Казаки-разбойники

Ранняя утренняя прохлада сочилась в приоткрытое окно. Сырая и промозглая английская весна, давно осточертевшая, а позже позабытая в жарких странах, показывала себя во всей красе, будто говорила бывшему военному: забыл, какова я, так освежи память. Квартира, где они скрывались, слишком тесна для шестерых. Себастьяну даже пришлось запретить составу курить — и без того душно, а раненому наверняка будет вреден дымный и спёртый воздух. Курить вне квартиры нельзя: если в окнах или на площадке начнут постоянно мелькать пятеро здоровых спортивных мужчин, соседи обязательно их приметят и запомнят. Ребята всё понимали, но и самому тоже приходилось сдерживаться. Конечно, сигарета не сильно помогла бы, но порой такие мелочи бесят сильнее серьёзных проблем. А самая серьёзная проблема металась без сознания на продавленном диване, под глазами наливались синяки — поначалу Морану казалось, что у лежащего с закрытыми глазами Джима просто ресницы выглядят более длинными и густыми, чем когда его глаза открыты, но это была ошибка. Впрочем, очень мелкая. Заглядываться на работодателя — ошибка куда хуже, он точно знал. И старался поменьше на него смотреть, особенно когда в том не было необходимости. Сейчас нет нужды выслушивать инструкции Мориарти, следить, что выкинет этот псих, склонный к грёбаным импровизациям, опасным для него самого и для его союзников. Да и от того, что смотришь на больного, ему легче не становится, проверено. Жаль, что нельзя привести Джима в чувство поскорее только ради того, чтобы хорошенько съездить по смазливой физиономии. Как он смел так глупо подставляться и срывать планы, безо всякой необходимости вернувшись к тем двоим? Моран посмотрел на свои руки. Они не тряслись от злости, это хорошо, сейчас никак нельзя терять форму. Себастьян знал, чем занять мозги. Достал маленькую записную книжку: как командиру отряда, ему положено обдумать последующие действия и рассчитать финансы. По-хорошему, сейчас уже надо было закончить акцию последним аккордом в бассейне, спрятать трупы Холмса и Уотсона и уезжать из Британии. Разумеется, после получения достойной оплаты за завершённое дело: Мориарти всегда был щедрым работодателем. Вышло не так, и Джим — залог того, что они получат свою нескромную сумму — неизвестно, когда придёт в себя. Так что Морану нужно разобраться с активами, которые можно вывести сейчас, не привлекая излишнего внимания. Он открыл чёрный блокнот и записал туда сумму за врача, которого с минуты на минуту должен привести Анри. Губы сами кривились в ухмылке при мысли о том, как разрастаются его счета к Мориарти. * * * Весеннее солнце яркими лучами высвечивало палату, две кровати в ней и обоих пациентов. Блики солнечных зайчиков скакали по потолку и стене. Резкие тени подчеркивали усталость и раздражение на лице Шерлока. На самом деле раздражение было лишь слабым отголоском того, что творилось в его душе. Омерзительное, липкое чувство беспомощности. Надо что-то делать, а никак! Джон убедительно рассказал про возможные последствия сотрясения мозга и обосновал необходимость лечиться. И не поспоришь: мозг — рабочий инструмент Шерлока, допускать снижение его работоспособности нельзя. Но лечить сотрясение — это лежать, чёрт подери, спокойно! Как можно лежать, когда тебя мучают неизвестностью? Что со снайперами? Что с Мориарти? Насколько они опасны? Тут бы вскочить, бежать, узнавать, ловить. А нельзя! Сказано — лежать смирно. — Интересно, Лестрейд придёт к нам когда-нибудь? — Надеюсь, что да, — ответил Джон. Сильное чувство, которому Шерлок долго подбирал имя — вина. Он давно отсёк эту эмоцию. Непродуктивно. В утиль. Даже когда взорвали пожилую леди, когда стало понятно, что игры закончились, он смог затолкать разъедающее переживание вглубь. Некогда. Нужно работать дальше. Спасать очередного заложника. Но потом пришло время платить по счетам. Радость от интересного дела помешала ему понять, что у него теперь есть слабое место. Как можно было так увлечься и не сообразить: именно близкие больше всего подвергаются опасности? Ни разу не побеспокоился о Джоне, не предупредил, даже не подумал! Не воспользовался умом, которым настолько гордится. Заигрался. Слишком увлёкся. — Жадина! Решил всё оставить себе! — сообщил Шерлок пространству. — Кто? Что? — удивился Джон. — Лестрейд. Хочет всё сделать сам, без нас, — снисходительно пояснил детектив. — Помощники из нас сейчас аховые. Придёт он, придёт. Не волнуйся, — успокоил друг. — Попробуй тут не волноваться, — Шерлок сам чувствовал, что вышло капризно. Надо лучше держать себя в руках, несмотря ни на что. Несмотря на то, что теперь где-то внутри Шерлока поселилось щекочущее чувство страха. Неведомое ранее, совсем непривычное приобретение — боязнь потерять Джона. Возможно, всё будет обыденно: социопатическое чудовище Шерлок, не умеющее себя нормально вести с людьми, попросту исчерпает чашу терпения Джона. Впрочем, нет, враньё! Самообман. Не этого он боялся на самом деле. Он уже практически научился вести себя приемлемо. Ну… почти. Во всяком случае, Джон видит, что Шерлок старается. Он ведь даже перестал обзывать окружающих идиотами. Перестать их таковыми считать, конечно, не получится, но своё ценное мнение можно держать при себе. Разумеется, клинических случаев это не касается, но ведь и Джон должен понять, что терпеть Андерсона молча — выше сил мыслящего человека. Шерлок гораздо сильнее опасался другого. Того, в чем и себе не хотелось признаваться. Он ведь может оттолкнуть своей любовью. Такой… невозвышенной, эгоистичной, собственнической и, увы, вовсе не платонической. Которую совсем недавно осознал, и которая пугает его самого. Не-вы-но-си-мо! — Когда он, наконец, придёт! — в очередной раз повторил Шерлок. Джон усмехнулся: — Ты похож на Гарри в ожидании Санта-Клауса. Когда ей было восемь лет, она так же маялась и нетерпеливо спрашивала «где же он» каждые пять минут. — Нашёл, с чем сравнивать! В конце концов, эти снайперы и Мориарти представляют реальную угрозу. И моё желание найти их — вовсе не игра. Сердился Шерлок, конечно же, зря. Сравнения друга были не так уж далеки от истины. Потому и обидны. — Я варюсь всё в тех же фактах, а они устаревают! Это просто ужасно, я скоро докачусь до того, что начну гадать и фантазировать, а не заниматься дедукцией. — Отвлекись, — тон Джона перешёл на новый градус терпеливости. Похоже, включился режим «заботливая нянька при капризном ребёнке». Шерлок до сих пор не разобрался в своём отношении к этому режиму: то ли ему хочется, как подростку, протестовать всеми силами, то ли принять заботу, не испытывая Джона на прочность. Сейчас он злился — он мечтал бы отвлечься, но легко сказать, трудно сделать. В итоге Шерлок ядовито поинтересовался: — И каким образом? — Поговори со мной. О чём-то постороннем. Забудь и про снайперов, и про Мориарти. Проще не бывает. Вот только о чём? Он задал вопрос вслух. — К примеру, расскажи о своём детстве. С трудом представляю себе: ты и Майкрофт. О чём вы говорили, из-за чего враждовали… — похоже, Джон давно искал повод задать этот вопрос. — Не хочу, — отрезал Шерлок. Доктору не занимать терпения: — Хорошо, расскажи, как вы встречали Рождество. Наряжали ёлку? Рисовали открытки родителям? Ходили на церковную службу? Какой лучший подарок ты получал на Рождество? — Забавно. Я по одним твоим вопросам вижу картинку Рождества в доме Уотсонов. Ёлку вы наряжали всей семьёй, чуть не дрались с Гарри за право повесить верхушку. Кого заставляли уступать родители? Её как старшую или тебя как мальчика? — Когда я был помладше, ангела цеплял я, а когда подрос, это стало привилегией Гарри, — признался Джон. Как предсказуемо! — Открытки вы тоже делали вместе с сестрой. Это она рисовала, а ты помогал, — Шерлок даже не сомневался, что попал в точку. — Я раскрашивал, что попроще. Например, небо, — подтвердил Джон. Яркие глянцевые картинки, соответствующие духу праздника, замельтешили перед глазами Шерлока, и он принялся описывать: — Отмечали всё патриархально, придерживаясь старых традиций. Обязательный пудинг, носки над камином, семейное пение гимнов, сосед или друг, наряженный Санта-Клаусом... В общем, пасторальная картина. И ты до сих пор любишь этот праздник, потому что он связан со счастливыми воспоминаниями детства, — на последних словах во рту сделалось кисло. Он вообще не любил словосочетание «счастливое детство». — Прекрасно обрисованная картина, я бы сам лучше не рассказал. Блестяще! Я знаю, что о себе могу и не говорить. Потому-то и спрашиваю о тебе. Мне так не вывести из пары намёков, — Джон привычно иронизировал над другом, так часто забывающим, что большинство не наделено его даром читать окружающих. — Ну ладно. Только чтобы отвлечься. Открытки мы в основном клеили. Простенькие аппликации из цветной бумаги, блёсток и готовых картинок. Шерлок нырнул в мир воспоминаний. Его мечтательное выражение лица умилило Уотсона. Детектив сейчас выглядел младше, чем обычно, и со своим синяком походил на хулиганистого подростка. Джон вообще нередко ловил себя на том, что любуется Шерлоком, как папочка любимым ребёнком. …Делать открытки было весело — пока у Майкрофта получалось убедить брата, будто родители им радуются. Но когда Шерлок заметил, как быстро самоделки попадают в мусор, стараться перехотелось. А ёлку наряжать им не разрешали никогда. Это же часть декораций, а значит, слишком серьёзное дело: ёлка, как и весь особняк Холмсов, должна выглядеть идеально к приходу гостей. На приёме следовало вести себя достойно и блистать в «маленьких импровизированных семейных концертах»: скрипка Шерлока, рояль Майкрофта... Пара совместных пьес — и можно быть свободным. На следующий день — обязательный семейный обед. Родители, уставшие после бессонной ночи и посещения церкви, хотели только отдохнуть, но точно знали, что есть нерушимые традиции, потому приходилось терпеть совместное отбывание каторги. Лучшая часть была послеобеденная: торжественное вручение подарков и их с Майкрофтом подсчёты — кто лучше угадал родительские сюрпризы. Разумеется, братья Холмс на слово друг другу не верили. Они заранее составляли списки предполагаемых подарков, запечатывали и обменивались ими. После обеда списки сверяли и узнавали, кто лучше догадался. Вот это было весело. Ну, и подарки чаще всего оказывались неплохи… — Разумеется, мы обязательно посещали Рождественскую службу. Наша семья была исключительно светски благопристойной... пока я не принялся разрушать репутацию Холмсов. И нечего смотреть с таким упрёком. Вообрази меня чинным господином на службе у Королевы. Да я бы уже повесился, — Шерлок брезгливо поморщился, — или ещё что-нибудь натворил, не менее деструктивное. Кому это нужно? — Не мне точно. Что бы я делал, вернувшись в Лондон и не повстречав «единственного в мире консультирующего детектива»? Шерлок взглянул на Джона. — Может, жил бы спокойно… — И скучно. Хотя иногда можно чуть поскучнее, чем в последнее время. * * * В палату вошёл Лестрейд с немного смущённым выражением лица. В руках он держал потрёпанную папку с нарисованными Симпсонами. Наверное, забрал у сына, который захотел что-то более модное или более серьёзное. — Здравствуйте! Ну, как самочувствие? Врачи — жуткие перестраховщики, я еле к вам прорвался… — столько лишних слов и лишних эмоций. Не вина Лестрейда в том, что с ними случилось. — Здравствуйте, инспектор, — только и успел ответить Джон, потому что Шерлок не выдержал. Тратить время на церемонии сейчас, когда он наконец дождался? Нет уж! — Вы нашли хоть кого-то? Был кто-то в бассейне? — голос детектива дрогнул, будто готовился сорваться на визг, и Шерлок замолк раньше, чем собирался, чтобы прокашляться. — Нет, пусто. Ни трупов, ни раненых. Шерлок привычно сложил руки лодочкой. — Я так и подозревал. Тогда по порядку. Что вы там нарыли? Он в нетерпении постукивал руками по подбородку, даже не замечая своего жеста, был сосредоточен, готов к поглощению информации в любых количествах и вовсе не ожидал услышать в ответ: — Я всё же предпочел бы начать с опроса доктора Уотсона. С вами мы хотя бы пообщались вчера ночью, а его версию я ещё не слышал. Шерлок, который так и не решился заговорить с другом о случившемся, смутился. Джон мог подумать, будто он равнодушен, но Шерлок просто не умел говорить на подобные темы. Он пытался высказаться вчера, до возвращения Мориарти, правда не похоже, чтобы удачно. — Вы не против, если я запишу разговор на диктофон? — спросил инспектор. — Да, конечно, если так нужно,— пожал плечами Джон. — Нужно. Это процедурный вопрос, сейчас включу и спрошу ещё раз. Диктофон оказался не в том кармане, и Лестрейду пришлось покопаться. Он ненужно суетился, не мог сообразить, куда пристроить папку, запутался в подкладочной ткани, но наконец-то всё приготовил и процедура пошла своим чередом. Джон отвечал на вопросы спокойно, уверенно, старательно припоминал детали. Словно побывать в заложниках для него в порядке вещей. Ну, случается порой с людьми, так что же, истерить теперь? Шерлока его спокойствие тревожило. Это была собранность солдата, готового к бою. И когда же для Джона бой закончится? Уотсона похитили прямо на улице, когда он шёл к автобусной остановке. Классическая схема: что-то вкололи, «человеку плохо», увезли на машине. Когда очнулся, сначала увидел троих, все в камуфляже, на лицах шапки с прорезями. Мужчины, примерно шесть футов ростом каждый — такое же описание дали другие пострадавшие. Как и в предыдущих случаях, профессионально нарядили заложника в жилет с взрывчаткой. Не болтали, двигались уверенно, действовали согласованно. Военному врачу Уотсону показалось, что это армейская выучка. Потом появился Мориарти. …Он врывается в комнату для персонала взвинченный и счастливый. — Ну какие вы молодчинки, уже доставили и подготовили нашу «приглашённую звезду». Привет, Джон! Я вижу, ты просто онемел от восторга. Как я тебя понимаю! Такое не каждый день случается. Тебе выпал шанс исполнить одну из ключевых ролей в кульминационном эпизоде, это ли не прекрасно? Ах, я уже предвкушаю! Два гения, я и Шерлок, а между нами ты, Джонни-бой. И я настаиваю, я просто требую, чтобы ты сыграл свою роль отменно. Возможно, она главная в твоей жизни! — Роль заложника? — в голосе Джона сквозит насмешка. Действительно, вершина его карьеры, куда уж лучше! — Нет, что ты. Не так просто. Откуда столько скептицизма? Я придумал для тебя сценарий куда интереснее. Ты будешь моим Джокером, оборотнем. Ты сыграешь — меня! «Ну, спасибо, просто всю жизнь мечтал». Мориарти продолжает: — Только представь: Шерлок приходит на встречу с преступником, который столько времени водил его за нос. Он ждёт, он напряжён — и тут выходишь ты! Единственный друг, оказавшийся врагом. Отличный номер! — голос Мориарти взметается ввысь, к потолку, и, кажется, разбегается там дробным эхом. Джим упивается собой. Уотсон представляет себе описанную сцену слишком хорошо. Так ранить Шерлока — о нет! Он непроизвольно мотает головой. Радостная маска слетает с лица Мориарти. — Ты не хочешь со мной поиграть? Как же так? Ах, понимаю, ты привык к играм Шерлока. Как бы тебя убедить? — этот паяц картинно изображает задумчивость: опускает голову, прижимает ко рту кулак, другой рукой барабанит по бедру. Впрочем, позу он держит недолго, стряхивает её с себя, как гусь, выходящий из реки, стряхивает с перьев воду, и снова оживляется, улыбается и жестикулирует. — Может, в качестве презента от меня тебе понравится собственная жизнь? Подумай, Джон, такой шанс, если не будешь слишком меня злить. Не скрою, шанс невелик, но ты уж постарайся! Не только для меня, для нас всех. Ведь если ты сорвёшь моё представление, я расстроюсь. Ты же не хочешь меня расстраивать? Ведь я в расстройстве убью не только тебя, Шерлока тоже. О, для начала я ему дам помучиться осознанием твоей смерти, а потом, когда он окончательно падёт духом — приду и убью. Не совсем то, чего бы мне хотелось, так что давай отложим эту игру на потом? А пока меня можно позабавить проще. Поэтому ты будешь очень, очень послушным мальчиком, не так ли? Джон кивает — особого выбора у него нет. Сейчас глупо сердить этого ублюдка. Надо подождать, вдруг удастся что-то сделать?.. Когда Уотсон закончил свой рассказ, Лестрейд дёрнулся в сторону диктофона, видно, хотел выключить и передумал, но официальный тон всё же оставил: — Везунчики вы! Легко отделались. Правда, взрывчатки в жилете доктора было меньше, чем обычно: снайперы явно обеспокоились своей безопасностью, ведь они сидели довольно близко. — Правда? — удивился Уотсон. — А по ощущениям жилет весил изрядно. — Конечно, ведь его дополнительно зарядили гайками… Уотсон побледнел, а Холмс позеленел. Опыт обоих слишком легко позволял вообразить, в какое месиво превратился бы Джон, взорвись жилет на нём. Они старательно отгораживались от этих мыслей весь день, но сейчас было трудно отделаться от жутких картин… Инспектору стало неловко. На самом деле работа в уголовной полиции не сделала его настолько толстокожим, это скорее влияние Шерлока. И… привычка воспринимать его единым целым с Джоном. Как быстро эта привычка образовалась! А ведь раньше как было? « — Почему меня вечно укутывают?» — У тебя шок. — Откуда шок?» Действительно, с чего бы Шерлоку испытывать потрясение? Он же не какой-то там непривычный к опасным приключениям обыватель. Однако, пожалуйста — оказалось, что и до него можно достучаться. Отмычкой к чувствам холодного гения оказался Джон Уотсон. За короткие три месяца он сделал из Холмса практически человека. Но вот беда: Грегори, мечтавший об этом лет пять, обнаружил, что не готов воспринимать почти нормального Шерлока. Оказывается, это больше, чем могут вынести нервы отдельно взятого детектива-инспектора. И потому Лестрейд извинялся долго и бестолково, прежде чем снова вернулся к делу. — Так вот, практически вся начинка очень удачно ушла в пол и в сторону от вас. Вы пострадали только от ударной волны, которая отшвырнула всех к стенам. А вот Мориарти, скорее всего, задело. — Куда? Как? — одновременно спросили Джон и Шерлок. Лестрейд понял их и объяснил: — Мы обнаружили следы крови в том месте, где предположительно был он. Есть следы троих, пробравшихся к этому месту после взрыва и ушедших тоже втроём. По всей видимости, Мориарти унесли. — О, так мне не почудилось! Я не был уверен, что это действительно случилось. Находился тогда не в полном сознании, из-за размытости ощущений думал — сон, — увлечённо начал тараторить Шерлок. Он так оживился, что Джон и Грегори переглянулись, читая во взглядах друг дружки беспокойство: «Как бы он чего не натворил!» — Что именно тебе не почудилось? — подозрительным тоном уточнил инспектор. …Шаги. Двух, нет, трёх человек. Они бегут, потом останавливаются. Чётко, разве только каблуками не щёлкают. Хочется посмотреть, но глаза не открываются или не видят. Это проблема. Придётся решить её потом, сейчас надо хотя бы слушать. Властный мужской голос: — Берите. — А этих так и бросим? — лёгкий акцент, какой? Нет, не понял, мало информации. — Указаний на этот счёт не оставлено, за их спасение нам не плачено, так что пусть выбираются сами! — Чистейшее произношение и некоторые интонации повелительного голоса отдалённо что-то напоминают. Конечно же, Итон! У их командира хорошее образование. — Понял, — опять слишком коротко, всё ещё недостаточно информации. Шаги удаляются со скоростью не ниже той, с которой приближались. И они сейчас несут Мориарти. Отличная физическая подготовка, само собой. При этом они снайперы и подрывники. Специалисты экстра-класса. Разумеется, других бы Мориарти и не нанял… Уотсон хихикнул: — Подумать только, им не платили! «Ваши крокодилы, вы и спасайте». Когда они с Лестрейдом засмеялись, Шерлок нахмурился. Не смешно. Их же могли тогда убить. Умереть беспомощными, неспособными сопротивляться — так унизительно и нелепо. Уж не говоря о том, что это было бы несвоевременно. Инспектор подытожил: — Вы — любимцы удачи. А вот ему не повезло, — Лестрейд достал из папки стопку фотографий. На них был изображён лежащий на асфальте труп мужчины в форме охранника. Два пулевых ранения — в грудь и голову. — Тимоти Райан, охранник гостиницы «Эдельвейс», в комплекс которой входит и бассейн. Найден неподалёку от заднего выхода из бассейна. Два выстрела, произведённых из пистолета с глушителем, пистолет нашли поблизости. Сам он оружие даже не достал. По всей видимости, выбежал из-за угла и не успел отреагировать. Стрелок же был настороже и, разумеется, оказался быстрее обычного охранника, — объяснил детектив-инспектор. Холмс внимательно рассматривал фотографии, но не комментировал. Похоже, ему было просто нечего добавить. Действительно случайное убийство, которое мало меняет общую картину преступления. Пять подозрительных мужчин в камуфляже, со специфичными сумками, в которых лежат снайперские винтовки, несущие раненого — их бы, конечно, попытались задержать. Потому вставший на их пути охранник был решительно устранён. — После этого преступники скрылись, и мы не знаем, как. Никаких следов, намёков, ничего. Будто испарились. Шерлок закатил глаза. — Лестрейд! Ты нарочно это говоришь? Чтобы я развлёкся, демонстрируя элементарные рассуждения, которые будут выглядеть более ярко на фоне ваших убогих полицейских выкладок? Или это всерьёз? Инспектор сжал губы, реагируя на подколку, но потом ответил ровным тоном: — Смотри: мы проверили все стоянки. В нужное время — как, впрочем, и в другое время этой ночи — никакие подозрительные личности, одетые в камуфляж, машин со стоянок не брали. Также автомобили не пропадали со стоянок и не угонялись в том районе вообще. Впрочем, после взрыва никаких машин там практически не ездило. — Что за чушь? Может, ты ещё скажешь, что у меня были видения, и все эти автомобили, разъезжавшиеся во все стороны с территории гостиницы, мне приснились? — Ну, разумеется, после взрыва постояльцы гостиницы уезжали. Я имел в виду, что кроме них никого не заметили. — Будто в этой паникующей толпе было трудно затеряться. После того, как я назначил место встречи, они спокойно пришли, сняли номер или два, поставили машины на стоянке гостиницы и околачивались на территории с полным правом. Просто и удобно. А потом эвакуировались с другими постояльцами, и привет. Ищи ветра в поле. Во всяком случае, я бы поступил именно так, и Мориарти наверняка до этого додумался. — Потрясающе, — реакция Джона, как обычно, была предсказуемой. Лестрейд думал о деле. — Значит, нам надо искать мужчину или мужчин, высоких, спортивных, остановившихся вчера вечером. Шерлок уточнил: — Да, но ещё учти Мориарти. Он как раз под это описание не подходит. Хотя, конечно, вряд ли он суетился, занимаясь такими мелочами. Думаю, регистрировалось двое. Машины на их компанию нужно две, а останавливаться в гостинице большему количеству людей нет смысла. Лестрейд ушёл, оставив папку Шерлоку. Понятное дело, там не нашлось места оригиналам, но сыщику было всё равно. Он набросился на копии документов, как оголодавший на сытный обед: измученный бездействием ум получил новые факты. Джону Лестрейд также сделал небольшой подарок: «Санди Таймс». Джон немедленно уткнулся в газету, счастливый от того, что можно прикоснуться к миру обыденности, где всё самое интересное не происходит с тобой, а напечатано в утренней прессе. Что бы он ни говорил окружающим, иногда поскучать бывало приятно. Он знал, что много читать сейчас вредно, но обещал себе, что много и не будет. И Шерлоку перенапрягаться тоже не даст. * * * Спустя полчаса их навестил один из помощников Майкрофта, принесший их компьютеры и новые телефоны. Юноша, на вид ещё студент, был одет в джинсы и синий джемпер и настолько мало походил на человека, работающего на «британское правительство», что Джон только покачал головой. И порадовался тому, что вспомнили не только о Шерлоке, но и о нём. Теперь можно было хотя бы связаться с Сарой и успокоить её. — Только не пиши ничего в блог, — предупредил детектив. — Мориарти почерпнул из него слишком много, не стоит подставлять этой пиранье пальцы. — Хорошо, если ты так считаешь — не буду. Только успокою Сару и миссис Хадсон, — согласился Джон. — Позвони им. Не обязательно оставлять информацию в сети, — Шерлок был предельно серьёзен. Джон так и сделал. Уж если Шерлок в кои-то веки озаботился безопасностью, то не Джону с ним спорить. * * * Какой же это был длинный, изматывающе скучный день в больнице. Джона мутило и подташнивало, он лежал, закрыв глаза, и его разум скользил на грани сна, при этом пытаясь разрешить невероятной сложности задачу: не пора ли уже сказать Шерлоку, что нужно передохнуть от работы за компьютером? — Вот она! — радостно воскликнул Шерлок. — Смотри, Джон. По всей видимости, на этой машине тебя увезли похитители. Джон нехотя открыл глаза. Скоро он сможет составлять личную коллекцию «автомобили, в которых меня похищали». Будет сортировать их по маркам или цветам. На развёрнутом к нему экране виднелась фотография остова сгоревшей машины. — Наши снайперы предпочитают заметать следы радикальными методами. Машина была угнана, использована и сожжена, чтобы полиции ничего не досталось. Подозреваю, даже если найдут, откуда её угнали, это ничего не даст расследованию, как и место, где бросили, — Шерлок описывал действия преступников с очевидным удовольствием. Ну да, ему всё ещё приятно играть с достойными противниками. — Вот как, — равнодушно проговорил Джон и снова закрыл глаза. Его обоняние внезапно обострилось — такие наплывы ощущений вполне естественны при сотрясении. Было не слишком приятно чувствовать свой запах — его обмывали губкой, но разве это сравнится с нормальным душем? Остатки запаха гари — наверное, его сохранили волосы. Приглушённые «ароматы» дезинфекции и вообще лекарств. Всё вместе создавало неповторимо отталкивающую симфонию. Он сморщился и чихнул, стало легче. Шерлок внимательно смотрел на друга, наверное, минуты полторы. Настала пора объясниться. — Джон! — Да? — вяло ответил Джон, не меняя позы. — Я… — небольшая заминка. Шерлоку было трудно произнести то, что он собрался сказать, и речь выходила на редкость не гладкой, прерываемой паузами, — должен признать, что в этот раз вёл дело… непрофессионально. Слишком… веселился и в итоге допустил множество ошибок. В том числе, не учёл возможность твоего похищения и потому не предупредил. Мне жаль. — Не верю своим ушам. Ты извиняешься? — Джон даже приподнялся, опираясь на локоть, чтобы посмотреть на Шерлока. Шерлок пожал плечами и сообщил немного надменно: — Надеюсь, что я достаточно разумен и умею учиться на своих ошибках. Потому это последний раз, когда ты слышишь от меня подобное. — О, так этот день стоит занести в историю! И отмечать каждый год с шампанским, — Джону стало действительно весело. И напряжение, будто убоявшись улыбок, спало. Как-то часто в последнее время они стали выяснять отношения. Кажется, у супружеских пар это называют притиркой. Они не супруги, но то, что они вместе живут и ведут расследования, объединяет крепче, чем любой брачный союз. И вот результат — ссоры и обиды у них точно как в добропорядочном семействе. Вот тебе, Джон, и обыденность, как заказывал. Можно сказать, на блюдечке с голубой каёмочкой. * * * Они заснули рано, что неудивительно, ведь среди принятых ими лекарств было и снотворное. Среди ночи Уотсон подскочил на кровати от криков: — Нет! Нет! Джо-о-он! Никто из них не потрудился задвинуть жалюзи на окне, и света ночного города хватало, чтобы смутно различать, что происходит в палате. Джон увидел, что Шерлок разбудил этими воплями и себя. Сейчас он, похоже, наблюдал за игрой отсветов фонаря и теней на потолке. — Кошмары? — сочувственно спросил Джон. — Да, — Шерлок пожал плечами, Джону было видно, как подушка шевелится от этого движения. Пару минут они молчали. Сна ни в одном глазу. Джону вспомнились его мучения, прекратившиеся с переездом на Бейкер-стрит, и он поднялся. Два шага, чтобы присесть на край кровати Шерлока. Хотелось погладить друга по плечу или потрепать по голове, но это был бы слишком снисходительный жест, и Джон сдержался. Просто предложил: — Расскажи свой сон. Станет легче, — не то чтобы сам Джон верил в это, но он долго ходил к психологу и нахватался достаточно, чтобы подобный совет сразу пришёл в голову. — Думаешь? Я сомневаюсь, — Шерлок устало положил руку на лоб, будто отгораживаясь. Можно бы проявить деликатность и уйти от разговора, но нет, не стоило. Уотсон всегда придерживался принципа: взялся помогать, так уж доводи до конца, вкладывая все силы. — Хуже не будет, а вдруг поможет, — настойчиво сказал он, готовый к длительной борьбе с упрямством Шерлока, но тот неожиданно быстро сдался. — Ладно. Только в пересказе это не будет выглядеть так страшно, как было во сне. Понимаешь, там была атмосфера настоящего ужаса, но её мне не передать, а если рассказать только события, то они просто смешны, — пробормотал Шерлок. Кажется, он просто стеснялся. — Так посмеёмся. Может, это как раз то, что нужно, — Джон был не слишком впечатлён. Он знал, какая ерунда может порой присниться, и как она может напугать. Шерлок начал тихо: — Во сне мы гнались за диким паровозом. Он рыл под Лондоном норы, и это было опасно: всё могло рухнуть, город мог разрушиться в каждую минуту. Мы с тобой его выследили и начали направлять в сторону полиции. Дело было в узком бетонном тоннеле, мы мчались за уходящим преступником на самокатах, а впереди ждал Диммок с подкреплением. И тут паровоз развернулся и вывалил на нас с тобой мороженое. И некуда было деться от тонн липкой сладкой массы. Мы тонули в чёртовом пломбире с кокосовой стружкой. Ненавижу мороженое! — Шерлок рассказывал всё громче, потом сел и взмахнул руками, будто пытаясь выразить свою ненависть к мороженому. — В самом деле ненавидишь? Надо же. Буду знать. Возвращаясь к снам — тебе ведь и вчера снилось, будто с нами произошло что-то нехорошее? — Да. Всё очевидно, не так ли? — Шерлок был явно недоволен собой: такие банальные, прозрачные страхи, фу, недостойно Холмса. Все страхи в основе свой банальны, считал Джон. Тут главное не почему боишься, а как справляться с ситуацией. — Хочешь, я посижу рядом, пока ты будешь засыпать? — предложил он. — Зачем? — Не то чтобы Шерлок был против. Он бы и посидел с Джоном, и полежал, и проделал всё остальное, вот только речь идёт явно не о том. — Отгонять дурные сны. Твоя мама так не делала, когда ты тревожился? — Джон был заботлив, слишком заботлив. Такое внимание приятно, но насколько же это не то, чего хотелось бы. — Мама? Нет. А вот Майкрофт иногда делал. Я в детстве боялся грозы, и он приходил меня спасать, — Шерлок отвечал автоматически, его мысли продолжали витать не там, где надо. — Странно… — задумчиво протянул Джон. — Что именно? — Вы с братом были настолько близки в детстве, удивительно, что вы стали враждовать, — он и раньше хотел выяснить причину, но Шерлок уже увиливал от ответа, и Джон не слишком надеялся, что в этот раз ему повезёт узнать подробности. В палату ворвался свет фар въезжающей на территорию больницы скорой, она завернула к специальному входу, и Джон очень хорошо представлял, какая там сейчас начнётся активная работа по приёму пациента. Шерлок скривился — то ли его ослепило внезапным светом, то ли ему были неприятны воспоминания. Но, удивительно покладистый этой ночью, принялся говорить: — А кто может навредить хуже близкого человека? Майкрофт слишком привык меня опекать и лезть в мои дела. И, как это часто случается, не мог понять, что я уже вырос и в состоянии решать за себя сам. Он же у нас считает себя самым умным! «Разумеется, на самом-то деле самый умный ты!» — Джону сделалось смешно, но он попытался не показать этого, не желая ранить друга. Шерлок продолжал: — В конце концов он перешагнул черту. Знаешь, разрушать свою жизнь должен я сам, по своему разумению. И то, что Майкрофт действовал якобы ради моей пользы, его не оправдывает. Тем более он не считает, что был неправ! Он продолжает вмешиваться. Врагу такого брата не пожелаешь… Слишком обтекаемо, на вкус Джона, но, по всей видимости, подробностей ему не доверят. — Ясно. Они замолчали. Потом Шерлок сказал: — Знаешь, мне приятна твоя забота, но ведь ты болен не меньше меня, Джон. Ложись. Мне уже намного лучше, — он сказал правду: сердце уже билось в нормальном ритме, дыхание успокоилось, Шерлок чувствовал, как устал и хочет спать. Джон оказался замечательным снотворным.