Их весна
9 апреля 2017 г. в 08:01
Так выглядела его весна.
Легкое дуновение ветерка в тени, куда из-за плотно застилающей голубое небо листвы не пробирается солнце, делая воздух ощутимо холодным и влажным, но уже достаточно комфортным, чтобы не мерзнуть после долгого пребывания на нем, очищает сознание.
Зеленые листки, словно нефритовое полотно, обязательно слившееся бы с цветом глаз и кожи Рафа, задорно шуршат над головой, подрагивают, радуясь только-только прорезавшимся новым почкам на отошедших от зимней спячки ветвях.
В траве, сминающейся пополам от наступавших по ней ног, пробегают мелкие насекомые; муравьи и божьи коровки, до этого спокойно находившиеся где-то на уровне с прохладным бисером росы, расползаются, опасаясь мощных ступней, явно не довольные тем, что их покой нарушают с самого раннего утра.
Концы алой повязки взмывают ввысь, задерживаясь в невесомости, когда лихой порыв ветра играет с ними, сплетая между собой, а затем снова разводя в разные стороны, оставляя между двумя истрепанными и изрезанными красными полосами прозрачную линию, создающую параллель между кусками ткани.
Это его весна.
Крышесносящая квинтэссенция чего-то невесомого и легкого, как первые восходы солнца в июне, когда хочется блаженно щурить глаза, расплываясь в улыбке, даже если ты самый угрюмый из братьев, и смотреть прямо вверх, на яркий небесный шар возвышающийся над Землей. Солнце в это время еще не слепит, а яркий свет не режет радужку, зажигая перед глазами мутноватые огоньки и пятна, греет, ласкает лицо и плечи уютным теплом. А еще, конечно, бывает мерзкой и слякотной до самого мая, отбивая ровный ритм на дорогах и крышах острыми иглами дождя. Иногда имеет привычку сыпать мелкие снежинки, накрывая город влагой и холодной грязной кашей под ногами, именуемой последним снегом в году.
Весна, она… просто для Рафа.
Осень была подарена судьбою Лео, потому что отражалась от него же самого, заключенная в красивое, глубокое зеркало; ты только руку протяни к стеклу — протянет в ответ, даст ответы на любые вопросы. Спокойная, неторопливая, готовящая к близким заморозкам, точно скопированная с лидера черепашьей команды.
Зима всегда была отдана Донни, хоть и гонял сопли, кашляя почти каждое Рождество, но любил искренне, придавая морозу и белому хрустящему ковру под ногами особое значение. Да, с вирусами, вращающимися в воздухе вокруг вместе с молекулами и атомами, противостоять не мог, зато знал, что, как только наступают Рождественские праздники — братьев мигом сдувает из его лаборатории и из вида в целом. Кто куда: Раф много спит и ворчит на лидера; Майки все время носится с подарками, доставая, порой, но не вызывая особого раздражения или желания накричать на него за глупости; Лео обязательно украшает логово и проводит время с сэнсэем, обсуждая дальнейшие планы на ближайшее будущее и, безусловно, праздники.
Лето с самого детства заключило Микеланджело в крепкие родственные объятья, найдя в нем частичку себя, как и он в нем. Яркое, игривое, жаркое или знойное — Майки обожал его любым. Особенно он любил июль за золотую середину между плавящимся под ногами асфальтом и холодным мохито с опрокинутой в него целой пачкой льда. Ему, Микеланджело, безалкогольное, Рафу же — по секрету — с рюмкой коньяка и ложкой соли. О специфических вкусах мастера сай никто никогда, кроме Лео, не спорил, но так было определенно вкуснее. Терпко, горячо в горле и очень освежающе.
Весна предназначена Рафу.
Будь бы этот временной промежуток, занимающий в году несчастных три месяца, человеком, Рафаэль бы непременно познакомился с ним. Похожи. С переменным настроением, резкими упадами либо в положительную, либо в отрицательную сторону и откровенные до мозга костей.
Весна ничего не таит в себе, не прячет по углам, никогда не скрывает.
Раф стремительно бредет по лесному бору, расталкивая колючие и надоедливые кустарники, слушает пение птиц и стрекотание сверчков. Природа оживает медленно, но от этого за ней только интереснее наблюдать. Не Рафаэлю, конечно. У них вообще сложные отношения.
Мастер сай бранится, когда шаткие каменные ступеньки дрожат и скользят под ногами, потому что люди, вручную выстроившие такую наитупейшую конструкцию для спуска к реке, явно не подумали, что навернуться здесь проще, чем в сточной канализации.
Раф окажется в самом низу обязательно, сатанея от неудобства крутого спуска, но в ожидании покусывая нижнюю губу, ведь у реки его ждет приятный сюрприз, который сможет сгладить все трудности, возникшие до этого. Интересно только, как назад подниматься будут? И будут ли вообще? Может, кое-кто внизу уже разработал другой план подъема на высокую гору?
Они все очень благодарны Эйприл за вот такие выезды на природу, хоть Рафаэль и часто бурчит под нос, что лучше бы остался в городе. Он, на самом деле, рад ничуть не меньше визжащего в поле Майки или спокойно читающего на веранде Донни.
Мастер сай совсем не умеет сливаться с природой воедино, не умеет чувствовать и говорить с ней, зато может делать все это через Лео, который с удовольствием обменяется с ним своими замечаниями и мыслями.
Леонардо — своеобразная призма восприятия для Рафаэля. То, что он не понимает или не видит, лидер всегда осмысляет, переделывая в более упрощенную форму, и показывает на раскрытых ладонях Рафу, если тому это необходимо.
Лео с недавних пор вообще очень открыт для брата по понятной только им обоим причине, поэтому-то даже позволил себе обмолвиться с ним кое-чем важным, чего Рафаэль никогда не знал.
Леонардо однажды сказал, в порыве сильнейшего стресса, когда мастер сай чуть не разбился, полетев с одним из футов с крыши, что всегда боялся ограничивать своих братьев. Нет, не в том, чтобы не разбрасывать свои вещи по дому, или не пить молоко из пакета — это обязательные вещи, которые им всем нужно соблюдать в целях порядка и равновесия (особенно Майки). Он говорил про то, что ведь люди любители бросать эти пафосные слова на ветер, говоря, что нужно расширять свои границы, а потом и вовсе избавляться от них, поэтому Леонардо тоже не хотел запирать себя и свою семью в тех невидимых границах. Не хотел навсегда сделать младших заключенными канализации и, наверное, это прекрасно, что в их жизни появились Эйприл и Кейси, которые помогли им максимально растянуть рамки жизни, чтобы никто из братьев не чувствовал себя убогим или, еще хуже, загнанным в угол собственных возможностей.
Рафаэль чувствует себя весной по-настоящему живым. Знает, что лучше любого из людишек, потому что у них нет непробиваемого панциря, невероятной — да, Раф считал себя красавчиком, — внешности, самой лучшей семьи на свете и… любящего родного существа рядом.
Мастер сай уже издалека замечает своего лидера, скатываясь по острым камням словно на серфе, обходя режущие и острые края. Лео отрабатывает незамысловатые ката, двигаясь по речной гальке плавно и грациозно, словно по морскому песку ступает. Его глаза закрыты, но Раф прекрасно понимает, что лидер узнал о его присутствии неподалеку еще за полкилометра до этого места, когда эхом его потревожил трехэтажный мат брата, чуть не свалившегося с крутого склона.
Ниндзя есть ниндзя, но с необузданной и непредсказуемой окружающей средой поладить смог пока только самый старший из братьев.
Речная вода бежит ровным потоком от истока к устью, журчит, переливается под яркими золотыми лучами. Раф невольно присаживается на корточки, не сводя глаз с Леонардо, и зачерпывает ладонью прозрачную жидкость, пропуская ее через пальцы, холодными каплями протирает вспотевший лоб и шею. Деревьев здесь почти нет, поэтому без тени становится жарковато, несмотря на то, что температура даже за двадцать градусов не переваливает.
Леонардо чертит катаной восьмерку, режет до блеска отполированным лезвием воздух и пространство вокруг себя, наносит несколько четких и быстрых ударов в большую каменную глыбу напротив сначала рукой, а затем, заведя катану за спину, добавляет ногу, пробивая затвердевший глиняный слой.
Раф завороженно смотрит на своего лидера, ухмыляясь, и встает, завидев неладное. Лео кланяется невидимому противнику, приближается к близ стоящей одинокой плакучей иве, опираясь о нее рукой, и случайно режется об выступающую кору. Не морщится совсем, а глаза до сих пор закрыты, просто ощущает на указательном пальце едва проступившие красные капельки, рисующие продолговатую царапину.
Рафаэль подходит к старшему неспешно, крадучись, словно хищник к жертве, и обнимает со спины, развернув к себе.
— Раф?..
А вот шагов мастера сай лидер уже не услышал, сосредотачиваясь на бешеном сердцебиении в груди, раз за разом делавшим кульбиты, когда Лео вспоминал, что где-то неподалеку за ним наблюдают малахитовые глаза, замершие в беззлобном прищуре.
Леонардо поднимает веки, но тут же покорно опускает, будто по приказу чувств, когда шероховатые от вечного держания оружия пальцы Рафаэля гладят его по щеке, приподняв за подбородок.
Заставляет подчиниться, помолчать еще немного, поддаться общему скачущему в присутствии друг друга пульсу. Раф осторожно сжимает ладонь лидера в своей, переместив вторую руку ему на затылок, и прикладывает палец Лео, поврежденный корой дерева, к губам.
Короткий вздох Леонардо тонет в журчании воды, когда мастер сай медленно ведет языком вдоль пореза, мягко лижет вверх и вниз, избавляя Лео от едва чувствуемого покалывания в небольшом порезе.
Будь на его месте Дон, гений спросил бы, не сильно ли кора задела кожу, а Майки бы и вовсе не придал этому значения, но это же Раф. Рафаэлю хочется быть особенно чутким и внимательным к своему старшему брату, потому и считает нормальным сейчас именно таким образом стереть маленькое последствие от тренировки Лео.
Так получилось, что мастер сай — зверь, бешеный демон; он не умеет иначе проявлять заботу. И Леонардо понимает, любит и принимает его таким, какой он есть, потому что в этом и заключается весь его младший брат.
Рафаэль утыкается носом в холодные ладони брата, вдыхая дурманящий аромат хвои и смородины, и поднимается выше, целуя пластрон лидера.
Вот она, его весна.
Сладкая, вязкая, как мед, совершенная. Их с Лео тут никто не найдет и не услышит, а значит, у них есть пара часов, чтобы насладиться и отдаться друг другу, не боясь быть замеченными.
Раф губами доходит до ключиц старшего, наматывая концы его повязки на кулак, заставляет откинуть голову и, ведя языком по светло-зеленой коже, смыкает зубы на шее Лео, вырывая из уст брата тяжелое, возбужденное дыхание.
В такие моменты, несмотря на всю свою выдержку, Леонардо откровенно спасует, что всегда очень льстит мастеру сай, ведь лишь одному ему известно, как заставить лидера так дышать.
— Тут ужасное эхо, Раф, — тихо смеется Лео, когда кончик языка Рафаэля обводит контур его губ.
— Боишься, что на твои крики сбегутся дикие олени или волки? — горячо шепчет мастер сай, целуя шрам на скуле старшего.
— Один уже здесь, — парирует Леонардо.
Раф поднимает взгляд на лидера, набирая в легкие воздух, чтобы вбросить в их разговор нечто колкое и такое же ироничное, но Лео сам тянется к его лицу, унося в тягучий, глубокий поцелуй.
Рафаэль никогда не вспомнит, как именно затащил брата прямо в реку, решив заняться запланированным в ледяной воде, или как вытащил его на скалистые камни, когда они разодрали руки и колени в саднящие раны, а потом валялись в высокой мягкой траве на склоне довольные и счастливые, но одно он точно успел решить для себя:
Это его их весна.