сопереживании. Вместе с этим Сакура видела, как его наставник сардонически качнул головой. Определенно, это была худшая ложь, обречённая на провал. Наруто вскочил и принялся копаться в каких-то отсеках и ящиках. Лицо в маске склонилось к Сакуре, это движение было молниеносным и бесшумным, она буквально обнаружила чужое лицо вплотную к своему собственному. — Я очень не хочу вызывать полицию, — послышался шепот. — Так что, если ты сбежала из дома, лучше тебе как можно скорее позвонить родителям. — Я это и пытаюсь сделать, — процедила Сакура. — Ёлки-коптёлки! Нашел! — Наруто вынырнул из-под стойки. — Надо ж было на самое дно… Сэнсэй, сдвиньтесь-ка… Опять заняли самое козырное место. Не дождавшись, пока сэнсэй сдвинется, Наруто отпихнул его в сторону и развернул перед Сакурой карту. — Мы здесь, — он пробуравил карандашом жирную точку. — А вот здесь есть будка. — Эта ближайшая?.. А есть еще? — Тебе нужно две?.. — Ну, если она вдруг не будет работать… — Есть ещё здесь. И вот… где-то в районе завода была. Но её, кажется, убрали. А, может, и нет. — Спасибо… — Да без проблем! Надеюсь, твой дядюшка поправится… Сакура надула щёки, заставляя себя кивать. Она думала, как бы незаметно взять пистолет, но это представлялось совершенно нереальным. Мистер мрачный сэнсэй не сводил с неё глаз. Она ещё раз поблагодарила Наруто, соскочила с высокого стула и быстрым шагом направилась к выходу. У неё появился план. Осталось выбрать одну из двух работающих телефонных будок.***
Факт номер один: искусственная улыбка приводит к выработке серотонина. Это значит, что если ты заставишь себя улыбаться в течение нескольких минут, ты ощутишь подлинную радость. Такую же настоящую, как та, что должна возникать вследствие хороших новостей или приятного общения. Факт номер два: лошадь, случайно заглотившая воздух во время облизывания сладкой кормушки, испытывает удовольствие от усиления сладости. Стремясь повторно испытать удовольствие, лошадь начнёт без конца заглатывать воздух, что может привести к коликам и гибели животного. Факт номер три: никакие ухищрения не помогут тебе испытать то, что ты испытать не способен. Факт номер четыре: он не был способен испытывать ничего. Практически ничего. Нельзя сказать, чтобы он совсем ничего не чувствовал. Но он никогда не мог быть полностью уверен в том, что чувства не плод его воображения. Он должен был любить сестру и старался любить её, но он знал: если она умрёт, ему так же придётся приложить усилия, чтобы испытать страдания по этому поводу. Эти страдания, конечно, будут очень похожи на правду. Он умеет их имитировать. Является ли потребность в имитации эмоций — предпосылкой к настоящей эмоции? Где происходит сбой? В каком месте он сломан? Сай монотонно разминал затёкшую кисть, которая продолжала покалывать и ныть, хотя прошло уже два часа, с момента, как их развязали. Он пытался сформулировать кое-что важное и, разминая кисть, плавно складывал факт к факту. В нём появилось что-то новое. Ни на что не похожее. Он чувствовал «потребность в имитации», но при этом напрочь лишённую логики. Эту потребность он не мог понять, разобрать на составные части. Она была цельной, таинственной, первородной, словно атом. Эта потребность получила внутри него особый статус. И по этой причине он, обычно откровенный с самим собой, никак её не называл. Потому она продолжала оставаться неназванной, но всё-таки понятной, ощутимой, будто открывшей для Сая новую плоскость в системе координат. Она, эта потребность, была приятна ещё тем, что совсем на него не влияла своим присутствием. Она просто была. И он мог в любую секунду обратиться к ней, осознать её, нащупать внутри и сказать себе: вот она. Он её чувствовал. Чувствовал. Вероятнее всего по-настоящему. Сейчас ему было особенно приятно отыскать потребность внутри себя и ощутить её тепло. В груди покалывало. И ноющие следы от верёвок на мгновение будто бы превратились в две ласковые руки, обхватившие его запястья. Он нежился в этих странных фантазиях, параллельно не упуская всё то, что происходило в реальном мире. Сай без труда способен был провести черту. То что внутри — всегда оставалось внутри, то что снаружи — снаружи. На его лице была нарисована терпеливая сдержанность, слегка разбавленная недовольством. Просторная гостиная, выполненная в тёплых красно-жёлтых тонах, виделась ему не более роскошной, чем любая другая декорация. Он стоял возле окна, потом пересёк комнату, чтобы изобразить приступ участливого беспокойства. — Ну, как?.. — Тварь, грёбаная тварь… Неуёмная костлявая сука… убью… Костлявая грёбаная… Бормотание профессора Тэкку было похоже на бормотание стариков в доме престарелых. Сначала он крушил кабинет, орал, размахивал здоровой рукой. Потом Кабуто умудрился сделать ему укол, профессор выдохся, но не замолк. Повторял одно и то же, не замечая, как половина слов складывается в околесицу. Его правая рука была примотана к туловищу, волосы слиплись, лоб блестел, словно отполированный. — Ему полегчает, — сказал Кабуто, стоило Саю случайно встретиться с ним взглядом. — На самом деле, я бы уже… — Грёбаная мразотная тварь!!! — взревел Тэкку, подскакивая на ноги, но сила притяжения шатнула его назад, и он плюхнулся обратно в кресло. Кабуто поправил очки. — Посижу, — произнёс он. Участливое беспокойство рассекла на две части тонкая улыбка. — Как продвигаются дела в клинике? — Спасибо. Неплохо. — А тот экспериментальный препарат? Ты говорил, будет исследование… — О. Его закрыли. Улыбка сгладилась, превратившись в покойную ровную линию. — Мне жаль это слышать. Кабуто поправил очки. — Ничего. Врач ещё три или четыре раза усаживался возле профессора, прилаживая к тому всевозможные приборы, слушал его, задавал тихие вопросы, потом делал укол и возвращался на свое место с правой стороны банкетки. Через несколько часов Кабуто сообщил, что состояние стабильно. Он уехал. Профессор продолжал угрожать, что убьёт кого-то или уничтожит, или вырвет язык, но теперь эти угрозы больше напоминали акт планирования, чем бездумный поток ругательств. Сай кивал, подтверждая здравость этих планов и их целесообразность, до тех пор, пока профессор Тэкку окончательно не успокоился и не умолк в угрюмой неподвижности. Так прошли ещё час или два. Около девяти утра, хрустя мелким гравием, к дому подъехал автомобиль. Сай слышал, как хлопают двери, потом неразборчивость голосов, словно смазанное полотно. За окном высились вековые сосны, и он думал над тем, как можно изобразить их, не теряя ощущения отгороженности стеклом. За его спиной отворилась дверь и хозяин дома громко и истерично, не ударяясь в любезности, стал выспрашивать у профессора Тэкку подробности, а потом так же громко и истерично возмущался, сетовал, высказывал собственные опасения, при том из всего, что он говорил, вытекало то, что он — самая пострадавшая сторона. — Мору-сан нескрываемо надо мной издевается! Говорит, от меня, как в сказке, сбежали все партнёры и родственники! В какой сказке?! Кто-то читал эту сказку?! — Их нужно найти. — Я этим и занимаюсь! Но мы не можем бесконечно дёргать за эту ниточку, Коджи! Мору — начальник полиции, а не поисковой группы! Он издевался надо мной по телефону! Издевался! Говорит… — Плевать, что он там говорит, — прошипел Тэкку. — Он тоже в деле. — Да! Но ты его ни о чём не просил! Ты всё делаешь через меня! Как будто это моя личная просьба! А если Акасуна догадается, что это моих рук дело?! Обо мне кто-нибудь подумал?! — Догадается? — Да! Если он догадается, что это я послал людей! — Господин Тсукури, я думаю… — Твою мать!!! — Тсукури подпрыгнул на месте, точно кролик, и уставился на него. Сай прошел от окна к центру комнаты. — Ты был здесь?! Твою мать… Нельзя же так тихо сидеть! — Я думаю, — повторил Сай. — Акасуна заранее предполагал, что вы отправите людей. Это не будет для него сюрпризом. После этих слов Хизока Тсукури впал в состояние отрицания и принялся мерить шагами комнату и бормотать, так что Сай мысленно пожалел, что Кабуто уже уехал со всеми своими препаратами. Профессор Тэкку после них казался адекватнее, чем когда-либо. — Уймись! — рявкнул Тэкку. — Что он тебе сделает?! Он просто вспыливший мальчишка! Если бы не эта грёбаная сучка, он вообще бы не рыпнулся… Убью её и всю её грёбаную родню… сучка грёбаная… Уймись, Хизока! Профессор Тэкку подорвался с кресла и на удивление легко зафиксировался в положении «стоя». — Не ты один послал за ними людей, — рычал Тэкку, пригвоздив Тсукури взглядом. — Я тоже кое-кого отправил. И скоро выбор у него станет очень простой. Довести дело до конца и получить куш или скоблить с асфальта тётку своей подружки. Я дам ему пару часов на раздумья, — Тэкку фыркнул. — Каким всё-таки нужно быть отморозком, чтобы рисковать тремя миллионами? Всё эта сучка… — лицо профессора снова остекленело в приступе холодного гнева. — Грохну её, даже если он опомнится, ещё придумаю, что с этой тварью сделать. Последняя фраза по необъяснимой для Сая причине вызвала у Тсукури нервный смешок, напоминающий кряканье дикой утки. Видно, ему правда не помешало бы успокоительное. «Три миллиона», — отстранённо думал он. Вряд ли эта информация предназначалась для его ушей. Но теперь он знает цену. Неплохо. Тсукури с профессором продолжали спорить. Его снова поглотили сосны. Они покачивались, но были немы, шелест не пробивался сквозь закрытое окно. Немые сосны — мозаичные стежки масляной краски. Они заполняли его изнутри, пока снаружи ему приходилось выполнять поручения: совершать звонки, докладывать, перечёркивать собственное лицо улыбкой. В первой половине дня люди Тэкку сообщили список адресов, сопряженных со временем. Он быстро вынес предположение, что это может быть. Прежде чем его предположение подтвердилось, началась суматоха из-за телетрансляции. Планы несколько перемешались. Он продолжал выполнять поручения, параллельно улавливая по крупицам то, что оставалось для него за кадром. Телетрансляция всех подняла на уши, не только Тсукури. Им посыпались десятки звонков. В то же время Акасуна, хоть и не вышел на связь напрямую, подтвердил своё участие. Ближе к пяти в момент затишья Сай получил звонок, о котором умолчал, и совершил другой звонок. Он выехал из загородного поместья Тсукури, отпустил водителя на полдороги. Оттуда он взял такси. Дождь ударял в окно авто. Сай слышал звук, но не чувствовал запах дождя, не знал — холодный он или тёплый, мягкий или напоминающий ружейную дробь. За три квартала до места Сай отпустил такси. Он шёл по улице, на которой никогда прежде не был. Внутри него покачивались немые сосны. Они кренились вправо и влево, переливаясь глубокими оттенками морской волны. В ладони у него перекатывался холодный желоб глушителя. Сай закручивал его на ходу, не глядя. Когда длинная тёмная стена, лишенная окон, закончилась, он свернул за угол. Он приближался к цели. Ступал бесшумно, шаг к шагу, контролируя своё механическое тело. Ветер — три метра в секунду. Затруднённая видимость. Дыхание — ровное. Сердцебиение — ровное. Всё замедлилось и словно собралось в единую картинку. К нему обернулось удивлённое лицо. Он вскинул оружие и сразу выстрелил. Глушитель крякнул дважды. Пфи-пфи. Как будто спускаешь воздух из детского мячика. Он хорошо стрелял, но никогда прежде не стрелял кому-то в лоб. Кровь пшикнула мелкими-мелкими капельками. Неотличимая от дождя. Два тела повалились на землю, похожие теперь на груды мусора. Сай опустил глаза. Он слышал шелест. Шелест дождя и шелест незримой масляной хвои. Кровь побежала сначала разводами, а потом расплылась пятном чёрной туши, обтекая его ботинки. Он поднял голову. Испуганная женщина, совершенно бледная, смотрела на него, прижав к груди стиснутые руки. Шел дождь и могло показаться, что она обливается слезами, но скорее всего она просто была в шоке. Сай подставил под дождь раскрытую ладонь. Капли ласково застучали по ней. Они были холодные. Он снова посмотрел на женщину. — Вам лучше взять такси, — сказал он.***
Дуло пистолета было направлено ему в лицо. Маленький непроницаемо-чёрный кружок. Бездна в миниатюре. Он заглянул в эту бездну спокойно, с лёгким недоумением. Где-то возник просчёт. — Двинешься, я выстрелю, — произнёс голос, который Сасори точно слышал впервые. Такой голос сложно спутать. В нём был холод, но в то же время что-то мягкое. В этом голосе, хоть он произнёс всего несколько слов, читалось смирение, которое должны были принять все, кто его слышит. Пистолет упёрся Сасори в скулу, вынуждая запрокинуть голову, пока рука в перчатке быстро ощупала карманы. Убедившись, что он безоружен, человек отступил. Сасори всё ещё чувствовал давление прижатого к щеке оружия, но продолжал думать: где? Где же он просчитался? Кому может быть выгодно убрать его до передачи информации? Ему хотелось успеть вычислить это перед смертью, но времени, кажется, было в обрез. — Стань ровно, — произнёс голос. Сасори опустил подбородок и, наконец, смог увидеть, кто с ним говорит. Визуальная оценка не много дала: длинный плащ, перчатки, маска. Прицел неподвижен — профессионал. Не стреляет — значит ему что-то надо. Сасори с удовольствием посмотрел бы свою жизнь в ускоренной перемотке, вместо этих умозаключений. «Как глупо, — думал он, — я умру, но не там, где хотелось». — Кто тебя заменит? Ясно. Вот, что ему надо. Пистолет щёлкнул, снятый с предохранителя. — Отвечай. Кого они поставят на твое место, когда ты умрешь. — Не знаю. — Знаешь. — Верно, — усмешка механически вздёрнула уголок рта. — Я знаю, но не стану говорить это своему убийце. Палец спустил курок. Пуля взвизгнула. Сасори отшатнулся от громкого звука. Он опустил взгляд к застывшему немому телу. Ничего не чувствовал, кроме стучащего сердца. Намеренный промах? Сасори понял, что его не зацепило не по ощущениям, а по поведению стрелка. Тот за ним наблюдал. — О, — Сасори вскинул голову. — Ясно. Это будет акт садизма. — Собаке — собачья смерть, — глухо произнёс голос из-под маски. — Кто ты? — Мы не знакомы лично. Моё имя ни о чём тебе не скажет, если я назовусь. — И всё-таки… — Ни к чему такие знания мертвецу. Сасори развёл руками и почувствовал, что они дрожат, хотя разум его был спокоен. Сознание отделилось от переживаний тела. Раньше с ним часто такое бывало. Он превращался в отстраненного наблюдателя, которому на всё наплевать. Дождь омывал лицо, монотонно шипел, не рассыпаясь больше на отдельные звуки. Сасори шатнуло. Глядя в глаза убийце, он стал медленно поворачиваться к нему плечом. Сделал шаг, затем ещё один. Он балансировал на собственной бесчувственности, как дети балансируют на скользком бордюре. Прицел проводил его до лежащего на земле зонта. Сасори наклонился, взял мокрую рукоять. — Тебе придётся дать мне что-то взамен, — сказал он, аккуратно прислонив зонт обратно к будке. Плавно обернулся. Маска смотрела на него пустыми тёмными прорезями. — Мне любопытно, кто заказал меня. — Никто. — Считаешь, я поверю? — Мне это абсолютно безразлично. — Значит, ты киллер, который работает сам на себя? — произнес Сасори. Шарахнул взрыв. Вернее, так ему сначала показалось — пуля угодила в будку за его спиной. Убийца молниеносным движением перезарядил магазин, вскинул руку, пошел вперёд и на ходу, продолжил стрелять, то справа, то слева от него. Пфиу! Пфиу! Пфиу! Гильзы ссыпались стрелку под ноги. Звенели, как маленькие колокольчики. Сасори прикрыл ладонями уши, пригнулся, хоть это не имело никакого смысла. Всё стихло. — Кто тебя заменит? Имя. Почему не назвать? Он ведь мог бы… Рядом взорвалось второе стекло. Пуля высекла искры из люка у него под ногами, дала рикошет. Он попятился. Оперся спиной о железный каркас телефонной будки. Поднял взгляд и увидел странное, полное равнодушия лицо. Казалось, одну маску заменила другая, но нет, это было лицо. Отстраненное и спокойное. Незнакомое. С расходящимися от переносицы тёмными морщинами. — Мы оба понимаем, что убить тебя — благое дело, — произнесло это лицо, заполняя собой всё видимое пространство. — Ты согласен? — Да, — прошептал Сасори. — Сделай напоследок нечто правильное. Скажи, кем они тебя заменят. Он почувствовал, что вот-вот рассмеётся. — Я делаю, — прошептал он. — Не выдаю человека, которого сам бы с удовольствием прикончил. — Ясно. Сасори увидел вспышку. Белую искру, сверкнувшую в темноте. Она стала разрастаться, на глазах превращаясь в ослепляющее облако света. В комнате на журнальном столике лежала половина блокнотного листа. Оторванная наискось, неровная. Он одновременно знал и не знал, что это. Он не хотел подходить ближе, но какая-то сила сближала его с ответом против воли. Записка. На столе лежала записка. Ему было больно. Он должен был вырваться отсюда. «Зайчонок, пожалуйста, не сердись…» «Раздевайся». «Не сердись на папу…» «А я посмотрю, как ты это делаешь». «Почему ты не плачешь?!» «Развяжи меня, пока он не видит! Развяжи!» Сасори оттолкнулся от земли. Мокрый асфальт. Мокрые пальцы. Голоса продолжали перекрикиваться. Он тряхнул головой, прогоняя их. Зажмурился. На автомате ладонь прижалась к рёбрам. Он отнял руку и увидел, как дождь разбивает каплями пятно крови. Он, почему-то, очень отчётливо понял, что это его кровь. И что она не должна вот так просто покидать тело. Простая отрезвляющая мысль. Он моргнул. Окончательно очнулся посреди улицы. Тот, кто стрелял в него, стоял в паре шагов. Он стоял над ним, маска болталась на груди. На Сасори взирало то же бесстрастное лицо. Ни ненависти, ни азарта, ни волнения, ни раскаянья — ничего, кроме тонких морщин, расходящихся от переносицы и чёрных холодных глаз. — Мне нужно имя, — голос медленно и чётко произносил каждое слово, пока Сасори пытался оттолкнуться от асфальта. — Имя человека, которого они поставят вместо тебя. Дрожащие локти выпрямились, удар швырнул его обратно на землю. — Боли можно избежать, — спокойно произнёс голос. Будто стрелял и бил его один человек, а разговаривал с ним другой. — Просто отвечай. — Я её почти не чувствую… — Не чувствуешь? — Я… не чувствую боль… — Почувствуешь. Я тебе даю последний шанс, — стрелок толкнул его ногой. Сасори перевернулся на спину, попытался сесть, но смог лишь приподняться. — Подумай хорошо, потому что, знаешь… — склоняясь над ним продолжал незнакомец, — я с большим удовольствием открою для тебя мир боли. Обещаю, ты её почувствуешь. Холодное дуло пистолета упёрлось в лоб. Стрелок сначала будто отвёл им в сторону чёлку, размазал её, а затем опустил его ниже и уткнул в плечевой сустав, так что Сасори чуть не упал назад от давления. Он перестал зажимать рану и незаметно нащупал изнутри карман пальто. Там были часы. Сасори понятия не имел, сколько времени они сейчас показывают. Важно было лишь то, что они всё ещё там. — Скажи мне имя или я раздроблю каждую твою косточку. Сасори тихо усмехнулся: — Собаке — собачья смерть. Он слышал дождь. Давление исчезло с плеча. Его палач отошел на несколько шагов. Боль Сасори всё-таки чувствовал, просто она была притуплена. В детстве он мог думать о своём, пока лежал на полу под градом ударов. Ему даже было интересно, как долго он теперь продержится. И ему был интересен этот человек. Киллер, который работает сам на себя. Доля правды в этом определенно присутствовала, это не был стандартный заказ. Это было что-то личное. Сасори понял, что сильно перешёл ему дорогу. Кто же он такой?.. Прицел заново нашел его распластанное тело. Сасори представил светлое помещение кофейни. И тут раздался испуганный тонкий вскрик. Киллер крутанулся на месте. Он направил пистолет куда-то в сторону переулка. — Оставьте его! Первые несколько мгновений Сасори думал, что его снова утянуло в галлюцинации. Он узнал её голос, но она не могла быть здесь! Просто не могла! Сакура стояла в пятнадцати метрах, нелепо сжимая в руках пистолет, словно это не оружие, а нечто склизкое, вызывающее у неё омерзение. Она целилась в киллера, а тот целился в неё, и не было никакой интриги в том, чем это закончится. Сасори подскочил на ноги, совершил максимально резкое движение, но прицел киллера не вернулся к нему. — Не стреляй! — выпалил он. — Кто она? — Просто… студентка. Я скажу тебе имя. Дай ей уйти. Киллер спокойно кивнул. Его холодные глаза прищурились. Сасори шатнулся, обернувшись в её сторону. — Сакура! — крикнул он. — Проваливайте отсюда! Живо! Он ожидал, что она начнёт с ним спорить. Она всегда упрямилась в самый неподходящий момент. И он очень боялся, что она, не осознавая серьезности положения, начнёт спорить. Но Сакура не стала спорить с ним. Она даже не глянула в его сторону. — Сакура! Вы слышите?! Сакура крепче сжала в руках пистолет. Целилась она отвратительно, прицел уплывал то вниз, то влево. Она бесстрашно смотрела киллеру в глаза. — Я сказала, — проговорила она медленно, — отойди. От него. — Вам лучше опустить оружие, — произнёс киллер. Его длинные убранные в хвост волосы намокли и сливались с плащом. — Я вижу, что вы не умеете стрелять. Я — профессиональный стрелок. Моя реакция лучше. Опустите. — Нашел дуру! — Раз вы не дура, то должны понимать… — Сакура, уходите отсюда, чёрт возьми! Уходите! — А вас я вообще не спрашивала! — вскрикнула она. Сасори растерянно приоткрыл рот. Киллер беззвучно усмехнулся. — Смелая, — сказал он тихо. — Очень жаль. — Нет, — выдохнул Сасори. — Я скажу имя, ты уберёшь меня и уйдёшь. Она ни за что тебя не найдёт. Она просто студентка!.. — Я мог бы обмануть тебя… — произнёс киллер. — Но ты и сам понимаешь, что она видела моё лицо. Сасори очень хорошо это понимал, просто не мог придумать, как исправить ситуацию. Он позволил себе задуматься, нахмурил лоб. Руки, которые едва заметно дрожали, теперь тряслись, он вцепился пальцами в пальто. Даже не думал, что его можно так довести. Как, чёрт возьми, она вообще здесь оказалась?! Сакура внезапно двинулась вперёд. Киллер не видел в ней никакой угрозы, иначе он бы её прихлопнул. Она вышла на свет. Фонарь осветил её лицо, к щекам липли намокшие розовые пряди. — Ты! — крикнула Сакура. — Как к тебе обращаться? — Назвать тебе своё имя? — Да. — Сакура, вы спятили окончательно?! — Я не с вами разговариваю, Сасори-сан! Он был бы в бешенстве, если бы не был так напуган. На её вопрос киллер снова издал сухой насмешливый звук. Скорее выражающий удивление. — Итачи. Моё имя — Итачи Накамура. — Я вам, господин Накамура, предлагаю отойти в сторону, — сказала Сакура. — Потому что я выстрелю. Я отлично стреляю. — Вы в меня и с метра не попадёте, — сказал Накамура. — Я попаду, — сказала Сакура. — Я вам обещаю. Накамура покачал головой. Сасори физически ощущал, как терпение киллера истончается, словно растянутая над свечой верёвка. Если бы тот стоял ближе, можно было бы попытаться сбить его с ног, но эти несколько шагов для человека с реакциями убийцы — слишком большая фора. Надежда лишь на то, что Сакура поступит здраво и убежит. «Это ещё менее реалистично», — подумал Сасори. «Я её убил, — думал он, — я всё-таки убил её». — Теперь выкладывай, — услышал он. — Всё, что знаешь, а я посмотрю, достаточная ли это цена за её жизнь. — Что-то конкретное? Я… — Всё. Начиная с имени твоей замены. — О чём вы там шепчитесь?! — крикнула Сакура. — У нас всё хорошо, Сакура, — сказал Накамура. — Прицельтесь пока в меня хорошенько, — потом он понизил тон и добавил, — говори, сука, не то я всё что хотел с тобой сделать, сделаю с ней. Сасори зажмурился на мгновение. Он еле стоял на ногах, но не из-за ранения. Его пробрала ужасающая беспомощность. Перед глазами вспыхнула белая страница блокнота. Маленькая страница, аккуратно разорванная на две части. Он мотнул головой. Вцепился пальцами в раненые рёбра и боль, очень далёкая, на мгновение очистила разум от всего лишнего. — Нет, так не пойдёт, — сказал он. — Мне нужна гарантия, что ты её отпустишь. — Какая может быть гарантия? — Дай мне ещё одну попытку уговорить её уйти. Небо наполнилось сухим треском и обрушило на улицу громовой раскат. Полило, почти как вчера. Вода сбегала по лицу, лилась за шиворот. Накамура взвешивал решение. Его сдержанный профиль блестел, словно стеклянный. — Знаешь, почему я не люблю убивать женщин? — произнёс он. — У них после смерти рыбьи глаза. Сасори молчал. Он чувствовал тошноту. — У тебя минута, — сказал Накамура. Страшно было на неё посмотреть. Он сделал это рывком, иначе не смог бы. В свете фонаря Сакура казалась раскалённой, словно поверхность солнца. Он не успел открыть рта. — Нет, — отрезала она. — Сакура, выс… — Даже не пытайтесь. Я не уйду. — Хотя бы выслушайте. Она смотрела не на него. Она смотрела на Накамуру. Её дрожащие от усилий руки иногда перекатывали пистолет из одной ладони в другую. — Зачем мне вас слушать? Чтобы вы придумали очередное вранье? Мол… я должна отправиться в отель? Что с вами тут все будет нормально? — Я не буду лгать вам. Она фыркнула с презрением, какого он прежде в ней не замечал. Но это было честно. Она имела право презирать его. Сасори сказал: — Вот вам правда. Она звучит так: мне конец. И верите вы или нет, я к этому готов. Но я не хочу, чтобы вы умерли у меня на глазах. Это вы можете понять? Уходите. Её губы задрожали и сжались. Она помотала головой. — Уходите. Вы сказали, что сделаете что угодно, лишь бы спасти меня. Это и есть спасение. Или получается, что обманщица здесь — вы? — Я не уйду. — Вы не слушаете меня! — воскликнул он. — Вы бы хотели, чтобы я остался, если бы произошла обратная ситуация? Хотели бы, чтобы я умер просто так? Из глупого упрямства! Ради чего? Я вас даже не люблю! Вам нравится собой жертвовать? Так найдите кого-то, кто оценит вашу жертвенность по достоинству! Мне этого не нужно! Он старался говорить быстро. Сакура всхлипнула, она исторгла беспомощный резкий звук и после, всякий раз, когда она пыталась ответить ему или перебить его, у неё получался только этот звук. Она всхлипывала, закусывала непослушные губы и не могла выдавить из себя ни слова. — В отель возвращаться не нужно. И не нужно терзать себя. Я знаю, у вас хватит сил. Помогите мне, как обещали. Если вы уйдёте, для меня это будет самый счастливый конец. Я уже говорил: у вас всё впереди. Всё наладится. И ещё… подумайте о госпоже Хори. Кроме вас у неё — никого. Минута вышла. И он всё равно не знал, что ещё ей сказать. Её плечи опустились, фигура осела, словно повисшее на крючке платье. Пистолет болтался в безвольных руках. Сакура снова попыталась заговорить, с её губ сорвалось нечто протяжное и унылое. Она посмотрела ему в глаза. Так, должно быть, смотрят невиновные, приговорённые к смертной казни. Потом её руки взметнулись, она, едва наведя прицел на Накамуру, сжала оружие в пальцах, надавила на курок, но тот не сдвинулся. Словно на предателя Сакура уставилась теперь на пистолет. Заторможенно она вытянула руки ещё раз, надавила на непреклонный рычаг. Когда тот не поддался, тело Сакуры обрушилось. Оно словно надломилось разом в нескольких местах. Глядя на её округлённую трясущуюся спину, Сасори чувствовал: эмоции одна за другой осыпаются с мертвеющей души, как прозрачные хрупкие листки. Его взгляд сдвинулся к пустому клочку асфальта. Не вышло. Всё впустую. — Итак… Кто тебя заменит? — послышался голос Накамуры. Сасори повернул голову. Он словно качался на волнах, в ушах шипело, как при погружении в воду. Накамура резко развернул пистолет и ударом сбил его с ног. Сасори приложил к виску ладонь, он чувствовал лишь головокружение. Боль, даже от пулевого ранения, совершенно растворилась. Фигурка Сакуры, свернувшаяся на мокром асфальте, причиняла ему куда более ощутимые страдания. Накамура склонился к нему. — Он работает в Сэйко, — прошептал Сасори. — Он работает в Сэйко, как и я… Его зовут… Сакаи Сай. — Что ещё я должен знать о нём? — У вас… схожие профессии. Рыдания Сакуры пробились сквозь гул грозы. Она ужасно плакала, срываясь на душераздирающий низкий вой. Её тело перекатывалось, вытягивалось и сжималось, словно у неё отказали ноги, а она всё равно пыталась встать. Пистолет она прижимала к себе, точно письмо или плюшевую игрушку. Тот был на предохранителе, к счастью. Всё, что он мог сделать — рассказать Накамуре как можно больше и понадеяться на чудо. — Не молчи, выкладывай, — приказал Накамура, сопроводив это пинком в живот. Сакура взвыла особенно отчаянно. Сасори сдавленно произнёс: — Нет разницы, кто меня заменит… Система будет жить до тех пор, пока есть договорённость между Списком и Идо. Хочешь всё разрушить — разрушь эту договорённость… — Значит, договорённость всё-таки есть, — сказал Накамура. — Да. Сасори ждал нового вопроса, но вместо этого Накамура озверело сверкнул глазами. Киллер очевидно боролся с острым желанием его пристрелить. Плач Сакуры оборвался или дождь заглушил его. Повисла странная тишина. Сасори показалось, что он оглох. А потом одновременно Накамура дёрнулся, и рука Сакуры взметнулась вверх. Грянул выстрел. Потом второй. Киллер закачался, стал разворачиваться, центр тяжести его тела будто осел в плече, и это плечо тянуло всё тело назад, пока сам Накамура пытался выровняться. Он рухнул. Сакура вскочила на ноги. Она совсем не была похожа на человека, который только что захлёбывался рыданиями. — Обещала же, что попаду в тебя, ублюдок, — прорычала она. — Не двигайся. Накамура замер, но всего на секунду. Его правая рука повисла, пистолет лежал на земле. Казалось, он сейчас попытается схватить его, вместо этого он выхватил другой пистолет левой рукой. И Сакура снова выстрелила. Пуля угодила в грудь. Накамура сморщил лоб, сжал зубы. — Я сказала, не двигайся! — заорала она. Сасори показалось, что у него остановилось сердце за эти миллисекунды. Он попытался подняться, проскреб пальцами по асфальту, оперся сначала на колено, потом шатко встал на ноги. В глазах плыло. Сердце не билось. Он даже нащупал его рукой — тишина. Сакура вся тряслась. Её глаза были распахнуты, радужка будто съежилась до размеров точки. Видно было: случайный щелчок или вспышка молнии — она снова спустит курок. Даже Накамура убедился в её готовности стрелять и застыл. Сасори подошел ближе. — Сакура, тише, — выдохнул он. — Не нужно. Хватит. Сакура обратила к нему своё пылающее лицо. — Он в вас стрелял! — Я не позволю вам убить человека. Если хотите, чтобы он умер — дайте мне… я сам. Лучше я это сделаю, — он протянул руку, не решаясь выхватить у неё оружие. — Я не хочу, чтобы он умер… Но что же нам делать?.. — Не знаю. Взгляд киллера скользнул от Сакуры к Сасори. Вдруг его тело непостижимым образом сгруппировалось и вытянулось в вертикаль. Он промчался мимо, совершил невероятно быстрый рывок, точно скользя над землёй, тенью метнулся к переулку и растворился в темноте. Сакура запоздало направила пистолет в ту сторону. — Убежал… — выдохнула она. Обернулась к нему. Её лицо выражало теперь растерянность. — Господи, почему он продолжал двигаться?.. Я же попала в него… — Бронежилет. Но даже так… — Сасори качнул головой. — У него, наверное, не осталось ни одного целого ребра. — Значит он умрёт?.. — Нет. Не думайте об этом. Сасори почувствовал, как его шатнуло влево и заставил себя держаться ровно. Он всё ещё не мог поверить в то, что произошло. Она спасла его. Эта крошечная девочка, утопающая в огромной куртке. Неменьший шок вызвало то, что Сакура аккуратно вернула пистолет на предохранитель и сунула в карман. Сасори не знал, что ей теперь сказать. От стыда за то, что ей пришлось пережить, хотелось провалиться сквозь землю. Её тело дрожало, но она держалась, точно ничего особенного не произошло. Убрав оружие, Сакура устремила на него сосредоточенный взгляд. — Вы ранены? Что у вас… — Нет, — Сасори запахнул полы пальто. — Вы думаете, я рассыплюсь, если увижу это?! — прошипела она. — Показывайте! — Я сам ещё не смотрел. Сакура кивнула. — Давайте посмотрим. Он не хотел смотреть. Он хотел всё исправить. Хотел, чтобы она оказалась в пансионе, в своей комнате. Он чувствовал: пока что картина этой ночи не может предстать перед ним полностью, она сглажена, и завтра станет ещё ужасней. В голове скапливался туман. Сасори закрыл глаза, чтобы не потерять сознание. Он почувствовал, как Сакура расстёгивает пуговицы и аккуратно отодвигает ткань. Потом он услышал вздох — она увидела. — Очень больно?.. — Совсем нет. — Выглядит плохо. — Не сомневаюсь. — Напрасно вы шутите, — сказала она. — Ничего смешного в этом нет. — Я не шучу. — Тогда перестаньте улыбаться! — рассматривая его рану, буркнула она. Он притронулся дрожащими пальцами к собственным губам, чтобы понять, есть ли на них улыбка, ощупал их, задумчиво наблюдая за тем, как Сакура распарывает окровавленную рубашку. Потом его пальцы вдруг поднялись вверх и мазнули по щеке. Сасори уставился на них. Хотя шёл дождь, и он не мог быть уверен. — Столько крови… я даже не могу понять… Вам нужно в больницу… Ой! Осторожно! Она слабо дёрнулась и замерла, наверное, потому, что не хотела сделать ему больно. Мокрая куртка сначала показалась чужеродным предметом, который он по ошибке прижал к себе. Сасори зажмурился. Он ненавидел то, что с ним в эту секунду происходило, но он никак не мог это остановить. Его руки сами обнимали её всё крепче, притягивали к груди. Казалось, что она растворяется, ускользает, и нужно прижать её ближе, ещё ближе, лишь бы она не исчезла внезапно. Он не мог остановиться, перебирал и комкал в объятьях её хрупкое тело, это было ужасно больно. Это была вся боль разом, какую он не в силах был почувствовать до этой минуты. И Сакура выдохнула вдруг: — Пожалуйста, осторожней… Осторожней… Она всхлипнула. Она тоже обнимала его, но почему-то не становилась ближе, и боль, и чувство страха, что она исчезает, никуда не уходили. Он зарылся носом ей в шею, горячую и влажную от дождя. Продолжал жмуриться и чувствовал, что это совсем не помогает. — Давайте поедем в больницу… я вас очень прошу… Давайте поедем? — говорила она. — Где здесь больница? Вы знаете? Вы слышите меня? Пожалуйста… В больницу… Они стояли, прижавшись друг к другу, пока смысл её слов постепенно прояснялся. Боль в груди ослабла, забилась глубже. Заныли рёбра. Сакура гладила его по спине, пробравшись под пальто, и несколько раз робко пыталась выпутаться из застывшей хватки. — Сасори-сан… — услышал он уже отчетливо. — Нам опасно тут оставаться. И вам нужно в больницу… — В больницу… — повторил он. Белые коридоры поплыли под сомкнутыми веками. Сасори почти разрешил себе упасть в обморок. Его держала в сознании какая-то важная мысль, ускользающая, но вполне осязаемая. Слушая баюкающий голос Сакуры, он пытался выловить её из темноты угасающего разума. И тут его словно ударило током. Сасори распахнул глаза, вцепился в чужие хрупкие плечи. — Чёрт возьми! Нам нужно!.. Срочно! — Больно! Сасори-сан!.. Он растерянно пробежал взглядом по её лицу, потом резко разжал пальцы. — Простите… — Сасори отшатнулся, прижал ладонь к холодному лбу. — Нам с вами нужно набрать профессора Тэкку. Я не знаю, как это сделать… Но это срочно. Никто не пришел, значит Тсукури… чёрт возьми… не важно! — он отверг жестом оборвавшуюся фразу. — Дела плохи, Сакура. Госпожа Хори теперь точно в опасности. Дайте мне минуту, я попробую придумать… Он быстро подошел к будке, перебрал в окровавленных пальцах пару монет, сунул одну в автомат. Он не знал, по какому номеру лучше позвонить. Профессор мог быть в десяти разных местах. К тому же, совсем не факт, что тот открыт к диалогу. Времени прошло непростительно много. Трубка не издавала гудков. Сасори опустил взгляд и обнаружил, что монетка выкатилась обратно. Он выругался и нервно запихнул в автомат другую. Восстановил в памяти один из номеров. И тут ладонь Сакуры легла поверх его руки. — Постойте, — сказала она. — У меня… у меня есть идея.