***
Они скитались тогда по лесу, Гарри, Рон и Гермиона, спасаясь от Пожирателей смерти, нарушали законы магического и маггловского миров, добывая себе хоть какое-то пропитание. Ими двигала лишь одна цель — найти и уничтожить оставшиеся крестражи. Крестраж в воскрешающем камне был уничтожен самим Дамблдором, медальон Салазара Слизерина был разрушен Роном, оставалось еще два — чаша Хельги Хаффлпафф и диадема Ровены Рейвенкло. И если потребуется, они были готовы отдать свои жизни ради победы. Они стали изгоями, предметом охоты, боялись каждого шороха и громкого звука. Им было тяжело не столько физически, сколько в психологическом плане, потому что ссоры становились всё чаще, и причиной их, как это ни странно, был Рон. Гарри и Гермиона выступали за то, чтобы продолжать прятаться, ведь Дамблдор ясно дал понять — они должны продержаться до конца учебного года, затем добыть чашу и лишь только потом приходить в Хогвартс за диадемой. Но Рон словно сошел с ума. После того, как им был уничтожен крестраж, он все чаще говорил о том, что всё происходящее обман, и главный лжец — Альбус Дамблдор. Они пытались его убедить, что это не так, но это приводило лишь к ещё более жарким дебатам. И, в итоге, наступил тот день, когда они расстались. — Мы не должны это делать! — кричал он тогда. — Мы который месяц бродим по лесу, и всё ради чего? Или мы просто подсадные утки для отвлечения внимания? Гарри, вспомни, нас окружало столько опасностей... Да что мы, он всех учеников ставил под удар! Когда в первый раз открылась Тайная комната, погибла Миртл. Именно умерла, Гермиона, понимаешь? И это не было случайностью. Так почему же он не закрыл школу потом? Чего он ждал? Гермиона, тебе повезло, что ты осталась жива, как повезло и остальным. И в этом не было его заслуги. Спасибо Джинни за то, что, отрабатывая чары левитации в том туалете, она случайно сдвинула умывальные раковины, открывшие нам путь в ту пещеру. Неужели вы считаете, что великий Альбус Дамблдор ничего не знал о василисках, даже не мог догадаться о причине нападений? Нет, он все понимал, но предпочитал сидеть в стороне и ждать, пока мы сами всё не сделаем. А потом, в Отделе тайн, мы пошли против Пожирателей, против убийц, на руках которых кровь многих волшебников и магглов. Почему же они не убили нас? Почему не убрали с пути досадную помеху? Почему не применяли смертельных заклинаний? Что, молчишь, Гарри? И правильно делаешь. Мы же ходили в дуэльный клуб, помнишь, что говорил Снейп? «В бою нельзя произносить заклинания вслух. Этим вы сообщаете противнику о своих намерениях, к тому же есть шанс, что в горячке боя вы ошибётесь в произношении. Мысль же намного быстрее и точнее». Так почему мы не погибли, когда, как сумасшедшие, размахивали палочками и во все горло выкрикивали заклинания? Не надо направлять на меня палочку, Гермиона, я всё равно скажу это. Пожиратели сознательно щадили нас, пятикурсников, которые даже невербальной магией пользоваться толком не умели. Почему мы должны бродить по лесу, в то время как страдают наши семьи, друзья, да вообще все волшебники и магглы? Почему нельзя прямо сейчас пойти за чашей? Ведь это ослабит Темного Лорда. Что Дамблдор нам ещё не сказал? Не надо слов, Гарри, я их уже сотню раз слышал. Вам меня не переубедить. Можете делать, что хотите, но я ухожу. В этом всём слишком много неясного, считайте меня предателем, трусом, кем угодно — я не хочу быть пешкой в чужих руках. Вот так их и осталось двое. С того дня они его больше не видели. Лишь много позже, уже после войны, какие-то магглы нашли в лесу останки некогда растерзанного тела. Их полиция так и не смогла выяснить личность пострадавшего, но для авроров в этом не было тайны — Рон Уизли стал ещё одной жертвой оборотня Ремуса Люпина, которого поймали лишь через год после окончания войны. Гарри лично принимал участие в той операции. И, когда того приговорили к Поцелую дементора, присутствовал на казни, смотря, как над истерично хохочущим оборотнем склоняется существо в черном балахоне. Но даже уход друга и его последующее исчезновение не заставили их остановиться и задуматься о смысле происходящего. Зачем?! Им и в голову не пришел вопрос о том, почему Дамблдор сам не занялся поиском крестражей, почему не взял в помощники лучших авроров, почему это делают они, дети, а не умудренные опытом волшебники и волшебницы?! А хотя к чему вопросы, ведь Дамблдор сказал, что это необходимо для победы добра — им было этого достаточно. И они шли вперед, не считаясь с погубленными жизнями и разрушенными семьями. Разве они подумали о тех гоблинах, что погибли от зубов и когтей дракона там, в Гринготтсе? Нет, они были одержимы идеей нахождения и уничтожения очередного крестража. Это теперь Гарри знал, что тогда лишились жизни двенадцать ни в чем не повинных служащих и около двадцати получили тяжелые ранения. Многие хранилища были разрушены, и гоблинам пришлось за свой счет восполнять потери своих вкладчиков. Имена павших в день ограбления потом были выгравированы на золотой табличке, покоящейся на Мемориале памяти, что стоит теперь с правой стороны от входа в главном холле банка. А потом они прибыли в Хогвартс, чтобы воплотить в жизнь завершающую часть замысла Альбуса Дамблдора, и после — принять участие в битве. И там, в замке, мир, в котором жил Гарри Поттер, мальчик-который-выжил, начал трещать по швам, показывая сквозь дыры ужасающую истину. Всё началось с Драко Малфоя, с того заносчивого юнца. Его слова, сказанные тогда в Выручай-комнате, когда Адский огонь пожирал всё и вся, Гарри помнил до сих пор. — Поттер, обманывается лишь тот, кто хочет быть обманут! А ты так доверчиво верил в сказку. Так живи! Хочу, чтобы ты узнал правду! — крикнул ему тогда Драко, спрыгивая с перегруженной метлы навстречу стене Адского пламени. И струи воды, вырвавшиеся из его палочки, подарили Гарри драгоценные секунды для спасения, оплаченного добровольной жертвой его врага. И всё же, это была смерть на пути к победе, поэтому Гарри воспринял её, как должное. Нужно было спешить, не думать над словами погибшего слизеринца, а действовать — ещё не все крестражи были уничтожены. Гермиона пошла за клыком Василиска, а он поспешил в кабинет Альбуса Дамблдора, как ему было в своё время сказано. На втором курсе он извлек из Распределяющей шляпы меч Годрика Гриффиндора, теперь же Гарри достался пузырек с последним воспоминанием его любимого преподавателя. И слезы текли по щекам Дамблдора, когда он, называя Гарри своим почти что сыном, рассказывал о том, что тот является последним крестражем и должен умереть от руки Волдеморта. Гарри до сих пор помнил, как ему стало тогда страшно, как холод сковал его грудную клетку, не давая дышать. Он все эти годы пытался выжить, а оказывается — лишь для того, чтобы вот теперь погибнуть, лишиться друзей и той сказки, о которой мечтал все детство. Но цель оправдывает средства, и ради мира, ради того, чтобы кто-то другой жил счастливо, Гарри пошел в Запретный лес, навстречу своей смерти. О да, у него был Воскрешающий камень, так заботливо предоставленный в нужный момент и так предусмотрительно испорченный со словами: «Крестраж следовало уничтожить». Ведь всё, на что камня хватило — это лишь вызвать тени умерших родителей, которые не могли ему ничего рассказать, но так успешно помогли встретить свою смерть в соответствии с великим планом. Мантия-невидимка помогла пройти в лес незамеченным, и Авада Кедавра, как и задумывалось, попала ему в грудь. Но почему-то не убила, а отправила в удивительное междумирье, так похожее на вокзал. Гарри стоял на платформе и ждал поезда. Он откуда-то знал, что если войдет в вагон, то сможет уехать туда, где его ждут папа, мама, Сириус... Нужно было лишь несколько минут подождать. Но находиться рядом с тем омерзительным существом, что скулило в страхе под лавкой, было просто невыносимо. Каждый всхлип этого создания, каждый вскрик и стон отдавался в груди болью понимания, что он что-то сделал не так, и этим обрек на страдания дорогих его сердцу людей. Это было настолько невыносимо, что, даже заслышав приближающийся поезд, Гарри не смог продержаться и тех оставшихся двадцати секунд, а со всей возможной скоростью помчался к лестнице с переливающейся зеленым надписью «ВЫХОД». Поезд гудел, возвещая о своем скором прибытии. Но Гарри, затыкая уши, чтобы не слышать становящихся всё громче и громче криков того омерзительного существа, несся через ступеньки вверх — лишь бы оказаться как можно дальше от раздирающего всё нутро чувства вины за что-то сделанное или, наоборот, не сделанное им. Он очнулся лежа на земле под большим деревом, а Пожиратели молча стояли вокруг него. «Как? Почему? — с ужасом пронеслось в его голове. — Неужели план не сработал, и Волдеморта по-прежнему не уничтожить?» Сейчас, выкапывая лунку под предпоследний куст «одуванчиков», Гарри вспоминал тот момент, как всерьез испугался того факта, что не умер. Хотя, ощутить вкус зеленого луча смерти и вернуться в мир живых — разве это не достаточный повод для того, чтобы задуматься о происходящем. Но тогда, лежа под деревом, он отбросил мысли о том, что заставило план Дамблдора не сработать. Вокруг были враги, а он лишь получил ещё один шанс внести свой вклад в победу над Волдемортом. Гарри выхватил палочку и, вскочив с земли, приготовился подороже продать вновь полученную жизнь. Однако Пожиратели никак не отреагировали на его действия. Некоторое время они всё так же молча стояли, словно давая Гарри шанс ударить первым. А потом находящийся прямо перед ним мужчина снял маску, и он узнал Люциуса Малфоя. — Поттер, — успокаивающе проговорил Люциус, — сейчас я достану палочку и произнесу заклинание. Обещаю, что никому не причиню вреда, ну, если только себе. Прошу тебя, не спеши и не делай глупостей. Ты сейчас сам всё поймёшь. Гарри ничего ему не ответил и лишь крепче сжал волшебную палочку, направив её в лицо своего врага. Однако Пожиратель словно не замечал исходившей угрозы от стоявшего перед ним юноши, либо просто не верил, что тот на что-то решится. Гарри видел, как Малфой, медленно повернув рукоять трости, извлекает волшебную палочку и направляет её на него, но почему-то медлил, хотя все его существо требовало атаковать стоящего перед ним мужчину. Нет, Гарри не боялся этого, но слова, точнее, даже тон, которым всё было сказано, вызывали какое-то сомнение в правильности агрессивных действий. Или это его гриффиндорская сущность была против нападения первым? Тем не менее, пытаясь разобраться в своих желаниях, он пропустил тот момент, когда из палочки Люциуса вылетело что-то серебристое. Гарри понимал, что уже не успевает защититься, но всё же попробовал уклониться, выставив одновременно щит, однако, оступился и полетел на землю. И только уже упав, понял, что же за заклинание произнес Малфой. — Патронус? — Гарри отказывался верить своим глазам. — У вас не может быть патронусов, ведь вы — Пожиратели смерти. Это невозможно! — Всё ещё сомневаешься? — Люциус грустно усмехнулся. — Знаешь, я бы тоже на твоем месте отказывался мне верить. Но есть ещё одно средство убедить тебя, что всё это правда. И да, ты знаешь это заклинание. Затем он положил волшебную палочку к себе на ладонь и протянул руку в сторону Гарри, ожидая его действий. Да, Поттер знал, что от него требовалось. Когда после завершения финального испытания Кубка трех волшебников и благополучной победы Гарри, было обнаружено тело Седрика Диггори, палочки всех Чемпионов, да и не только, проверяли с помощью этого заклинания, но так и не смогли найти убийцу. И всё же Гарри медлил, не понимая, что заставляет его так поступать. «Неужели я боюсь того, что увижу? — подумал он, вставая с земли. — Но ведь это всё ложь, простая уловка. Я им просто нужен для чего-то. Они специально меня отвлекают и заговаривают. Ну же, сделай это! Раскрой обман, а потом продай свою жизнь подороже!» После этих мыслей Гарри не стал больше размышлять, а направил свою палочку на протянутую к нему на ладони Малфоя палочку и произнес: — Приори Инкантатем! И мир стал рассыпаться на осколки. А потом, когда палочка Люциуса рассказала свою историю, тот отошел в сторону, и остальные Пожиратели по одному стали занимать его место. Они снимали маски, называли свои имена и доставали палочки. «Приори инкантатем», — произносили они, показывая всю правду о себе и об этой войне. Гарри не хотел верить, он кричал, что это обман, постановка, но глаза видели самое страшное — ни одна палочка не произвела ни одного непростительного заклинания за все время своего существования. Это было невозможно, невероятно! Гарри трясло. Палочка выпала из ослабевших пальцев, а в голове пульсировала фраза: "С кем же мы тогда воевали?". — Вы убиваете людей, используя другие чары. Заметаете следы, стараясь избежать Азкабана! — ухватился за «соломинку» Гарри, пытаясь склеить разрушающуюся действительность. — Тогда посмотри на меня, — раздался тихий голос, и вперед вышел Волдеморт. Он был одет, как и всегда, в черную мантию. Но в этот раз капюшон не покрывал его голову, и Гарри видел изуродованное лицо Риддла. «Ну же, давай, закончи начатое! — промелькнула в сознании Поттера мысль. — Крестражи уничтожены, и он стал смертен. Не важно, почему ты жив. Давай, одно заклинание — и войне конец! Неужели ты не хочешь этого?» Однако он опять медлил. То, о чем говорили Пожиратели, было невероятным, невозможным. Гарри отказывался в это верить, но и не верить было сложно. А Волдеморт, пользуясь смятением юноши, опустился перед ним на колени и, положив его руки себе на виски, впустил Гарри в свой разум, в свои воспоминания. Он раскрыл ему всё, начиная со своего детства и до сегодняшнего дня, рассказывая историю могучего волшебника и его ученика, который не захотел слепо верить своему учителю. Вновь Гарри видел ту самую комнату в приюте. И шкаф опять загорелся, заставляя мальчика отступить от этого обжигающего пламени. Дерево трещало пожираемое огнем, а молодой Альбус Дамблдор говорил: — Ты не такой, как все, Том. Ты должен пойти со мной. Понимаешь, я могу сделать так, что тебя обвинят в поджоге и смерти обитателей приюта. Для меня это очень легко, а тебе совершенно несложно сказать «да» на моё предложение. Выбирай. Пламя уже перекинулось на потолок. Юный Том с ужасом смотрел на происходящее, не понимая, почему он должен выступать платой за сохранение чужих жизней. Но он согласился быть послушным воле Дамблдора, сохраняя в целости место, которое называл домом. Потом были годы учебы и василиск, выпущенный на волю, чтобы дискредитировать занимавшего тогда должность директора профессора Диппета. Уже тогда в его душу закрадывались сомнения относительно истинных целей Альбуса. Смерть Миртл стала той отметкой, после которой Том понял, что ему не по пути с его учителем. И содействие исключению Хагрида, того, кто открыто и безоговорочно поддерживал любую идею Дамблдора, стало первым актом неповиновения. Окончательный разрыв произошел в тот день, когда, уже будучи директором Хогвартса, Альбус предложил Тому должность преподавателя по Защите от темных искусств. Но это была лишь ширма. — Истинная причина, — проговорил Риддл, сопровождавший Гарри в путешествии по своим воспоминаниям, — была в том, что я мог видеть Внедрения. — Внедрения? — переспросил Гарри. — Да, мы так их называем. В чем истинный смысл власти, Гарри? Ты же понимаешь, что это не титул и не положение в обществе, и даже не деньги. Истинная власть — это полноправное распоряжение жизнью человека, каждого человека. Этого можно добиться страхом, но, рано или поздно, подобное заканчивается свержением тирана. Религиозный культ, какая-либо общая идея — все это временно. Пока у людей есть свобода воли, истинной власти не добиться. Империо подходил для планов Дамблдора, но не станешь же заколдовывать каждого. Это просто невозможно, да и у заклинаний есть свойство терять свою силу со временем. Нужно было что-то особенное, универсальное, дающее власть над человеком, но не требующее каких-либо усилий. И тогда появились Внедрения. Прискорбно это сознавать, но к их созданию я имею непосредственное отношение. Однажды во время разговора за обедом кто-то из учеников заговорил о том, какие бы на ощупь были заклинания, если бы их можно было потрогать. Эти слова были встречены с юмором, мы неплохо посмеялись тогда, но идея визуализации мне показалась интересной. Я не говорю про вспышки магической энергии, сопровождающие сотворение заклинаний. Мне стало любопытно, а как выглядело бы, к примеру, Акцио, имея материальную форму, способную отобразить сущность заклинания. Может быть, это что-то вроде крючка или аркана? Но самое главное — что с получившимся визуальным образом можно было сделать, как взаимодействовать? Я рассказал об этом Дамблдору, и тот выделил мне под эксперименты целый класс. Работа была проделана большая, но это того стоило. Потом ко мне присоединился и сам директор. Это он предложил поэкспериментировать с Непростительными. Внедрение — это, как ты уже понял, визуальное отображение Империо. Лишь много позже я выяснил, что он уже давно экспериментировал с чем-то подобным, но из-за невозможности видеть результат не мог довести дело до конца. Да, именно так. Почему-то визуализированный образ непростительных заклинаний могут видеть лишь волшебники с определенными способностями, поэтому он и привлёк к исследованиям меня. И тот разговор за столом в Большом зале был совершенно неслучайным. — В процессе работы с визуалицациями Империо я всё больше раскрывал ужасный потенциал этих созданий, а из разговоров с Дамблдором узнавал о его планах по их использованию. Они, получив доступ к сознанию человека, давали возможность управлять им, манипулировать его действиями и эмоциями в любое время, заставить любить одних, а других ненавидеть, заставить видеть мир с нужной точки зрения. Альбус хотел власти, истинной, безоговорочной и эти создания в качестве инструмента воздействия подходили лучше всего. «Инфицирование» должно было происходить в момент распределения. Шляпа одевается на ученика, озвучивается факультет, а в это время к ребенку уже прикреплен ментальный паразит. Но была одна проблема — слизеринцы. В чистокровных родах, где все члены семьи попадают только на этот факультет, существует обычай готовить детей к тому, чтобы они были первыми во всем с самого начала, чтобы всегда могли добраться до вершины. Обучение у этих детей начинается намного раньше общепринятого, а за невозможностью использовать магию напрямую, упор делается на развитие сознания, дабы потом в школе никто не смог оказать на подрастающего слизеринца какого-либо влияния, не смог сбить с пути — уроки окклюменции являются обязательными для таких дошкольников. И это ещё одна причина, по которой Дамблдору нужен был помощник, видящий Внедрения и имеющий возможность контролировать процесс инфицирования. Ведь к подготовленным в некоторой степени слизеринцам Внедрения не всегда могли прицепиться — без носителя они изначально достаточно слабые. — Как понять, что тот с кем ты разговариваешь, подконтролен тебе? — продолжал рассказывать Риддл. — «Чистый» волшебник распознает попытки манипулирования со своим сознанием, а таковых Дамблдору нужно было избегать. После моего отказа участвовать в создании рабов, он решил меня уничтожить. Я не знаю, почему он позволил мне покинуть тогда Хогвартс. Возможно, надеялся переманить на свою сторону, а может — использовал вместо своеобразного контролёра качества; ведь он знал, что я буду искать способы уничтожить Внедрения — паразитов, порожденных темной магией и безумством своих создателей. Так и началась Первая магическая война. Путешествуя по сознанию Риддла, Гарри видел, как тот, стараясь ничем себя не обнаруживать, путешествовал по миру, изучал темные артефакты и магические книги. Воспоминания проносились нескончаемой чередой одно за другим, а Том продолжал: — Понимаешь, тогда я был все еще слишком привязан к Дамблдору, ведь он открыл для меня новый удивительный мир. Каким бы он ни был, но мне он заменил отца, и я, в какой-то мере, любил его. Поэтому не смог полностью принять его истинную сущность и надеялся на мирное разрешение конфликта. И, возможно, это и помогло ему заманить меня в ловушку. В том пророчестве, что вы защищали в Отделе тайн, говорилось, что должен был родиться мальчик с такими же способностями, как и у меня, и он разрушит планы Альбуса Дамблдора. Но кандидатов было двое, и мы слишком много потратили времени на попытки сбить со следа возможных соглядатаев из Ордена Феникса. Нас было слишком мало, чтобы защитить сразу двоих. — Твои родители были уже мертвы, Гарри, когда я пришел в ваш дом,— глухо проговорил Волдеморт. — Твоё сердце отсчитывало последние секунды. Ради твоего спасения мне пришлось отдать все свои силы, полностью лишив себя защиты. И я уже ничего не смог сделать против твоего дяди, Сириуса Блэка, что был послан Дамблдором для убийства твоих родителей. Он знал, что я не смогу оставить тебя умирать, знал, что я буду беззащитен... Знаешь, я выжил лишь благодаря тебе. Шрам у тебя на лбу — это магическая печать очень древней магии, которую ты неосознанно призвал в тот момент, когда выставил свою ладошку вперед, пытаясь противостоять зеленому лучу Авады Кедавры, летящему в меня. "Нет!" — вот, что ты сказал. И это слово запечатало нерушимый магический договор, давший тебе возможность вернуться к жизни сейчас, а мне — выжить тогда. Вот только Сириус к тому моменту, когда я очнулся, уже вдосталь наигрался с моим лицом. Твое "нет" — это был вызов несправедливости и злу, более страшному тем, что оно маскировались под светлое и доброе. Уже тогда ты показал, что являешься истинным сыном своих родителей. А сейчас нам нужно возвращаться... После этих слов Гарри вновь ощутил себя в Запретном лесу. Том Риддл по-прежнему стоял перед ним на коленях, уронив голову на грудь. Гарри смотрел на своего врага и чувствовал, что его словно раздирает на части от всего услышанного. Ему хотелось забыть это, стереть из памяти, умереть — лишь бы не слышать внутри себя голос, убеждающий, что все это — истинная правда. Но Гарри был в памяти Тома, видел истории палочек остальных пожирателей. И от понимания всего ужаса этого грандиозного обмана внутренности словно завязывало узлом. — Но как? Почему никто не понимал, не видел этого раньше? И если Дамблдор изменил свои воспоминания, то почему я должен думать, что этого не сделал ты? — голос Гарри дрожал, грозя сорваться в истерике. Его уже била дрожь, а сердце стучало так, словно хотело пробить его ребра и вырваться наружу, лишь бы избежать всего того. Услышав его слова, Том, так и не поднимая головы, тихо проговорил: — Ты уже знаешь почему... Он достал из кармана своей мантии небольшую стеклянную банку, на дне которой скорчилась та самая невообразимо отвратительная пародия на человека, которую видел Гарри в междумирье. — Это было в Драко, — проговорил Риддл, по-прежнему не глядя на Гарри. — И это проникает в каждого ученика в момент распределения на факультеты. Это существо отравляет сознание, искажает восприятие, делая марионеткой Дамблдора, заставляя видеть и оценивать происходящее так, как угодно директору Хогвартса. Однако, обладая определенными навыками в окклюменции, можно заблокировать Внедрения, не убить, но не давать им воздействовать на сознание. Я научил этому тех, кто впоследствии стали моими соратниками. В свое время Северус достаточно часто помогал твоей маме в учебе — они же дружили. Он обладает прирожденным даром к легилименции и окклюменции, что и помогло ему попасть на Слизерин. Так вот, стремясь заслужить благосклонность Лили, он, втайне от нас, обучил её некоторым навыкам и помог заблокировать её Внедрение. А позже она смогла обучить этому и Джеймса. Пророчество и выход из под контроля Дамблдора определили их судьбу. Ни я, ни Северус ничего не смогли сделать. Не успели... Понимаешь, я предполагал, что это будет ловушка. Поэтому запретил кому бы то ни было следовать за мной, не желая лишних смертей. Северус ослушался меня, но и он пришел слишком поздно. Тебя уже забрали… Гарри видел, как по обезображенному лицу волшебника текут слезы, но ничего не мог сказать в ответ. Вид существа, сидящего в банке, парализовывал его и вызывал омерзение. Такое же Внедрение почти семь лет было в нем. Отравляло и диктовало свою волю. И именно оно, проникнув в сознание, заставило в момент распределения выбрать Гриффиндор вместо его истинного факультета. Но что если ничего этого и нет, вдруг это существо специально нашли или создали, чтобы его запутать? — Я вижу, ты сомневаешься, и не виню тебя за это. Внедрения есть в каждом человеке, находящемся сейчас в замке, за исключением лишь Драко и самого Дамблдора. Обряд по извлечению Внедрения очень сложен и смертельно опасен, при условии, что его создатель жив. Мы сильно рисковали, извлекая его из Драко. В твоем случае наша связь позволила уничтожить его напрямую через твою смерть, но это было возможно только для нас с тобой. С другими этот способ не сработает. Эти существа, искусственно созданные магией, дают возможность управлять своими носителями, но при этом очень зависимы от своего хозяина. Лишившись с ним связи, они со временем умирают. Дамблдор так сделал специально, чтобы никто, кроме него, не мог воспользоваться Внедрениями. Их невозможно почувствовать, а увидеть могут лишь те, кто обладает особым даром. Поэтому ты был так важен, — проговорил Риддл, опуская банку с существом на землю перед собой. Затем он достал волшебную палочку и испепелил сосуд вместе с его содержимым. — После моей гибели Дамблдор, в итоге, получил бы долгожданного помощника, полностью подвластного ему. — Но он же хотел, чтобы я умер. Зачем ему моя смерть, если он хотел сделать меня своим помощником? — Думаю, он уже присмотрел более удобный вариант — родился кто-то ещё с подобным даром, либо родится через несколько месяцев, — Том пристально посмотрел на Гарри, и тот смутился, понимая, на что намекал Риддл. «Неужели Гермиона...», — промелькнула мысль в голове Гарри. — Скорее всего, Дамблдор именно по этой причине и заставил вас почти весь год прятаться по лесам — уж очень ему нравится играть людьми и их чувствами. — Но мы же ради уничтожения крестражей это делали! — И ты поверил? — Риддл сочувствующе посмотрел на Гарри. — Хотя у вас и не было другого варианта. Эти «крестражи» — лишь ещё один его обман. В свое время, Основатели, построив Хогвартс, решили преподнести своим факультетам дар — своеобразные реликвии, что веками будут чтить ученики, как память о них. Каждый из Основателей выбрал предмет и заколдовал его, чтобы тот мог пройти сквозь века на многие сотни лет вперед. Получились очень сильные артефакты, напитанные большим количество магии. При уничтожении их она высвобождается и уничтожает всю магию вокруг себя. Внедрения этого тоже не выдерживают. Мы старались сохранить их, как своеобразное оружие. Но вам удалось похитить чашу и медальон, а остальные были у Дамблдора вне нашей досягаемости. При упоминании медальона Гарри понял причину изменений в поведении друга и его последующего ухода — Рон полностью вышел из под контроля Внедрения и получил возможность мыслить самостоятельно. — Гарри, ты видел Драко? Что с ним? — спросил тем временем Риддл. Прозвучавшее имя Малфоя-младшего вновь воскресило в памяти Гарри образ юноши, исчезающего в языках пламени, но так и не выпустившего из руки волшебную палочку, до последнего пытаясь задержать всепожирающий огонь. — Драко умер, — проговорил он горькую правду, понимая смысл последних слов Малфоя, и ему тотчас же с дальнего края поляны ответил протяжный стон убитой горем матери. — Ещё один, — еле слышно прошептал Том, поднимаясь с земли. — Мы должны остановить эти жертвы, — добавил он уже громче. — Все решится сегодня. — Но Том, нас слишком мало, на его стороне вся магическая Британия! Теперь у нас есть Поттер, и мы сможем действовать более эффективно. Нужно отступить, спрятаться на время. Гарри, не глядя, узнал по голосу говорившую женщину. — Этим ничего не изменишь, Белла. Гарри не обязан вставать под наши знамена. Не важно, сколько пройдет времени: год или день. Всё равно окончание будет одинаковым — либо они, либо мы. Не стоит откладывать неизбежное, — Том протянул Гарри небольшой сверток. — Возьми, тебе это ещё пригодится. — Но Дамблдор ведь мертв, значит, нужно подождать и Внедрения умрут! Почему же вы продолжаете войну? — Гарри как за соломинку ухватился за эту мысль, способную доказать, что это всё обман. — Мертв? Ты так думаешь? После этих слов Риддл, ни на кого не оглядываясь, пошел в сторону замка. Несколько мгновений все молча провожали взглядами одинокую удаляющуюся фигуру, а потом двинулись за ним. Не было ни громких слов с речами, ни разговоров о возможных действиях, лишь только молчаливое движение идущих, словно на эшафот, людей, чтобы спасти не только своих детей, но и положить конец этой войне. Лишь один человек остался на лесной поляне. Дождавшись, пока остальные скроются за деревьями, он подошел к Гарри. — Увиденное и услышанное тобой — правда. Да, смерти все же были, но с нашей стороны они не были преднамеренными. Белла не хотела убивать Сириуса тогда в Отделе тайн, хотя это и следовало сделать. И она не издевалась над Лонгботтомами, а наоборот, спасла их от неминуемой смерти, вызволив из рук Аластора Грюма. Дамблдор хотел, чтобы я с помощью уроков окклюменции научил тебя контролировать, точнее, держать взаперти свой разум, чтобы Том не смог пробудить твой дар, проникая в твое сознание. Дамблдор не хотел, чтобы тот проявился раньше времени. Но я знал о Внедрениях и поэтому, пока Альбус пытался защитить тебя от Риддла, учил тому, как их увидеть. Ты же, наверно, неоднократно думал о том, почему после занятий, которые должны были помочь, становилось лишь хуже? — Да, так и было. Но почему же я их тогда не видел? — Ты не знал о них, а я не имел права рассказывать. Поэтому ничего и не получалось. Но теперь ты сможешь попробовать. Когда мы приблизимся, не снимай мантию — для этого еще придет время. Просто сделай всё так, как я учил тебя тогда... Гарри до боли в пальцах сжал в руках лопату и стал выкапывать следующую лунку. Даже сейчас воспоминания жгли его душу словно раскаленным железом. Но он не позволил себе сдаться — через это нужно было пройти. И Гарри разрешил воспоминаниям полностью завладеть им, вновь рассказывая о том, что случилось тогда, когда он, накинув мантию-невидимку, все же последовал за Северусом. И вот он, замок. Ученики и преподаватели стояли живой стеной, готовые защищать Хогвартс. Том Риддл что-то говорил вышедшему вперед Невиллу, на голове которого была Распределяющая шляпа, а в руке — меч Годрика Гриффиндора. Но Гарри не слушал, о чем они говорят. Всем его вниманием завладела стоящая в первом ряду Гермиона, та девочка, что с каждым годом всё больше и больше входила не только в его жизнь, но и в сердце. И сейчас, видя то, с какой ненавистью она смотрела на Пожирателей, как подрагивала палочка в её руке, готовая вступить в бой, Гарри пришел в еще большее смятение. Почти семь лет рука об руку они шли сквозь все испытания, что подкидывала им жизнь. Они понимали друг друга с полуслова. Неужели всё, что было между ними, — это лишь часть плана Дамблдора и настоящая Гермиона другая? Так может оставить всё, как есть, и сохранить ту, которую так ревновал к Виктору Краму? — Гарри, — еле слышно проговорил Снейп, — я понимаю твое состояние, догадываюсь о мыслях, что у тебя сейчас в голове, но прошу: сделай, как я тебя учил, и ты все сразу поймешь. Времени остается всё меньше. — Хорошо… Гарри закрыл глаза и попытался отрешиться от всего происходящего: убрать звуки, затем мысли, оставить только себя, а затем растворить и это, стать ничем, забыть обо всем. Как и говорил Северус, сейчас это получалось намного легче, чем раньше. Возможно, теперь он просто знал, для чего это всё необходимо. И когда его сознание полностью очистилось, Гарри открыл глаза и посмотрел на защитников Хогвартса. На плече каждого человека, каждого ребенка и взрослого сидело такое же отвратительное существо, как и то, что он увидел в междумирье. Гарри видел, как они запускали в головы своих носителей руки, проникая сквозь кожу и кости, и словно впрыскивали в людей что-то черное, от чего их лица сразу меняли свое выражение, напитываясь злобой и ненавистью. Невилл что-то продолжал кричать, и Гарри видел, что все его действия определяются Внедрением. Он как марионетка повторял всё, что делало это существо, погрузившееся наполовину в его голову. Вот Внедрение подняло руку, и Невилл в точности повторил это действие; поворот головы назад — и Невилл, обернувшись, кричит что-то ученикам, а те вторят в ответ, поднимая палочки. «Значит, правда, — подумал Гарри. — Армия рабов, которой можно внушить что угодно…» — Теперь веришь? — услышал он голос Северуса. — Сейчас только ты их видишь — у Риддла уже не получится в должной степени сконцентрироваться. Он будет пытаться оттянуть начало битвы как можно дольше. Ты спрашивал про Дамблдора и его смерть, так вот: тебе не показалось неправильным, что он позволил мне себя убить, оставив самую главную фазу войны с Волдемортом без своей поддержки? Ведь даже лучшим планам свойственно терпеть крах. А вдруг с тобой бы что-то случилось и ты не смог бы прийти к Риддлу в лес? Он это прекрасно понимал. Так почему же выбрал смерть? Почему Внедрения еще активны? Ответ прост — он еще жив. — Но кого же ты?.. — Аберфорт. Не знаю, каким способом он его заставил занять свое место, хотя Внедрение и не такое может. Опять же, оборотка. Гарри, если все получится, я тебе позже все расскажу, а сейчас… Но Снейпу не удалось договорить — из травы взметнулась, словно зеленая молния, змея Тома Риддла и бросилась на Невилла. Тот взмахнул мечом, но Распределяющая шляпа была уже прокушена разрубленной пополам змеей и упала вместе с ней на землю, лишившись своих магических сил. А дальше все смешалось, и со всех сторон полетели заклинания. Гарри видел, как Пожиратели старались блокировать учеников, оглушить, выбить палочку или обездвижить. Однако они не могли атаковать в полную силу. Но хуже всего было то, что ученики, даже лишившись палочки, продолжали нападать, пуская в ход руки, ноги, зубы. Тем не менее Пожиратели сумели-таки выстоять — всё же они были более искусными волшебниками. Гарри видел, как ученики один за другим падали оглушенные или связанные. Труднее было с преподавателями, но Северус сумел одолеть Минерву МакГонагалл, а остальных постепенно оттесняли в сторону от замка и небольшой группы старшекурсников, в центре которых стоял высокий седобородый человек. Скинув личину своего брата, Альбус Дамблдор посылал заклинания в гущу сражающихся, совершенно не заботясь о том, в кого они попадут. И Гарри видел, как они поражали и Пожирателей, и учеников. Пользуясь невидимостью, Гарри старался держаться в стороне, лишь временами защищаясь от шального заклинания. Он не боялся вступить в сражение, но не понимал, в чём же заключается его роль согласно Пророчеству. Почему именно он может сокрушить Дамблдора? Какой прок от того, что он видит Внедрения? Через пару минут Пожиратели подавят оставшееся сопротивление и вместе с Риддлом обрушатся на директора Хогвартса. Против всех ему не выстоять. Зачем же тогда нужен был именно он, Гарри? Но донёсшиеся до него слова Дамблдора ответили на все вопросы. — Ну что, Том, — кричал тот сквозь смех, — думаешь, что победил? Не жалеешь, что предал меня? А то смотри, можешь назад попроситься. Хотя шучу, зачем ты мне теперь нужен, когда у меня есть кое-что получше и посговорчивее! И если кто-нибудь из вас попробует мне помешать уйти, то погибнут сначала эти, — он указал на взявших его в кольцо учеников, — а потом она. Ты знаешь, я смогу это сделать. Ну как, согласен на обмен?» Гарри увидел, как Дамблдор схватил ученицу и прижал к себе. Та не сопротивлялась, а согласно указке Внедрения прижалась к старому волшебнику, как к самому дорогому человеку. И Гарри побежал к ним. В шуме битвы не было слышно его шагов, и ранее примятая трава не выдавала его присутствия. Невербальные заклинания требуют предельной концентрации, не имея возможности произнести, приходится заменять это сильным внутренним желанием. А для заклинания, от которого не существует защиты, нужно желать этого всей своей сущностью. И сейчас для Гарри в этом не было ничего сложного. В тот момент, когда его Гермиона, повинуясь воле Внедрения, обняла Альбуса Дамблдора, он понял, для чего здесь находится, потому что никто из всех здесь присутствующих не смог бы возненавидеть этого седого старика сильнее него. Любой мог послать смертельное заклятие, но произнесённое вслух, оно даст Дамблдору время защититься, подставить под зеленый луч какого-нибудь ученика. И оказавшись почти вплотную к окружавшим того защитникам, он направил палочку на Альбуса Дамблдора и мысленно произнес, не имея в душе ни капли сожаления: «Авада Кедавра!». И это стало концом той войны...***
— Папа-папа, а вот и мы! — голос сына выдернул Гарри из воспоминаний. Однако он даже не обернулся на приближающиеся шаги, и так зная, кого увидит. Да и детям не стоит видеть отца в таком состоянии, когда руки дрожат, а в глазах память об убийстве человека, которого считали одним из величайших магов современности, и чьим именем называли детей. — Папа, ну посмотри же на нас! Вот, даже дядя Сева здесь, и у него письмо! Только он нам не говорит, что в нём такого важного, — возмущенный детский голосок настойчиво требовал внимания. — Не дядя Сева, а глава Аврората Северус Снейп, — проворчал Гарри, поливая последний куст, а заодно давая себе время окончательно прийти в себя и успокоиться. Наконец он выпрямился и с улыбкой посмотрел на своего гостя. Северус был, как обычно, в черной мантии, несмотря на летнюю жару. Гарри увидел, как тот с презрением на лице окинул взглядом палисадник, зафиксировав заодно и его грязные от земли руки, и лопату, и даже палочку, что лежала забытая на подоконнике открытого окна. Наконец, выдержав эффектную паузу, Снейп произнес: — Министр Магии требует вас, мистер Поттер, прибыть незамедлительно к нему. Все подробности в этом письме, — протянув Гарри конверт, он продолжил. — Министр посчитал, что главу Аврората можно превратить в посыльную сову. Однако я не собираюсь дожидаться, когда вы соизволите ответить, поэтому рекомендую сделать это прямо сейчас. Надеюсь, занятия в школе не прошли для вас даром, и вы сможете наколдовать необходимые письменные принадлежности для ответа. Сказано всё это было, как в старые добрые времена, с холодным презрением во взгляде и желчью в голосе. Единственное, что нарушало образ, так это Лили, которая сидела у Северуса на плечах и с упоением заплетала его черные волосы в косички. Она была настолько увлечена процессом, что даже чуть прикусила губу от усердия, совсем как мама в минуты изучения очередного древнего фолианта. Да ещё Джеймс вносил свою лепту, бегая вокруг Снейпа и изображая, что летит на метле. — Привет, Северус! Гарри всё же вылез из палисадника и для приветствия протянул гостю перепачканную землей ладонь. Глава Аврората покосился на неё, брезгливо поморщившись. — Прежде чем протягивать руку для рукопожатия, вам следует привести себя в хоть какое-то подобие того величия, коим вас так незаслуженно, в своё время, наградили. Слава — далеко не всё в этом мире, Поттер. На досуге поразмышляйте о таком понятии, как гигиена. Хотя размышления, как показала практика, — это не ваша привычка, — проговорил Снейп, демонстративно убирая руки за спину. Всё это было сказано таким голосом, что Гарри словно опять оказался на уроке Зельеварения, и его вновь отчитывают за неправильно подготовленные ингредиенты. В груди защемило от горьких воспоминаний и сожалений о неправильно истолкованных словах и делах. Возможно, это даже отразилось на нём, потому что презрительное выражение лица Снейпа, резко сменилось участием, и тот сделал шаг навстречу Гарри, желая извиниться. Но в этот момент Лили собрала волосы Снейпа в нечто наподобие индейского ирокеза. Получившаяся прическа была настолько невозможна для Северуса, что это сразу же вытеснило плохие воспоминания, заставив Гарри рассмеяться. — Ох, ты бы себя видел сейчас. Глава Аврората с косичками и ирокезом — гроза темных магов и волшебников! — проговорил Гарри сквозь смех. — А почему бы и нет, — ответил с улыбкой Снейп, внутренне радуясь, что его шутка всё же не закончилась плачевным исходом. — Мы стараемся идти в ногу со временем и готовы на эксперименты, если это поможет в работе. Ну, здравствуй, Гарри! Теперь уже сам Северус протянул руку для приветствия, и, когда тот пожал ее, продолжил: — Рад видеть тебя в добром здравии. Смотрю, твой палисадник существенно прибавил в размерах с момента нашей последней встречи. Да и растений диковинных добавилось, — проговорил Снейп, рассматривая свежепосаженные кусты. — Если бы ты только знал, сколько мне пришлось доказывать целесообразность увеличения его площади. Т-с-с, только не говори этого при Гермионе, — приложив палец ко рту, полушепотом проговорил Гарри. — Я тут еще и с заклинанием незримого расширения поработал. Она просто ещё этого не знает. Хочу сделать ей сюрприз. А по поводу растений… Захотелось немного поэкспериментировать с сорняками, но что-то пошло не так. В общем, я зову их «одуванчики» в честь первоисточника. Похоже, в Гербологии я так же хорош, как и в Зельеварении. Пока Гарри сокрушенно вздыхал, Северус с интересом рассматривал средней высоты кустики, синие ветки которых были сплошь усыпаны желтыми цветками. — Думаю, подарок на день рождение для одной знакомой нам обоим особы уже есть, — многозначительно проговорил Снейп. — Но, может, пройдем в дом, иначе, я чувствую, твоя дочурка лишит меня последних волос. — О да, это будет большой потерей для всего магического сообщества! — Гарри рассмеялся, представив облысевшего Снейпа. — Нет, твои волосы, определенно, следует сохранить. Давай, спускайся, Лили, — протянув руки к дочке, он аккуратно снял её с плеч друга, а потом поставил на землю. — Беги к маме, скажи, что мы сейчас идем, пусть накрывает на стол. А ты, Джеймс, марш мыть руки, и получше, а то за стол не пущу, и дядя Северус не станет смотреть твои рецепты. — Серьезно? — на лице мальчика одновременно отразились недоверие и страх. — Если волшебник не в силах следить за собой, то что от него ждать на магическом поприще? Тратить время на таких совершенно неоправданно, — назидательно проговорил Снейп, подыгрывая Гарри. — Ух… — Джеймс даже голову втянул в плечи, понимая, что оценка его многодневного труда висит на волоске, ведь он прекрасно понимал, что Северус Снейп не отказывается от своих слов. Но если наведаться в ванную комнату, то… — Уже бегу! — и Джеймс пулей умчался вслед за сестренкой. — Он очень ждал твоего приезда, Северус, — пояснил Гарри такое поведение сына, пока ходил за волшебной палочкой в палисадник. — Всю последнюю неделю таскал с кухни банки и бутылки для своих зелий. Похоже, тебе всё же удастся хотя бы одного Поттера сделать толковым Зельеваром. Но что за письмо, что случилось? — Тебе лучше прочитать, там написано. Но если коротко, то прости за то, что я тогда не принял всерьез твои слова о Внедрениях. У них действительно стала проявляться активность — Риддл это подтвердил. Происходит что-то очень странное, и ты нам нужен. С завтрашнего дня твой отпуск официально завершен. Гарри видел по выражению лица Снейпа, что тот рассказал ему лишь самую малость, а значит, дела очень плохи. Однако войдя в гостиную, они ничем не выказали Гермионе и детям своей тревоги — все же любимых следует беречь от неприятностей. «Что ж, завтра в офисе со всем и разберемся», — подумал Гарри, целуя Гермиону и садясь за стол.