Громче, чем слова

Происходящее выглядело как фантасмагория. Защитное поле содрогалось и покрывалось лёгкой рябью от ударов; стоило только убрать руку для нового взмаха, как оно восстанавливало свою целостность. Одни ломились по приказу, другой из одержимости. Удар за ударом. Тяжёлые кулаки бились о поле, металл звенел, сгибался. Следы энергона из разбитых рук резко контрастировали в свете ярко-оранжевой энергии, тонкими полосами стекая вниз и постепенно испаряясь. Сильнее, неистово, безумно. Тысячелетия назад стихия народного гнева обратилась в Дело — и тысячелетия спустя Дело сконцентрировался здесь, в этом самом месте, в Некромире. Оно сконцентрировалась в нём. — "Мы благодарим нашего Лорда и основателя — молил всегда я — за то, что его отвага и мудрость освещают нам путь к вечному миру и беспощадной тирании"[1]. — Слова Тарна терялись под звоном ударов, терялись из-за расстояния, но нет нужды прислушиваться, чтобы знать, что он скажет дальше. — Ты подвёл Дело. Он мог бы (должен был?) сказать ему "своё Дело", но не сделал этого. Десептиконизм нечто большее, чем задумка одного — это сонм воли тысяч: безудержный импульс, снёсший прежний порядок и давший надежду на изменения, осознание самих себя, своего места на карте вселенной. Как и любая другая идея, она бестелесна. В неё можно не верить, не соответствовать, можно разочароваться и даже запретить, но никто не в силах отменить. Нет необходимости посвящать жизнь служению и изучению идеологий или погружаться в философские концепции, чтобы принять для себя одну вещь — идеи бессмертны. Пытаться положить конец идее — невежество. "Мегатрон был первым, кто сформулировал её — но она живёт без него. Она поёт, парит". [2] И больше не нуждается в своём основателе. Ломая кисти и надрывая голос, Тарн пробивал, выцарапывал путь к своей последней цели, финальной строчке Списка, а за ней — к возведению новой десептиконской империи. Так раньше считала Никель. Так и должно было быть. Но усеянное телами поле перед базой Некробота давало отчётливое понимание, что тот, кто так рьяно следовал догмам, безвозвратно отвернулся от них. И общее Дело обернулось личной местью. Солнце постепенно преодолевало линию горизонта, тяжёлый сумрак отступал прочь, накладывая жуткие, длинные тени вдоль равнины. Ещё не стихли огни пожаров, чёрными столпами дыма пятная утреннее небо. Поле, устеленное загадочными синими цветами, превратилось в выжженную землю, испещрённую уродливыми рытвинами, телами и выгоревшей землёй, красноречиво свидетельствовав о недавней бойне. Не владея собой, Никель стояла на возвышенности: в голове твёрдо держался собственный приказ об отступлении, но ужас мыслей и чувств разъедал изнутри, поддерживал паралич, заставляя продолжать смотреть в бездну собственного ужаса. Будь в ней силы вырваться из удушающего омута происходящего безумия, сумей как раньше, как учил Тарн, держать свой рассудок в ясности, она бы попыталась повлиять, остановить, образумить ДПП, предпринять хоть что-то. Но рассудок не был холоден, Никель продолжала стоять и смотреть, всё больше понимая, что их маленькой дружной семьи больше нет. Среди беспорядочности ужасающих мыслей, была одна, та самая деструктивная мысль, что звучит страшнее всех, за которой кроется не горечь поражения, не численность жертв, но чувство собственной вины за происходящее. Как она могла упустить столь чудовищные изменения в Тарне? С содроганием Никель чувствовала, что ответ на вопрос кроется не столь глубоко, вернее, он прямо здесь, на поверхности, прижав к груди термоядерную пушку, смиренно ожидает своей участи. Мегатрон. Финальное имя в Списке. Мегатрон был всем для десептиконов. Тарн никогда не распространялся о своём прошлом, а Никель не стремилась спрашивать, но одно она знала точно — то, что ей было позволено знать — когда мир призвал его ограничить себя и смириться с самоистязанием*, Мегатрон дал ему нечто большее, чем утешение. Уважение. Тарн был благодарен своему спасителю за то, что тот научил его уважению к самому себе. Однако и благодарность может иметь свои извращённые формы. Казнь Мегатрона являла собой возвращение прежнего долга: его доброе имя очистится от мерзкой привязки к автоботам. Десептиконы навсегда запомнят своего героя, как и то, что даже они способны пасть туда, за что непременно будет воздаяние. Никаких разговоров, никаких действий — ничего, что могло дать хоть повод усомниться в намерении вычеркнуть предателя из Списка. Никель знала, что смерть основателя превосходит классический сценарий ДПП, она была особенной, изящной, отрепетированной. Все слова, которые должны быть сказаны, все движения, которые должны быть воспроизведены, все интонации, которые должны прозвучать вовремя, все смерти друзей-автоботов, которые должны произойти перед оптикой Мегатрона — более никакого баловства, одно искусство. Иногда Тарн журил себя за театральность, но не теперь, его последний выход на сцену в качестве палача обязан быть аншлагом. Так было до определённого момента. Всё изменилось после их личной встречи. Несмотря на обратную позицию остального ДПП и предостережений командира-отступников Десзараса, Тарн бросил всё и ушёл по первому зову о переговорах. Именно тогда Никель поняла: он продолжал верить в своего идола. Всегда верил, так как не верил никто. И он ошибся. Всё случилось у голостатуи Мегатрона; нечто страшное и непредвиденное — вовсе не оживший из мёртвых Оверлорд — фраза или действие, что-то, чего нельзя было предусмотреть ни в одном сценарии событий. Более не было места для надежд и претенциозности, осталась только ярость. Раньше и Никель хотела убить Мегатрона, но сейчас?.. Только бежать. Но бежать ни от позора поражения, ни от нависшей угрозы взявших преимущества автобтов — от Тарна, от того, кем он стал. Тот, кому она вверила свою жизнь, теперь неумолимо сходил с ума там внизу, позади сидел Десзарас, охваченный ужасом чего-то незримого. Это было неправильно. Всё вокруг было неправильным, нереальным, невозможным. Хотелось увидеть хоть какие-то знаки, свидетельство того, что происходящие не более чем дурной сон, но треск огней, удары по силовому полю и стоны раненных отвратительным хороводом звуков подтверждало самое страшное. Точно так же горел Прайон. Чёрный блок Консорциума сжёг дотла родной мир Никель и теперь пеплом обращалась семья.

***

— Какое к чёрту "мы уходим"? Кто отдал приказ? — прозвучало с комлинка, Никель не знала, как звали того десептикона, но по голосу помнила, что он был одним из офицеров Десзараса. — Мы должны атаковать автоботов, пока они не скрылись на базе! Казалось, Десзарас не слышал слов, отсутствие реакции, взгляд и застывшая поза говорили об отрешенности, погружённости в самого себя. Могло показаться, что неизвестное воздействие из вне, помутило рассудок, погрузив в бездну своего внутреннего мира, однако в нём читалось нечто иное, нежели пустота безумия: животный ужас. Стоило рассудить, что он никогда прежде не испытывал ничего подобного, и это пугало его не меньше, чем само невиданное воздействие. Это пугало и Никель. Всё случилось слишком внезапно, чтобы иметь возможность с точностью воспроизвести произошедшее: прошёл миг между приказом Тарна атаковать базу и тем, как стоящая рядом фигура огромного бистформера повалилась наземь. Она помнила его крик и как острые перья крыльев со свистом разрезали воздух. Десзарас хотел что-то ответить ему, вероятно, воспротивиться приказу… Это сделал Тарн? — Командир, каковы ваши указания? Командир? Он молчал, совсем не реагируя на радиопереговоры, всё внимание было сосредоточено на поле битвы. Оно буквально заворожило его. — Десзарас?.. — только и проговорила Никель, положив ладонь на его плечо, она хотела спросить в порядке ли он, но слова так и застряли в горле. Они здесь были неуместны. Десзарас молча посмотрел на Никель, затем отвёл взгляд. Огромные звериные лапы оторвались от земли и заняли своё положение за плечами; он поднялся на ноги и подошёл ближе к краю возвышенности. Никакие восклицания, упрёки или исступления не могли выразить те чувства, что выражал его взгляд. Нечто незримое, совсем недавно помутившее рассудок, теперь во всей своей отвратительности демонстрировало результат его собственной ошибки. Если Десзарас имел сомнения о необходимости отступления, то от них не осталось и следа. Двойная оптика неспешно переходила от одной точки поля к другой, долго не задерживаясь на чём-то одном: было ли это попыткой узнать погибших или простой подсчёт потерь, осталось для Никель открытым вопросом, который она никогда не решится задать. Молчание продлилось недолго, но его оказалось достаточно, чтобы остаток войск успел поднять шумиху в эфире. — Командир? Требуется ваше подтверждение на отступление, — раздался очередной голос. Бахус. — Не сметь! Брестфорс не отступает! — вторил ему другой офицер. После этих слов взгляд Десзараса стал более жёстким, он резко повернулся в сторону купола силового поля, где ДПП продолжало свои попытки добраться до Мегатрона. Ход мыслей был слишком ясен, чтобы тратиться на догадки: злость требовала закончить начатое на "Перестройке". Сложенные крылья начали медленно расправляться; один рывок и начнётся новая бойня. — Они того не стоят, — проговорила Никель, глядя как Тарн нанёс очередной удар; энергон ярким пятном отпечатался на силовом поле, начав медленно испаряться. — Их безумие достаточное наказание. — После всего что они сделали, ты продолжаешь защищать их? — Нет. Больше нет. — Слова давались тяжело, не верилось, что она способна говорить такое о тех, кто был так дорог когда-то. — Мы все сделали достаточно на сегодня, оставь их, пусть сами перегрызут себе глотки за своего Мегатрона. Сейчас ты нужнее своим бойцам, чем им. Дезарас ответил не сразу. Взгляд вновь метнулся на солдат: живых и мёртвых. Вент-системы с шумом выбросили воздух, но с пластин лица исчезла недавняя жёсткость; расправленные крылья со звоном вернулись в состояние покоя, аккуратно сложившись за спину. — Я ещё пожалею об этом решении. — Он поднял руку со встроенным комлинком. — Говорит командир Десзарас: подтверждаю приказ, всем отрядам — мы уходим. Забрать раненных, реконструировать базовый лагерь в квадранте 6/64 и подготовиться к отбытию на "Перестройку". Офицерский состав, ждать меня у "Мирной тирании". Грохот битвы сменился гулом отступления. Командир отступников вновь погрузился в задумчивость, молча наблюдая за уходящим войском. Стоя рядом с ним, Никель наблюдала сколь разнообразной может быть картина поражения. Открывшиеся зрелище окончательно лишило последних крупиц веры в праведность компании. Учитывая виденное раньше: уничтожение мирной колонии-титана Прайон, расправы ДПП над изменниками, стычки с автоботами и органикой, в искре хранилась твёрдая непоколебимость в собственной вере, что более ничто не способно сломить её. Но невозможно было и помыслить, что когда-нибудь она станет свидетелем, как выглядит то, когда командование пускает тебя в расход, ради собственных целей. — "Для нас ещё не поздно что-то изменить", — Десзарас повторил недавние слова Никель. — Уже ничего не изменишь. — Мы остановили бессмысленную бойню. — Её не стоило и начинать. — Прозвучало упрёком, но Никель так и не поняла, кого именно Десзарас осуждал. Он намеревался сказать ещё что-то, но его верхний ряд оптики уловил движение, среагировав раньше основной. — Хватайся за меня. Быстро. Она устремила взгляд на утренний небосклон, среди общего потока техники выделялся пикирующий истребитель. Бледно-зелёный силуэт оказался прямо над ними слишком стремительно. Никель едва успела ухватиться за перья крыла, прежде чем их окатило столпом пыли и цветов. — Он!.. — только и проговорила она, отряхивая себя от земли. — Леозак бы ни за что не выстрелил. — Десзарас посмотрел истребителю в след. — Не осмелился бы. По крайней мере сейчас. — Тогда к чему этот тихий протест? — Ни к чему хорошему. На этом и закончили. Покинувшие поле сражения остатки войск, оставили за собой лишь мёртвую тишину, изредка прерываемую шелестом ветра, треском огней и беспрерывных ударов ДПП по силовому полю. Удар за ударом. Моральное уродство поступка Тарна не находило никаких оправданий; солдаты пошли на убой только ради того, чтобы он мог подступиться к Мегатрону. Никель не могла принять такую эгоистичность. Только не от него. Каждый из погибших десептиконов был отступником, но разве они не очистились после отмены Списка? Разве не вернулись на путь истинного Дела? Никто из них просто не заслужил такой участи. — Их было всего восемнадцать против пяти сотен профессиональных военных, как такое вообще возможно… — вновь заговорил Десзарас в задумчивости. — Они все аномальные?* Никель не знала ответа. Она видела насколько чужда Десзарасу была сама мысль, что столь разгромное поражение нанесено всего-навсего восемнадцать автоботов. В такое действительно невозможно поверить, даже наблюдая произошедшее собственной оптикой. — Не имеет значения. Аномальные или нет, они ничто против гиблой планеты: ни транспорта, ни ресурсов, лишь захолустное пристанище Некробота. Автоботам не протянуть долго, так что пусть проявят к себе милость и воспользуются своей сверхсилой в должном русле — перебьют друг друга за глоток энергона*. — Вполне заслуженная участь. — Так пусть её и получат. Пора покинуть нашу "командную кочку", — ответила Никель, вспомнив, как Десзарас окрестил эту возвышенность перед боем. — Хватит уже депрессивить, это прогулка слишком затянулась. Последнее предложение ей показалось довольно неуместно резким, но она не стала оправдываться. Десзарас это проигнорировал. — Ты ведь понимаешь, что это значит для тебя: обратной дороги не будет. Тебе лучше, чем кому-либо известны последствия. "Десептиконская империя возвысится или падёт в силу своего внутреннего управления"[3]. Суть самого существования Подразделения правосудия заключалась в обеспечении Дела повышенной эффективностью войск, в контроле их лояльности путём страха попасть в Список. Навряд ли кто-то возьмётся подсчитать сколько побед могли упустить десептиконы, не страшись они сделать шаг назад. Те, кто подвёл Дело были не достойны сожаления, Никель никогда не думала о них как о личностях, только о том, что они совершили и какой ущерб был нанесён общему вкладу в победу десептиконизма. А последствия… последствия их проступка были формой развлечения для ДПП. Каждое имя было расположено в особой последовательности, так, чтобы дать предателю срок начать новую жизнь, познать всю её ценность. Только тогда объявлялась охота, потому что суть Подразделения не в браваде бесчисленных расправ — это урок, который обязан освоить каждый десептикон: отступишься и неминуемая кара не просто настигнет тебя, она застанет врасплох. Принесение ужасающих страданий виновнику, идеальный способ воздействия на массы, но нет в этом прока, если он становится лишь жертвой — физическое, моральное и эмоциональное страдания — вот истинная цель ДПП: сломить, но не дать сломаться другим. Мегатрон лично написал этот сценарий и Тарн всегда безукоризненно следовал ему. Десзарас был прав, Никель как никто понимала последствия, что однажды и ей предстоит стать частью сценария. — Надеюсь, тот, кому впервые в истории довелось попасть в Список дважды, поделится опытом? — спросила Никель с грустной улыбкой. — Я больше не хочу быть частью всего этого. "Дело, это постоянная борьба по устранению любой угрозы кибертронскому благополучию и процветанию — неважно, внешняя ли она или же внутренняя"[4]. Так говорил Тарн и я продолжаю верить в эти слова. В ответ лишь лёгкая усмешка. Десзарас последний раз оглядел поле битвы, прежде чем обернуться в диковинное чудовище. Возвышенность накрыла тень. С позиции минибота, Десзарас был огромен, его чудовищный альт-мод придавал дополнительные габариты: он казался невероятным. Белый металл блестел в свете утренних лучей, скользил и сиял при каждом движении бронированных частей корпуса и хвоста. Поднявшись на задних лапах, золотые когти крепко впились в почву; расправив крылья, пластины перьев со звоном выдвинулись, значительно увеличив размах — один взмах и Никель снесёт потоком воздуха. Настроив длину для полёта, Десзарас выпустил пар из клапанов клюва и вновь припал к земле, опуская увенчанную многочисленными шипами голову на уровень земли. Предложение выглядело недвусмысленно. И оно застигло врасплох. Никель добиралась сюда на Тарне, но обратно… обратно она полагала добраться при помощи своей альт-формы, но только глядя на громаду Десзараса, пришло понимание, насколько это безнадёжная затея. Две миниатюрные турбины и близко не соперник огромным крыльям, а сейчас они не в том положении, чтобы ждать медлительных миниботов. Никель ухватилась за один из шипов на шее, но вместо того, чтобы подтянуться, замерла, охваченная внутренними противоречиями. Десзарас заметил заминку и повернул голову, хищная оптика пристально уставилась на неё, здесь не нужны были слова, чтобы понять его немое предложение: "Ещё не поздно передумать". "Ещё не поздно вернуться к своей семье. Вон же она, совсем рядом, стоит только спустится вниз", — тихий голос сомнений ласково нашептывал деструктивные мысли. Никель отпустила шип. — Дай! Мне! Войти! Крик Тарна заставил вздрогнуть. Почему остальные не пытаются остановить его, разве Вос, Хелекс и Тезарус не задаются вопросом, куда пропал Каон? Способны ли они пойти на убийство друг друга, если кто-то из них отклонится от намеченного курса? Никель не могла и помыслить, что когда-нибудь ей предстоит испытать такой страх — страх, когда ты сам не способен ответить на свой собственный вопрос о том, уверен ли ты в тех, кто некогда был для тебя всем. Знала ли она их вообще? Никель горько улыбнулась самой себе: есть ли ей место среди тех, кто способен убить своего из-за глупых насмешек? Пустить на убой сотни ради собственных мелочных целей? Есть ли хоть где-нибудь место для единственного выжившего выходца колонии-титана Прайон? Она обернулась к Десзарасу: тот продолжал ожидать. — Надеюсь, однажды они узнают, что Тарн сделал с Каоном, — тихо проговорила Никель, проведя рукой по огромному золотому клюву. — И тот кто выносил приговоры, будет осужден. Её маленькая ладонь отбросила множество рефлексов на изогнутый металл, совсем теряясь в масштабе размеров. Клапаны на клюве сжались, выбросив поток горячего воздуха, то ли выражая согласие, то ли дивясь чуждому прикосновению. Больше никаких колебаний: с одного рывка Никель умастилась на широкой шее; пришлось приложить усилия, чтобы удержаться на ней, пока Десзарас выпрямлялся и расправлял крылья. Она бросила последний, прощальный взгляд в сторону ДПП, но никто так и не обернулся в их сторону. Оверлорд исчез из поля зрения, а Мегатрон... Мегатрон продолжал сидеть без движения, прижимая свою разорвавшуюся пушку к груди, в то время как силовое поле достаточно ослабло, чтобы войти внутрь. Нет достаточных оснований полагать, встретил ли бывший главнокомандующий десептиконов свой последний рассвет или дела обрели совершенно неожиданный оборот; взмахнув могучими крыльями, Десзарас поднялся в воздух, сокрыв от Никель финал истории под столпом пыли и цветов.