С глаз долой

— Твою мать! Сэм вскакивает со стула, с грохотом роняя его на пол. Второй стул отпрыгивает от стола почти так же резво и заваливается набок. Задержав дыхание, Сэм несколько раз моргает, потом крепко зажмуривается, чтобы снова отрыть глаза и внимательно рассмотреть нарисованные мелом прямо на столешнице магические знаки. Сверяется с эскизом и фотографией из дела Синклера. Один в один. Комар носа не подточит. И слова на китайском он произнес правильно — спасибо многолетнему опыту и способности к языкам. Все идеально. Да, в общем-то, и эффект идеальный, в каком-то смысле. Метка Каина исчезла, как и было обещано в инструкции. Целиком и полностью. Правда... вместе с Дином. Сэма бросает в жар от одних только мыслей, что могло натворить непроверенное заклинание изгнанного Хранителя с его братом. Нагляделись они на возможности этого сумасшедшего еще в момент их знакомства в тот день, когда он вручил Дину Первый клинок и попытался сделать его очередным экспонатом коллекции. Но в комнате вдруг раздается смех. Отчетливый, может быть, совсем немного истеричный, но вполне узнаваемый смех Дина. Сэм еще не успевает закрыть рот, как из другого угла раздается: — Срань Господня! Сэмми, ты видишь это? Сэм неуверенно оглядывается по сторонам и отвечает: — Н... нет. — Вот именно! — И что-то у Дина голос больно веселый для того, кто только что... распался на молекулы? Провалился в параллельную реальность? — Дин? — осторожно спрашивает Сэм, вытягивая перед собой руку. Нет, ну мало ли это у него галлюцинация. Или особое заклятие слепого пятна, которое скрывает от глаз выбранного человека, да так, что сколько ни три глаза, все равно не сможешь увидеть. — Нет, Мэрилин Монро! Ты что ослеп? Я невидимка! — отвечает голосом брата пустое место прямо перед Сэмом. Сэм распрямляется и резко опускает только что протянутую руку, волосы шевелятся на его затылке. Вот ведь блядь. — Ха-ха! — совершенно по-детски радуется Дин, который, между прочим, действительно совершенно невидим. Только слышно его. В точности как у старины Уэллса. И вот пойми радоваться тут тому, что он сейчас не распылил брата, доверившись туманной формулировке заклинания, — слово «исчезнет» можно, в общем-то, трактовать десятком разных способов — или обругать себя как последнего дебила, потому что так бездумно бросился его применять на практике и не провел для начала эксперимент на чем-нибудь другом. Или на ком-нибудь. Нет, он, конечно, понимает, что всему виной отчаяние, усталость, вконец истерзанные нервы и медленно сходящий с ума от неутолимой жажды крови брат. Но это, определенно, уже новый уровень падения. Сэм, все еще удивленно глядя на пустую комнату и совершенно не видя Дина, который в теории должен быть прямо перед ним, запускает пальцы в волосы. Теперь только и остается, что хвататься за голову. Дин, должно быть, тоже сходит с ума, но по-своему. И это безудержное веселье, что он сейчас слышит, скорее всего, тоже яркое проявление нервного срыва. — У-у-у-у, — гнусавым голосом привидения из мультфильма гудит Дин, а мимо носа Сэма пролетает его собственная кружка с недопитым кофе, до этого момента стоящая в дальнем углу стола. Ладонь Сэма неумолимо тянется ко лбу, но вместо этого он хватает воздух в том месте, где, по идее, должно быть запястье Дина. И оно там есть! Точно такое же, как и прежде, даже часы чувствуются. Выдернув второй рукой из пойманной конечности кружку и поставив ее на стол, Сэм продолжает ощупывать Дина. Ведет рукой дальше, чувствует кожу, волоски на предплечье, слои ткани закатанного рукава рубашки, мощные мышцы плеча, шею. Дин не сопротивляется, он замер и позволяет себя ощупать, хоть и есть подозрение на то, что только один раз. Такого наглого облапывания он больше не потерпит, но в положение вошел. Ему, скорее всего, и самому не верится в происходящее, что он тут же подтверждает словами. — Поверить не могу... — и Сэм почти верит в его шок, пока... — что мы не нашли это крутейшее заклинание раньше! Следующее, что чувствует Сэм, это как Дин ловко выкручивается из его рук и исчезает. — Дин! — орет он ему вдогонку. Или не вдогонку. Не видно же! Дина и след простыл во всех смыслах этого слова. — Твою же мать, — Сэм опускается назад на стул и сгибается в три погибели над записями. Этот засранец Синклер наверняка оставил неправильный перевод Хранителям, чтобы они обязательно попались на эту жестокую шутку в попытке применить заклинание. Хранители не попались, попались их наследники. Это неоправданный риск, но сейчас не время рвать волосы на голове — нужно найти блудного мистера невидимость и обследовать на предмет других побочных эффектов. *** — Этого не может быть! Невозможно с точки зрения физики... — Сэм никак не может привыкнуть смотреть в пустое место, когда разговаривает с Дином. — А с точки зрения магии? — Дин оказывается в другом месте. Но, скорее всего, он просто издевается над Сэмом. — С точки зрения магии, наверное, возможно что угодно, но... — Ну и хватит искать этому логическое объяснение. Лучше найди меня! — Дин уже в другом углу библиотеки, наполняет стакан виски. — Хватит обезьянничать, Дин! Все слишком серьезно, и я тебя нашел, вот он ты, опять пьешь среди бела дня. — А вот и не угадал, — слышится возле самого уха Сэма, и тот едва не подпрыгивает. Чертов бесшумный ниндзя. Сэм хватает рукой воздух. Мимо. — Сядь, пожалуйста, хоть на мгновение, — просит он брата. Стул, стоящий напротив, со скрежетом отодвигается и замирает. Сэму хочется убедиться, что этот великовозрастный балбес выполнил его просьбу, но он не хочет опускаться до ощупывания поверхностей. Дин посмеется над ним еще больше. — Я говорил тебе, чтобы ты не пытался найти средство избавления от Метки. Его нет, Сэм. Смирись и расслабься. — Ты согласился... — пытается протестовать Сэм, глядя на пустой стул. — Ты столько канючил, что ни один вменяемый человек не выдержит. И как тебе результат? Наверное, Дин сейчас развел руки в стороны и даже повернулся разок вокруг своей оси, чтобы Сэм мог полюбоваться на плоды трудов своих. О да, он любуется. — Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь необычное? — Необычнее невидимости? — весело отвечает Дин. Для него это все словно игра, что ужасно раздражает Сэма. Не больше, конечно, собственной ошибки, но все же. Дин отчасти может это понять и развеивает некоторые сомнения Сэма. — У меня ничего не болит и не чешется. Да, одежда все еще на мне, она тоже невидимая. Нет, сам себя я тоже не вижу. — А... — пытается вставить вопрос Сэм. — А то, что попадает внутрь меня, тоже становится невидимым. — То есть ты не стандартный мистер Гриффин... — Не надейся, что я буду ходить тут весь в бинтах, — Дин, наверное, грозит ему пальцем, но Сэму этого не видно. — А Метка? — почти обреченно спрашивает Сэм. Может он хотя бы надеяться на то, что все было не напрасно? Дин молчит слишком долго, но все же отвечает. — Я не вижу своих рук, Сэм, — слышится голос Дина из ниоткуда. А Сэм чувствует в нем что-то близкое ко лжи. Может быть, он и не видит своих рук, но разницу он должен был почувствовать. Дин не хочет отбирать у него надежду. Пусть и ложную. *** Для Дина это сущее развлечение. Он отрывается, как может и как не может, наверное, тоже, но Сэм этого не видит. Вероятно, к лучшему. Для Сэма — это настоящая пытка. Шутки с левитирующими предметами и посудой устаревают уже на следующее утро. С предметами, исчезающими, потому что Дин засунул их в рот, тоже. Не проходящая головная боль от недосыпа ничуть не помогает поискам способа отменить действие заклинания. Магнус был хитер и мстителен к обидчикам. Но, кажется, это отвлекло Дина. Вместо того, чтобы сидеть, вперившись в очередной пыльный том, откопанный на дальних полках хранилища, он развлекается где-то... Где? — Дин? Сэм начинает уставать носиться по бункеру в поисках, когда скрипит входная дверь, затем громыхает так, что штукатурка сыплется с потолка. Громкие бум-бум-бум ботинок по металлической лестнице, единственный индикатор, что потерянный невидимый индивидуум только что побывал на улице. — Какого черта, Дин? Мы же договорились, что ты останешься в бункере, пока не разберемся с твоей невидимостью! Дин громко топает, проходя где-то рядом, и Сэм рефлекторно оборачивается на звук, смотрит в произвольную точку пространства в надежде, что все-таки на брата, а не просто на шкаф с книгами. — Остаться? И упустить такой шанс? Сэм, ты спятил! Дин не напротив шкафа, но кто удивляется? Не Сэм. — Кто знает, когда ты вдруг станешь видимым? — Какая разница? — Это заклинание Синклера, Дин. До этого момента от этого ненормального бывшего Хранителя не было ничего, кроме неприятностей. Больших неприятностей. Удаляющиеся шаги Дина подсказывают, что Сэм снова разговаривает сам с собой. Чертова невидимость словно еще сильнее развязала Дину руки. Грохот слышится с кухни, а по прибытии туда Сэм наблюдает очередное шоу левитирующих предметов. По большей части еды. А исчезновению кусков копченого мяса, которое Сэм оставлял для сэндвичей, а Дин нашел и теперь жрет, зараза, позавидовал бы и Гудини. — Где тебя носило? — спрашивает Сэм, отдавая себе отчет, что это звучит как выговор ревнивой супруги. Хотя он с тем же успехом мог бы быть строгим родителем, отчитывающим трудного сына-подростка. Этот вариант больше похож на правду, учитывая, куда могло занести его брата в поисках приключений на невидимую пятую точку. — Там да сям... — Это не ответ! — Сэм злится, Дин пытается вскрыть упаковку с пирогом прямо в холодильнике. — Ты себе не представляешь, где я был... — коробка вскрыта, и Сэму предстает редчайшее зрелище измазанного в вишневой начинке пальца... Но это видимая часть Дина и теперь, по крайней мере, понятно, куда посылать испепеляющий взгляд из ада. До момента, пока он не облизывает палец. — Я еще в детстве воображал, что если я стану невидимкой, то схожу в магазин и слопаю там все конфеты, а потом бекон, а потом схожу в кино, а еще к девчонкам в раздевалку... — продолжает Дин, облизывая второй палец, а затем пихая в рот уже и кусок румяной корочки, измазанной в красном варенье. — Стоп, стоп, стоп... ты лазил в женскую раздевалку? Да ты... — Возмущению Сэма нет предела, как нет и подходящих слов в его лексиконе для такой наглости. — В торговом центре, Сэм! В примерочной, — отвечает Дин с набитым ртом. Небольшое висящее в воздухе пятнышко — это, похоже, варенье на его лице, и оно дает Сэму возможность снова смотреть на брата. — Они там все равно все в белье, а в одной кабинке, я нарвался на тетку с вот такими... — Дин! — Что?! — в голосе Дина одновременно возмущение и раздражение чрезмерной благодетельностью Сэма. Можно подумать, он никогда за девчонками не подглядывал. — Я всего лишь прогулялся, не устраивай из этого событие для спецвыпуска CNN! — Какого черта, Дин? — внезапная мысль заставляет Сэма сменить курс трепки, что он решил задать брату. — Ты ведь и взял что-то? Признавайся где и что ты украл, пользуясь невидимостью? Он проходит по кухне и взмахом руки пытается поймать Дина возле холодильника. Только его опять там нет, а дверцу не закрыл! — Да ничего я не украл! Я заплатил, между прочим, и это было всего лишь вяленное мясо и батончик шоколада, потому что я проголодался! — Это все равно воровство! — возмущается Сэм, словно это не они постоянно надувают банки с кредитными картами. — Я положил деньги в кассу, понятно! — Дин уже злится, но Сэм остановиться не может. Хотя и сам уже не знает точного истока собственного поведения. Отсутствие контроля, страх за брата? — Какие деньги? Которые лежали в твоем бумажнике, а он лежал в твоих штанах? Они же невидимые! — И что? — орет откуда-то от стола Дин — кажется, он мечется по кухне, как взбешенный тигр. — Это не отменяет того факта, что я заплатил! Не я виноват, что они не увидят мои бабки. В этом Сэм внезапно слышит практически прямое указание на то, кто в этом виноват. А виноват он, потому что не стал слушать Дина и уговорил его попытаться использовать китайское заклинание из коллекции Синклера. Сам же его и применил, а теперь отрывается на брате. Только вот Дин ни капли не помогает. Лишь вознамерился довести его до белого каления. То ли в отместку, то ли просто хочет наиграться... напоследок. Сэм замолкает и накрывает глаза ладонью усталым жестом. Они давно не были на охоте, и они оба знают, что это значит. В прошлый раз такое длительное воздержание закончилось кровавой резней в доме Рэнди. — Пожалуйста... — еле слышно произносит Сэм, взывая к разуму Дина. В одно слово он вкладывает так много смысла, что только брат в состоянии его понять. В ответ он не получает ничего кроме тишины. Дин бунтует, срывается и, скорее всего, так же сходит с ума, как и Сэм. Хотя нет, ему еще надо сдерживать неуправляемые позывы убивать, крошить и рвать на части живых теплокровных существ. Возможно, это делает невидимость чуточку сложнее. *** В бункере полумрак. У Сэма болят глаза и голова. Хочется выпить кофе и остатки из той бутылки, что Дин откупорил утром. Сам Дин скрывается где-то. Не выдает себя ни звуками, ни перемещением вещей. Говорить однозначно не хочет. Все симптомы указывают на то, что его изводит Метка. Брат раздражен, вспыльчив и вечно голоден. Жаль, пирогами с вареньем ему не помочь, иначе все пироги ближайшего города уже лежали бы перед ним, дразня ароматами и разноцветными начинками. Но сейчас Дина может привлечь только один аромат, думает Сэм, посасывая порезанный о край страницы палец. На всякий случай оглядывается и прислушивается. Вдруг и вправду привлек? Опасений за свою жизнь он не испытывает уже давно, оно потерялось где-то в те месяцы, когда он искал только что умершего у него на руках брата. *** Спать в последнее время почти невозможно. Сэм лежит всю ночь, глядя в потолок, если слышит из комнаты Дина стоны. Бежит в его комнату, если слышит крики. Боится сомкнуть глаза и проверяет каждые полчаса, если слышит только тишину. Проскальзывает бесшумно в комнату с открытой дверью и долго смотрит на брата, если тот лежит слишком неподвижно. Ждет движения груди от дыханья или зрачков под веками. Чего угодно. Сейчас еще хуже. Даже если Дин сам сказал, что пошел спать, Сэм ему не верит. Он не может проверить это никаким способом, кроме как вломиться в спальню и ощупать кровать. За что крайне просто получить в глаз от брата-невидимки потому, что схватился за недозволенную часть тела. Неважно, что Сэм шарит руками там, где теоретически должны находиться только его ступни. Недозволено все. Сэм теперь как идиот прячется за стенкой возле двери и слушает. Это все, что ему остается при полном отсутствии зрительного контакта. Ждет, пока не услышит тяжелое сопение или стон от кошмара средней паршивости. Не того, где Дин вырезал десяток человек своим любимым охотничьим ножом, а того, где Сэм грохнул вампира вместо него, не дав насладиться процессом. Недосып совсем не способствует хорошей работе мозга. Скорее наоборот. Но тут и выбора большого не остается. Простояв под дверью брата, как верный пес, не меньше часа и худо-бедно убедив себя, что то, что он слышит — это размеренное дыхание Дина во сне, Сэм, шаркая от усталости, ползет на кухню за кофе. Налить чашку ему не суждено, потому что несколько минут спустя он бросает все и вся и несется обратно. Болезненный крик Дина все еще раздается эхом в коридорах бункера и его голове. Ворвавшись в комнату, Сэм застывает в самой середине, глядя на пустую кровать со смятыми простынями. Дину в эти дни жарко, и даже подземельный бункер, где вечно холодно, не заставляет его накрыться своим одеялом. Или он не хочет, чтобы Сэм его видел. С бешено колотящимся сердцем Сэм озирается вокруг: — Дин? — спрашивает он у пустоты комнаты, надеясь только на то, что совесть у Дина еще осталась, и ее не сожрала с потрохами Метка Каина. Вместо ворчливого «я в порядке» или шокированного со сна «Сэмми?», Сэму достается только звук, как Дина рвет в раковину. Но и за это он благодарен. Разворачивается почти на сто восемьдесят градусов и почти рефлекторно тянет руки в том направлении, где теоретически должен находиться Дин. Как всегда, склонившийся над маленькой белой чашей и вцепившийся в нее дрожащими руками. Сэм попадает ладонью точно между лопатками. Даже не задумывается, как он это понимает, чувствует на необъяснимом уровне слишком знакомое под пальцами тело. Дин дрожит и тяжело дышит, рубашка мокрая насквозь от пота. Комната пахнет желчью и немного виски, где-то там подмешаны нотки пива и... крови? — Ты как? — почти шепотом спрашивает он. Дин сдавленно стонет и выворачивается из-под пальцев. Бьется о письменный стол бедром, облокачивается на него и замирает. Точнее, все это представляет Сэм, лишь слыша происходящее и ощущая какофонию запахов. Так пахнут страх и отчаяние. — Дин, не надо прятаться... пожалуйста. — Ему хочется его видеть, хочется помочь, хоть словами, хоть прикосновениями. Взяться руками за крепкие плечи, что ходят ходуном, скользнуть пальцами по мокрой шее. Вернуть его в настоящее из пережитого ужаса. Вернуть и удержать здесь и сейчас. — Не сейчас... — коротко отвечает Дин, едва найдя для этого выдох. Отталкивается от стола и выбирается из комнаты, сбегает от Сэма, врезаясь в дверной косяк, а затем, громко шурша о стены, на которые опирается, как последний запойный пьяница, возвращающийся домой. Слух Сэма в последние дни чрезвычайно обострен. И обоняние. Выходя из комнаты Дина, он косится на чистую пустую раковину, желая и боясь одновременно узнать, чего он в ней не видит. *** — Нет, Дин! Даже не предлагай! Ты вообще в своем уме? — глупый вопрос вообще-то. Конечно, не в своем, как и сам Сэм. Два сапога пара. — Сэм, я скоро на стены полезу, мне нужна охота! — в запале отвечает Дин, запихивая оружие в сумку. Порхают по воздуху пистолеты, ножи. Делают сальто и укладываются, позвякивая, в распахнутую пасть между зубами застежки молнии. «Не прибью монстра, прибью тебя» слышит Сэм, но все его существо противится как может тому, чтобы отправляться с невидимым Дином на охоту. Как бы тот ни расписывал ему преимущества борьбы с монстрами в невидимом состоянии — один эффект неожиданности чего стоит, Сэм! — но у Сэма плохое предчувствие. — Я почти нашел, что-то, Дин. Не дури, давай еще денек подождем, — мольба летит мимо ушей. Наверное, потому, что она не видит их. — Хрена с два я еще день просижу в этом склепе, мне срочно надо на воздух! Сумка космическим дредноутом вылетает из комнаты Дина и торпедой несется в сторону гаража. Сэму лучше не отставать, а еще не пускать этого придурка за руль. Они ведь и мили не проедут, как их полиция остановит из-за отсутствия водителя на положенном месте. А уж объяснять это совсем не хочется, потому что мистер Шутник, скорее всего, и вправду сдуется с водительского сидения, если коп решит пощупать, кто ведет машину. А потом Сэм поедет в дурку. *** Удивлению оборотня нет предела, потому что этот недавно обращенный салага еще не понял, что его главное средство слежения за врагом совсем не глаза, а нюх! Это стоит бедолаге жизни. Дину весело, когда он задорно распарывает брюхо от пупка до уха, а потом вонзает шестидюймовый серебряный клинок в сердце недочеловеку и переволку. Сэму немного тошно. Или много. Зато он видит Дина. Точнее, радостные гирлянды брызг от артериальных фонтанчиков на своем теперь частично видимом брате. А самая безумная мысль в его голове только о том, что если Дин вдруг решит умыться кровью, то он сможет разглядеть его лицо во всех деталях и больше не придется угадывать эмоции по звуку. Тогда бы его точно стошнило от радости. Как там у Ванилопы Фон Кекс? «Тошнотно-смешнотный приступ, восторженный блёв, когда хохот навзрыд и рвёт от счастья фонтаном!» Да, Сэм и не такую чушь смотрит... И лучше думать о ней, когда смотришь, как на лице брата угадывается блаженная улыбка, и он едва сдерживается, чтобы не облизнуть лезвие ножа. Это пройдет через пару минут. У Дина. У Сэма через пару дней вместе с тошнотой. Как раз к тому моменту, когда проснется Дин из сытой спячки. *** Когда Сэм просыпается спустя сутки — поспал нормально впервые за неделю! — он проверяет Дина, который сладко дрыхнет без задних ног, завернувшись в одеяло почти с головой и поэтому так хорошо видимый. Пакует заначку в карман и отправляется на фотоохоту. Ну, то есть за прибором для охоты и выслеживания одной очень несговорчивой и вредной невидимой добычи. Возвращается он в бункер через три часа вооруженный до зубов, а точнее глаз, с охотничьими очками с тепловизором. Взгромоздив на свою голову мудреную конструкцию и вытаращившись в холодное синее изображение стен бункера, Сэм идет за Дином на звук. Естественно, грохота посуды на кухне. И чуть не роняет очки на пол от увиденного: — Дин стоит возле разделочного стола и ваяет трехэтажный бутерброд, — а потом и сам еле удерживается на ногах, когда брат поворачивается. — Твою мать, Дин! — Сэм неловко заваливается на стул, сдирая с себя очки. — Что? — невинно отвечает левитирующий сэндвич, капая майонезом. — Что?! Где твоя одежда, придурок! — Сэму хочется прикрыть глаза, пусть в этом и нет необходимости теперь, когда он снял очки. — Так стирается, сам сказал, что я воняю! — защищается Дин. И да, Сэм сам так сказал. Раз тридцать, когда они ехали в машине домой, открыв при этом все окна. — А с этим... ты какого... — Сэм беспомощно взмахивает рукой в сторону одной слишком хорошо увиденной части тела Дина. — Так утро, а я большой мальчик, — довольно скалится невидимая физиономия. Сэм точно знает, что довольная, голос просто лопается от самодовольства и наглости. — Какое, к черту, утро. Три часа дня! — Когда встал, тогда и утро. Извини за каламбур, — добивает Сэма Дин, и бутерброд выплывает по воздуху из кухни, покачивая свисающим беконом. — Прости, меня ждет горячий душ. Сэм роняет голову на руки. Дин вернется не скоро. Аппетит пропал. Вот засранец. Зато он улыбается и не хочет вскрыть себе вены. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. *** — Сэ-э-эмми... а Сэмми? — Ну, чего тебе? — Сэм отрывает взгляд от древней как стадо мамонтов рукописи на китайском. Смотрит туда, откуда раздается голос Дина. — У меня проблема, — загадочно начинает тот. — Какая еще проблема? — Мне холодно. — Оденься. — Не могу. — Почему это ты не можешь? — А кто бы не раздражался на месте Сэма? — Потому что я потерял свои невидимые шмотки. — Так надень видимые! — громко хлопает крышка ноутбука. Сэм сильно раздражен, потому что Дин все еще бродит по бункеру, как озабоченный кентервильский нудист. — Это совсем не круто! — Я тебе сейчас покажу, что не круто! А вот эта еще более древняя табличка с клинописью отлично подойдет, чтобы разукрасить в невидимо-красный цвет невидимо-пятую точку! Дин сматывается быстро и незаметно, если не считать шлепанья босых ног по холодному каменному полу. Ничего, пусть прочувствует в полной мере, как развеваются на ветру... кхм. Короче, сам виноват. Спустя час к Сэму приходит серый халат. Обиженно пыхтя, усаживается на библиотечный стул напротив и жалобно складывает рукава перед собой в жесте примирения и мольбы о помощи. — Чего тебе? — интересуется Сэм не без ехидства. — Сэмми... — И голос такой виноватый. Ага, так Сэм и поверил в раскаяние и беспомощность. Сэм закатывает глаза и хмурится одновременно. Правда, угрызения совести все же начинает ощущать. Это ведь он виноват. — Ладно, где ты их не видел в последний раз. — В прачечной, когда достал из сушки и положил... куда-то. А потом я опять захотел есть и не помню теперь куда. — О, Господи. Ну как дите. Где в этой огромной холодной комнате со стиральными машинами и сушками промышленных размеров можно потерять целый комплект вещей — непонятно. Но Сэм поднимается и следует за халатом. Халат подозрительно радостно идет. Почти вприпрыжку. *** — У меня есть один носок и джинсы, — задумчиво рапортует ползающий по полу халат, шаря рукавами по кафелю. — У меня рубашка, футболка и, кажется, второй носок... — сообщает Сэм с другого конца прачечной. Какого лешего они так далеко друг от друга? — А нет, это вроде трусы. — Сэээм... а я трусы не стирал, я их потерял до... — Фу, блин! — орет Сэм, выбрасывая в неизвестном направлении невидимый опасный для жизни токсичный предмет гардероба брата, пока хозяин оного катается по полу со смеху. Придется Дину ходить без трусов! Когда он сможет ходить! А не ползать на переломанных конечностях! Халат вспархивает и ложится пустой тряпкой на пол. В коридоре затихает дикий нездоровый смех суперзлодея, только что обхитрившего добросердечного, но крайне наивного супергероя. *** Сэм не проверял Дина с помощью тепловизора. Правда, не проверял. Ну, разве что слегка, одним глазком. Все-таки он ему доверяет теперь, как и Дин Сэму свое спасение. Пусть и не верит в его возможность. — Вот смотри, этот порошок, который в банке, надо распылить на тебя ровным слоем и прочитать вот эти слова на древнекитайском. — Очешуеть как мудрено. Значит, ты меня припудришь? — Обваляю как котлету! Не отвлекайся! При правильном произношении заклинания с тебя снимается любое другое китайское, если оно было наложено не более чем месяц назад. Так что все подходит. — Так ты и на китайском говоришь? — интересуется пустое место напротив, попахивая чесноком из утреннего буррито. — Ну, не то чтобы говорю. Но я сделал себе транскрипцию и заучил. А еще тренировался по аудиозаписям Хранителей произношению, там такие своеобразные гласные... — в ответ раздается фальшивый храп, и Сэм готов достать табличку с клинописью. Благо, далеко не стал убирать. — Да заткнись ты! Он отмахивается от Дина. А вот от телефона отмахнуться не удается. Звонит старый приятель охотник, который попал в серьезные неприятности, и только Винчестеры могут ему помочь, потому что ехать им всего ничего. Черт! *** Дин в таких случаях просто не умеет отказывать. А Сэм не умеет отказывать Дину. У обоих это физический дефект, вроде отсутствия не слишком нужной части тела. И жить с этим в принципе можно, но когда приспичит, мешает, что ее нет. В гнезде вампиров оказывается слишком много. Мэтт успевает вырезать только треть из них, пока те не просыпаются и не объявляют на него охоту. Затем все кровососы разбегаются по ближайшей от заброшенного дома рощице. Ищи-свищи. Сэм находит еще двоих. Ловко их обезглавливает и идет по тропинке из трупов за братом. На пятом он перестает считать, потому что шестой ублюдок-вампир оказывается умнее всех вампиров за последние пять лет вместе взятых. Он отстреливается от охотников! А конкретно от Сэма, который теперь лежит на земле за деревом, жалея, что взял только ножи и мачете, и пригибаясь от фонтанчиков взлетающих щепок и коры. Вампир почти не мажет. Просто Сэм слишком ловкий и хорошо спрятался. Ровно до того момента, когда звук выстрелов не меняет направление. Вампир обходит его сбоку и одним удачливым выстрелом попадает Сэму в бедро. Пуля чиркает по плоти, оставляя жгучую полоску, Сэм вскрикивает и ныряет за толстый корень на земле. Почти падает. — Сэм! — слышится голос Дина из-за деревьев и торопливые шаги по сухим листьям. — Покажись, ты, охотничья шавка! — орет вампир дурным голосом Дину, который явно к нему приближается. Кровосос бросает первый пистолет и достает из внутреннего кармана второй. Вооруженная до зубов зараза начинает палить наобум, поворачиваясь по кругу. И пока тот очень занят тем, что пытается попасть в невидимку, Сэм выбирается из укрытия и, прихрамывая, достигает своей цели. Один длинный замах, и башка катится по земле, подпрыгивая, как мячик, и брызгая кровищей. Все внезапно затихает. Сэм слышит только собственное пыхтение, пытаясь зажать кровоточащую царапину на ноге ладонью. Растерянно оглядывается по сторонам. Навостряет уши в ожидании торопливых шагов, взволнованного голоса. Да чего угодно от брата-невидимки, что тот готов ему предложить вместо гнетущей лесной тишины. — Дин? — осторожно зовет он брата. Сейчас ведь выскочит откуда-нибудь, чертов шутник, и опять будет ржать над младшим братом, который «чуть в штаны не наложил от страха». Минута ползет за минутой. Дин не идет. Не бежит. И не ползет вместе с минутами. Дина нет. — Дин? А в ответ только шелест листьев на деревьях. Не смешно ни разу. Страшно. Сэм, огибая поляну, хромает все меньше, адреналин бьет в голову и ноги новой порцией. Вампиры, может, и не видят его брата-невидимку, но они чуют запах крови и слышат человеческие сердца за мили. Сложно ли стрелять на звук, если у тебя сверхчувства нежити? — Дин! Да, Сэм готов упрашивать его откликнуться и умолять на коленях. Готов на этих же коленях ползать по всему лесу и ощупывать каждую полянку, кочку и даже грибочек, лишь бы найти своего брата. Потому что он не готов. Совсем, абсолютно, чертовски не готов его потерять ни в каком из смыслов. Ни сейчас, ни потом, ни вообще! — Дин, пожалуйста! — И в его голосе уже смешались истерика с отчаянием, потому что... ну как так? Он же нашел средство сделать его видимым! Нашел лекарство хоть от одной напасти, даже если оно не от Метки Каина. Он должен был сначала обвалять Дина в этом порошке, а потом отправляться с ним на охоту в целое гнездо слишком умных вампиров, а не дать себя уговорить на еще одно безрассудное приключение человека-невидимки. Потому что, может быть, подкрадываться к врагам и чрезвычайно круто и весело, но вот совсем не весело, если ты сдохнешь и тебя никто не найдет! — Ди-и-ин! — Сэм орет долго и срывает голос, прежде чем оползти всю поляну на коленях, абсолютно идиотским образом хлопая ладошками по земле. Как слепой. Да и на кой хрен ему зрение, если он не видит, где умирает его подстреленный брат. Или хуже. «Но он же не может умереть», — проносится молнией в голове. Эта мысль не успокаивает, эта мысль приводит в ужас и заставляет подкашиваться вжатые в землю коленки. Умереть, не умереть, какая разница! А потом он об него спотыкается. И только тогда слышит чуть хриплое частое дыхание, безошибочно определяя в нем Дина. Самым наглым образом облапывает сначала его ноги, что попались первыми, а потом на ощупь пробирается вверх по телу, как заевшая пластинка из коллекции древнего рока Дина повторяя: — Слава богу, слава богу... — хотя и славить-то этого всевышнего индивидуума не за что. Но кого-то же надо поблагодарить за столь счастливую случайность. Мог ведь и никогда не найти. Дин стонет, когда Сэм добирается до его тела и ощупывает живот, руки попадают в мокрое и теплое, и Сэм закусывает язык, чтобы не застонать вместе с Дином в голос. Это почти безвыходная, невероятно проигрышная ситуация, из которой необходимо вытащить подстреленного в живот невидимого человека. Сэм не может видеть, он может только чувствовать и представлять у себя в голове то, что он не видит. То, что никогда не перестанет его пугать. Раненого Дина в крови. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... — просит он у высших сил, которые, как всегда, невосприимчивы к мольбам Винчестеров. Даже упрямый Дин не собирается вмешиваться, лежа под его руками неподвижно. Сэм закрывает глаза и чувствует брата. Как поднимается грудь, как гулко стучит сердце под ребрами и как отдается жилка на шее под кожей. Он прощупывает каждый дюйм на его теле, пока не воссоздает перед закрытыми глазами полную картину. Кровавые отпечатки рук теперь покрывают Дина, должно быть, полностью, но какая разница, если он невидимка с невидимой кровью, собирающейся в невидимую лужу. — Сэм... — шепчет Дин, приходя в сознание, и Сэму хочется вцепиться в него и задушить в объятьях. Вместо этого он открывает глаза только для того, чтобы оторвать от своей рубашки длинную полосу ткани, вынуть из своего кармана застиранную почти до дыр старую бандану и снова на ощупь попытаться приложить их к ране у Дина на животе. Сэм и видит, и не видит. Картинка перед внутренним взором словно в бреду накладывается на ту, что дает ему зрение. Он видит и не видит красно-прозрачную кровь на одежде и своих руках. Он чувствует ее густой запах и вязкое тепло. — Прости... прости... — шепчет Дин, задыхаясь от боли. — Заткнись, придурок, — отвечает ему ласково Сэм и вяжет еще туже. — Заткнись. — Знаешь, я тогда боялся только одного... — пытается говорить Дин. И Сэму его не заткнуть. — Тогда? — Когда маленьким... мечтал стать невидимкой. — Что потеряешь свои труселя? — срывающимся голосом шутит Сэм, чтобы не заплакать от идиотской безумности ситуации, в которую они попали, и откровений Дина. — Что, когда я стану невидимым... — Дин громко сглатывает и шепчет дальше чуть слышно. — Меня не станут искать... — Идиот, — только и может ответить Сэм, потому что дыхание перехватывает. Горло сжало в тиски и не пускает больше воздух ни туда, ни обратно. И это горечь за несправедливую жизнь, и досада за себя самого... и страх. И боится он сейчас только одного. И нет, не того, что Дин снова станет демоном, если его сердце не выдержит и перестанет биться. Нет. Он боится, что так и не увидит брата перед смертью и никогда больше. Того, что даже, если станет искать, не сможет его найти. — Пойдем домой, — продолжает Сэм. Не даст он Дину нырнуть в пробегающую перед глазами жизнь. — Домой... — отвечает Дин. Сэм знает: он делает все, что в его силах, чтобы вернуться. *** Путь тяжелый и неблизкий настолько, что по масштабам сравним только с последней дорогой Дина в бункер в прошлый раз. С одной разницей в том, что Сэм тащит не безжизненное тело, потерявшее чистоту души, а пока еще теплое и живое. Ну и хрен с ним, что невидимое. Но у Дина все еще есть Сэм и надежда. Та самая, что Сэм вырабатывает теперь за них обоих. Он почти валится с ног, когда наконец дотаскивает почти бессознательного Дина до бункера и потом до его комнаты. Падает вместе с ним на кровать, но не дает себе отдышаться, а сразу бежит в лабораторию за банкой с древнекитайским порошком и листом с записанным заклинанием. Он и вправду почти обваливает Дина в этой странной, серо-зелено-металлической пудре, что превращает его брата то ли в статую, то ли в плохую версию железного дровосека. Она покрывает его всего целиком: от грубых ботинок до загнутых кончиков ресниц. Слова заклинания слетают с губ Сэма, будто он всю свою жизнь говорил на китайском. Не происходит ничего сверхъестественного. Ни взрыва, ни вспышки или разлетающихся искр. Гром и молнии не раздаются в бункере, яркий свет не заливает постель Дина и не поднимает его самого над кроватью. Не Дисней, блядь. Дин просто лежит и дышит под толстым слоем порошка. Но, когда Сэм проводит пальцем по его руке, из-под пудры показывается розовая человеческая кожа. Сэм, почти плача от радости, отряхивает брата от порошка, пока тот не открывает опьяневшие от укола морфина глаза и не улыбается ему слабой, но такой искренней улыбкой с морщинками возле глаз. Сэм, едва отцепившись от его лица, что он держал в ладонях, уносится в ванную за аптечкой, бинтами, тазами с водой и махровыми полотенцами. Мыть, лечить и штопать. Завалить пол комнаты красно-кровавыми кусками ваты, серо-грязными полотенцами и теперь видимыми разрезанными к чертям собачьим шмотками. Пуля застряла между двумя нижними ребрами, но не превратила в решето что-нибудь из внутренних органов, и на том спасибо. Отделался малой кровью, как говорится, литром или около того. Сэм отделывается легким испугом и уколотым иголкой пальцем, когда накладывает парочку аккуратненьких швов. Да еще и получает долгожданное удовольствие видеть, куда он эту иголочку втыкает. Даже вид крови вызывает удивительно положительные эмоции с ударением на слово «вид». Столько всего приятного видно, что может быть лучше? Видно, как Дин морщится от боли, хотя и говорит, что в порядке. Вместо смертельной бледности — лихорадочный румянец. И средний палец в ответ на ехидный вопрос, не скучает ли Дин по невидимости. И пусть этот эксперимент не слишком удался, надежда пока еще остается. Сэм видит, что брат еще может бороться за свою жизнь, и поэтому вид красного кривого шрама на предплечье его не так сильно пугает. Раненый, но зашитый и живой Дин засыпает под действием болеутоляющих. А ближе к утру и Сэм проваливается в неспокойную дрему, прислонившись к краю кровати и все еще держа в руке мокрое полотенце, которым он только что обтирал ему лоб. Лихорадка брата выжала из него последние силы, но температура взята под контроль, а малейшее движение Сэм почувствует даже сквозь сон. Теперь у него большой опыт. Обостренные слух, обоняние и осязание. И невероятная привилегия видеть каждый раз, когда он откроет глаза, эту опостылевшую любимую небритую рожу.