***
Чик-чирик, игра начинается. Волшебники, защищающие Хогвартс, принимают оборонительную позицию, уже этим лишь признавая, что их силы однозначно не равны, а шансов на победу не больше, чем на поражение. Это понимают обе стороны. Но кому это на руку? Возможно, тем, кто в большинстве? Сложно сказать. Ведь они уже заочно убеждены в своей победе, а у их соперников — ничего, кроме самих себя. Эхо смерти отражается от каменных стен многовекового старинного замка, готовящегося принять под свои своды сотни бездыханных тел, а ему вторят иступленные, отчаянные, безнадежные крики людей. Людей, обреченных не увидеть следующий рассвет. Они в игре, и выйти из неё будет очень непросто.***
Чик-чирик, Август Руквуд удостаивается одобрительных взглядов со стороны своих товарищей, когда отправляет в мир иной очередного представителя оппозиции — Фреда Уизли, подвергшегося сильнейшему взрывному проклятию. Но ему повезло не меньше, чем самому Августу. А впрочем, им обоим повезло больше, чем другим. Умереть в начале Битвы не так страшно. Наверное… Не верящий в смерть своего брата и, очевидно, жаждущий праведной мести, мужчину тотчас же попытался оглушить Перси Уизли, появившийся не пойми откуда. Вокруг вовсю раздаются оглушительные звуки битвы. Мертвые, один за другим, падают навзничь, истекаемые кровью или попросту скошенные смертельным вражеским заклятием. Выжившие до сей поры стонают, кричат, бросают друг другу оскорбления и проклятья и скрипят зубами от боли и разочарования. В такой обстановке сложно не лишиться чувств и еще сложнее не влезть в самое пекло боя, ощущая в себе силы оказать мощное сопротивление любому противнику и помочь своим товарищам. Однако, на самом деле, этих сил вовсе нет… Раз, два, три оглушающих пропущено. Браво, Перси! Руквуд саркастично ухмыляется, торжествуя своей победе и уже и не замечая того, что никто из его сородичей не обращает на него внимание, оказывая своим оппонентам мощное сопротивление. Вот с его уст срывается смертельное заклинание, а рыжий маг практически не на что не надеется, но и не думает сдаваться, поступая как истинный твердолобый Гриффиндорец, когда что-то вдруг идет не так, не по плану Пожирателя. Он понимает, что дела плохи, сразу, как только на горизонте появляется разъяренная фигура Аберфорта Дамблдора, куда более эмоционального, чем обычно. «С одним уже покончили», — самоуверенно проносится в голове тёмного волшебника, но через некоторое время он еще успеет об этом пожалеть. Его соперник, очевидно, не собирается отправляться в мир иной, зато на счет самого Руквуда у него весьма серьезные намерения. Не проходит и минуты, как Аберфорт уже оттесняет побледневшего Уизли, спасая ему жизнь, и с яростью вступает в схватку с Пожирателем Смерти, явно не готовым к такому повороту событий. Мужчина принимает вызов от сомнительного оппонента, которого с каждой секундой все больше перестает недооценивать, и вскоре в этой дуэли намечается четкий победитель. Темный маг старается изо всех сил, выдавая всё более и более страшные заклинания и не переставая демонстрировать своё годами оттачиваемое мастерство. Однако, никому еще не удавалось обличить настроение Фортуны. Руквуд потерпел поражение в этой схватке, лишившись оружия, чести, а потом и жизни. Возможно, ему не хватило сил. Возможно, навыков, возможно, терпения. Да и поздно обсуждать, когда он, обезоруженный почти обессилившим Аберфортом и сраженный его боевым проклятьем, пал на землю, лишившись чувств. Чик-чирик, Август Руквуд мертв.***
Чик-чирик, внизу продолжается битва. Рыжеволосая женщина, облачённая в темную мантию, вертится, осыпая противника десятком боевых заклятий, не в силах справиться с его натиском. Кричит, глубоко дышит, скрипит зубами, с остервенением затыкает раскрывшуюся рану на левой руке, хрипит… Смерть? Но палочку её оппонента выбивает разъяренный мужчина позади, и уже через мгновение тот отлетает к каменной стене, похороненный под ее сводами. А ведьма благодарно улыбается и стыдливо опускает глаза, позволяя себе на минуту забыть о приближающейся опасности и месте локации — самом центре войны — и почувствовать себя женщиной, возможно, в последний раз. Тело ещё помнит страстные прикосновения его рук, доводящие ведьму до высшей степени наслаждения, а в её очах читается бесконечная нежность к своему спасителю. Да и спасителю ли только?.. А впрочем, смерть не интересуется такими мелочами.***
Чик-чирик, битва становится мрачнее. Повсюду орудуют великаны, забывшись и топча, как в последний раз, и чужих, и своих. Вокруг летают дементоры, жаждая светлых человеческих эмоций и с каждой минутой всё острее осознавая, что лакомиться здесь им нечем. Люди отчаянно сражаются за жизнь своих близких, то и дело падая наземь и сбивая собой других, ни в чем не повинных, как домино, чтобы потом привлечь к себе внимание снующих, выпущенных на свободу и не могущих сдержать аппетита оборотней, надругающихся над телами умерших с особенным восторгом. Здесь же и все тёмные маги, сумевшие до сей поры остаться нетронутыми ни врагами, ни разошедшимися от свободы союзниками. Трэверс, высокий, худой волшебник с густыми седыми волосами, усмехается, поймав в свою ловушку очередную жертву. Парвати Патил. Девушка растерянно глядит по сторонам, ища помощи, но никто не замечает её умоляющего взгляда. А хищник всё ближе. Жалкая попытка обезоружить мужчину, нелепо выставленная вперёд палочка, рваный вздох, проступившие на глазах солёные слезы. — Это всё, чему тебя учили, малышка? — звучит ехидный голос Трэверса, заставляющий Парвати занервничать ещё больше. — Тогда я сам займусь этим, не благодари. Как насчёт нескольких пыточных, в качестве разминки?..***
Чик-чирик, если и есть на поле боя человек более отстраненный от происходящего, чем Амикус Кэрроу, то это лишь Люциус Малфой. Впрочем, он уже сделал свой выбор, скрывшись от натиска своих же товарищей и особо раздраженной свояченицы. А вот Амикусу повезло не так сильно. В его голове бешено крутятся мысли о сестре, которая в любой момент может оказаться застигнутой врасплох, об их вероятном проигрыше ввиду разрозненности и нестабильности армии, ну и конечно же о спасении своей шкуры, которая в данный момент всерьез находилась под большой угрозой. Вокруг мужчины идут еще более яростные бои, чем прежде — оппозиция Пожирателей Смерти, защищающая Хогвартс, очевидно вдохновилась ловким трюком своего Избранного… Они вновь подняли оружие, надеясь на то, что теперь-то уж точно всё пойдет как надо, и никто больше не умрет. Но Пожиратели Смерти и не думали отступать. А вернее, этого не думал делать Темный Лорд. Что же до остальных — Амикус Кэрроу яркий тому пример. Вот, воспользовавшись удобным моментом, когда ему удалось оказаться в слепой зоне большинства сражающихся магов, волшебник предпринял попытку незаметно проскочить мимо, оперативно скошенный чьим-то оглушающим проклятьем и тотчас же поваленный им на землю. С силой ударившись головой о каменные плиты, мужчина потерял сознание. Он так и лежал, полу мертвый — полу живой, со стекающей по лицу струей крови, а маги всё сражались и сражались, топча предателя и вероятно мысленно уже несколько раз возведя ему могилу и заживо его туда похоронив. Чик-чирик, надо было сбежать раньше.***
Чик-чирик, Лестрейнджи не сдаются? Рабастан яростно атакует Артура Уизли, осыпая его градом самых разнообразных тёмных заклинаний из своей родовой магии. Его предки, бесспорно, знали толк в пытках, и это передалось и ему самому. Но Уизли не сдается, надеясь, видимо, на то, что его соперник вскоре устанет и опустит оружие, дав ему свободу и оставив подходящий момент для решительного шага — убить. Убить, и покончить с этим раз и навсегда. Самонадеянно. Глупо. Да? — Авада Кедавра! — первым выкрикивает Лестрейндж, вероятно, всерьез утомившись занимать наступательную позицию и решив действовать быстрее, чем предполагал изначально, не тратя время на лишние мучения оппонента. Жертв-то ещё десятки — выбирай, не хочу. А Артур, к собственному удивлению, успевает отскочить в сторону, хотя это и даётся ему с большим трудом, и заставляет смертельное заклятье пронестись мимо и вонзиться в спину позади стоящему волшебнику, до последнего момента не подозревающему о столь дивном подарке судьбы. Студент в иссиня-черной мантии с эмблемой Хаффлпаффа. Как жаль. Но Рабастан не останавливается на достигнутом, вновь принимаясь за противника, которому, без шуток, не помешало бы поработать над быстротой своей реакции. Но теперь хоть понятно, в кого сыновья. Пропустить несколько оглушающих — семейное, надо сказать. Пожиратель вновь заносит оружие, теперь уже с меньшим энтузиазмом, но не с меньшей силой. Враг никудышен, скучен и преклонен. В прежние времена дела обстояли занятнее. Артур едва дышит, выпустив из пальцев рук прежде крепко сжимаемую ими палочку. Растоптан, уничтожен, обезоружен. А Рабастан хитро ухмыляется, довольный работой, и жаждая продолжения. Чувство неудовлетворенности теплится в его душе, разливаясь по венам и достигая главной душевной инстанции — сердца, которому только и остается следовать, рискуя жизнью. Кто там следующий на очереди?..***
Чик-чирик, как же обстоят дела в авангарде? И Пожиратели Смерти, и авроры, и обычные студенты-школьники, ставшие по большей части пушечным мясом, сражаются на исходе, выкладываясь на полную катушку, выжимая из себя последние остатки сил и расходуя их на всё новые и новые дуэли. Командующие отдельными отрядами Упивающихся уже не имеют власти над своими бойцами, вошедшими в раж и отделившимися друг от друга десятком-другим авроров. Они уже не координируют действиями волшебников, позволяя им полностью погрузиться в ритм кровавой битвы и следовать той стратегии, которая кажется им наиболее выгодной и удачной. Здесь же — и Корбан Яксли, заверенный руководить одним из главных отрядов, однако, спустя длительное время, отделившийся от основной массы своих союзников и покинувший авангард, отвлеченный дуэлью с Римусом Люпиным. Он никогда не питал к нему должного по отношению к врагам уважения и едва ли мог заявить, что это было безосновательным фактом, потому сейчас, сразившись в честной дуэли, поодаль от большинства магов, враги чувствовали себя весьма и весьма уверенно, замечая лишь жуткую усталость во всём теле после долгих часов боя. — Вердимилиус! — резко произносит Корбан, в надежде загнать противника в угол, но он слишком утомлён, чтобы мыслить холодно и здраво, как обычно. Куда выгоднее ему находится в Министерстве, сидя за столом в прохладном кабинете и раскладывая бумаги с планами рейдов. Здесь он чувствует себя не так. Непривычно. Повсюду исступленные крики, каменный пол обильно смочен ярко-багровой краской, которая является ни чем иным, как кровью, а под ногами десятки бездыханных тел, часть из которых — его прежние товарищи. Но он чувствует, что должен быть именно здесь. Он должен, он не может уйти, это бравое дело, достойное завершения. Не уйдет. — Фините Инкантатем! Инкарцеро! — громко вторит Пожирателю Люпин, активно защищаясь. Он тоже не сдастся. Будет идти до последнего. Проклятье. — Коньюктивитус! — обрывает Яксли, издав довольное шипение, попав в цель и сумев ослепить оппонента. Исход очевиден, разве нет? Мужчина мысленно уже радуется своей победе и готовится нанести последний, решающий удар. Лишь бы успеть. Однако, Римус не намерен давать слабину. Настоящий боец, который готов рискнуть и пожертвовать всем, ради победы. Как и Корбан. Впрочем. Произведя некоторые манипуляции с собственными глазами и чудом успев справится с недугом, волшебник уже вновь поднимает оружие в воздух, направив его на Яксли, не успевающего и слова вымолвить. Да, чудом… — Авада Кедавра! — раздаются в ушах Корбана последние слова, которые ему дано услышать, а в перепонках с особой силой шумят звуки Битвы. Теперь всё так близко. Мертвые тела не кажутся отвратительными, а залитая кровью земля теперь — его пристанище. Мужчина не успевает ничего предпринять, он… не может. Падает навзничь, соприкасаясь с холодной, промерзлой землей, а его глаза по-прежнему открыты. Едва ли кто-нибудь рискнет подойти к нему теперь, чтобы опустить веки и подарить усопшему полный покой. Чик-чирик, Корбан Яксли мёртв.***
Чик-чирик, очередной бравый воин достойно держится изо всех сил, отбиваясь сразу от трёх противников. «Браво, брависсимо, Антонин Долохов!» — сказал бы кто-нибудь из его окружения… Если бы хоть кто-нибудь из него был бы рядом. Однако, спасая шкуры своих товарищей и беря на себя сразу несколько особо неприятных представителей оппозиции, включая Кингсли Бруствера, оборотня Люпина и, по иронии судьбы, изначально лишь дополняющего эту чудную компанию Филиуса Флитвика, Антонин, подозревая того или нет, загоняет себя в ловушку. Трое против одного, один против троих. «Глупо, не правда ли?» — посмел бы усмехнуться кто-нибудь из Ордена. «Достойно чистокровного волшебника», — уверенно отозвался бы русский. И ответом ему настала бы тишина. Чик-чирик, мощный удар по одному из оппонентов — первый готов. Римус Люпин пал в неравной схватке с Антонином Долоховым. Мужчина холодно усмехнулся, а двое оставшихся противников принялись отбиваться ещё более рьяно. Безуспешно. Перед ними мастер своего дела. На что они могут рассчитывать?.. Вот Кингсли Бруствер промахнулся и упал на землю навзничь. Умер? Нет. Час настал для другого. Чик-чирик, лицо волшебника исказила чудовищная гримаса. Оппонент сжал палочку сильнее, не выбитый из колеи и продолжавший уравненную схватку. Один против одного. Теперь справедливо. Но — раз, и игра окончена. Тёмный маг пал. Вскоре на одной из могил появится надпись с его именем, а многотысячная армия уже потеряла своего лучшего бойца. К телу мужчины еще не скоро подбегает та самая спасенная рыжеволосая ведьма, принявшись хвататься за погибшего, как за тростинку, как за свое последнее спасение. Но увы, слишком поздно. Мужчина не дышит и не подаёт никаких признаков жизни. Впрочем, как такое возможно? Ведь их и не может быть — он мертв. Женщина кричит и рыдает в голос, обхватывая Антонина крепче и крепче и с нежностью и какой-то невероятной, появившейся из ниоткуда силой кладя руку себе на живот, будто бы в защитном жесте. Новая, ещё не появившаяся на свет, теплеющая внутри неё жизнь, как тусклый-тусклый, догорающий огонек к камине, — слепая надежда на светлое будущее. Эх, как жаль, что этому ребенку не суждено родиться… Матери нельзя переносить такие серьезные психологические травмы, особенно на ранних сроках. Чик-чирик, Антонин Долохов мертв.***
Чик-чирик, используя различные заклятья и ухищрения, Рудольфус Лестрейндж пробирается всё глубже и глубже, в самый центр сражений, распихивая представителей оппозиции и высматривая среди сотен магов свою ненаглядную супругу. «Как всегда в авангарде! Великолепно, Белла!» — укоряющее пронеслось в голове тёмного мага, который был готов придушить свою благоверную за очередную безумную выходку. А впрочем, страсть к битвам у неё уже никто не смог бы отнять. Она нуждается в выбросах магии, как в кислороде или утолении жажды. Живёт дуэлями и подпитывается болью проигравших. Она и есть — сама боль. Чик-чирик, её прекрасные тёмные локоны разметались по плечам, местами окрасившись в ярко-багровый и заляпав часть одежд, глаза горели недобрым огоньком, а пухлые губки, расплывшиеся в привычной садистской ухмылке, приобрели неественно алый оттенок, причём было сложно сказать однозначно, что стало этому причиной — помада или же кровь. Вероятно, и то, и другое. Женщина безумно хохотала, и этот её хохот нельзя было спутать ни с чьим другим. Ходила в развалочку, закатив глаза и пугая находящихся рядом с ней магов до смерти, и в этом была вся Беллатрикс. Не переставала оказывать мощнейшее сопротивление своим оппонентам, даруя милосердную смерть далеко не каждому и предварительно награждая их десятком другим пыточных, и в который раз заставляла Рудольфуса смотреть на неё восхищенным взглядом. Невольно заглядевшись, мужчина едва не пропустил Секо, брошенное ему исподтишка. «Воистину крысиный поступок», — заявил маг в своих мыслях, успев послать трусу ответный подарок — тройной Круциатус, повалив его на землю и заставив биться в адских конвульсиях. Вот теперь мальчишка получил по заслугам. Чик-чирик, не переставая крутиться в дуэли с ещё выжившими волшебниками и осыпать их такими темномагическими проклятьями, которые им даже и не снились, Рудольфус не сразу заметил, как упустил жену из поля зрения. Казалось, ещё мгновение назад она мастерски расправлялась с молодыми парнями-Гриффиндорцами, отгоняя их от себя, одного за другим, как надоедливых блох. И что теперь? Отвлекшись, как ему казалось, всего на секунду, Рудольфус оглянулся по сторонам, в поисках благоверной, вероятно, в очередной раз смеющейся над его невнимательностью. Но — нет. Беллатрикс не было видно ни в метре, ни в десяти от него. Как будто сквозь землю провалилась. «Прокля…», — подумал было волшебник, но его опередил резкий удар вражеского заклинания прямо по голове, а затем Рудольфус потерял сознание, рухнув на землю и распластавшись на ней, уже не в силах помочь любимой. Далеко. Очнувшись спустя некоторое время, мужчина не мог с точностью сказать, сколько он пробыл в бессознательном состоянии. Вокруг него не было теперь ни единой души, а звуки сражений слышались уже внутри замка. Первое, что он смог увидеть, сощурившись, — феникс, неведомым образом оказавшийся в гуще сражений. Открыв глаза, тёмный волшебник заметил, что птица спускается именно к нему, печально наблюдая за тем, как из его раны обильно течёт кровь, смачивая собой тёмные одежды. — Нет, мне этого не нужно, — силясь подняться и принять сидячее положение на земле, полушепотом заявил Рудольфус, храбрясь и отказываясь от столь щедрого подарка судьбы. «Беллатрикс», — отчаянно билось в его голове, вытесняя собой любые другие мысли. — «Да где же она, Моргана меня раздери?» — недоумевал мужчина, проявляя стойкость и терпеливость и игнорируя острую боль в голове. Тем временем, ярко-оранжевая птица с красным оперением опустилась прямо перед Пожирателем, вновь внимательно на него взглянув. Будучи невероятно умным и рассудительным, феникс, безусловно, понимал, что человек перед ним отнюдь не союзник и никак не друг. И тем не менее, легко взмахнув крыльями и поднявшись над раненным, волшебное существо обронило слезу, почти что человеческую слезу, на раскрывшуюся рану и, вместо того, чтобы приняться с удовлетворением наблюдать за тем, как она начнёт заживать, постепенно затягиваясь, поднялось высоко в воздух, направившись куда-то вдаль. Единственный, кто смог бы с честью оплакать его смерть. Печально, не правда ли? Чик-чирик, Рудольфус Лестрейндж не мертв. Его участь куда страшнее.***
Чик-чирик, высокая темноволосая женщина с чумной улыбкой входит в раж, доводя своих оппонентов до нервной икоты и умело манипулируя своим положением. Ей не нужно подниматься на несколько ступеней, чтобы казаться выше своих противников. Она априори выше их во всем, а людям всегда сложно жить с таким самомнением. Беллатрикс Лестрейндж, а её имя сложно не знать, с садисткой ухмылкой на устах расправляется с волшебниками одним за другим. Со стороны кажется, будто она абсолютно безумна и вовсе не следит за своими движениями. «Не дружит с головой», как говорил её покойный братец. Некоторые считают, что так оно и есть, и эту женщину больше ничто не спасет. Некоторые, кто потрусливее, предпочитают и подавно не высказываться на этот счёт. Ну, а есть люди, утверждающие, будто Мадам Лестрейндж лишь ведет свою игру, примеряя пугающую личину неуравновешенной садистки. Да только вот, если Беллатрикс и примеряет на себя какую-то маску, то только беря её в прокат. И льстивость, и отзывчивость, и презрение, и безумие. Купила насовсем она лишь маску преданной слуги, покорной и страстной фаворитки и любящей матери. Почему — купила? Да потому что взамен за всё это она отдала долгие годы своей жизни, свою свободу и свое сердце. Достаточно для того, чтобы чувствовать себя счастливой под звуками вражеских проклятий, не правда ли? А впрочем, Вам-то почем знать. Безумный хриплый смех ведьмы разносится на десятки, а может и сотни метров вокруг, когда очередной зеленый юнец, понесшийся в бой с палочкой наперевес, отлетает к дальней стене, сползая по ней, лишившись чувств. Еще ведь совсем молодой… А женщина вновь чумно усмехается и оглядывается по сторонам в поисках новой жертвы. Ах, долго искать не пришлось — Джинни Уизли… Безумно захохотав, Пожирательница вновь начала свое наступление. Кокетливо строя глазки, как будто партнеру на балу, женщина чуть подалась вперед, взявшись за полы своего платья. — Круцио! — послышался её громкий грудной голос и вторящий ему крик юной жертвы. Будто бы мелодия вальса — первого танца молодоженов. Молодоженов… Этот день ей не забыть никогда. — Круцио! — прокричала женщина с ещё большей яростью. — Не переживай, милая, скоро ты отправишься на тот свет вместе со своим Избранным! — с ненавистью выплюнула ведьма. — Не тронь мою дочь, мерзавка! — послышался гневный голос с другой стороны, и уже через мгновение в поле зрения волшебницы появилась полная рыжеволосая женщина, одетая по какому-то странному, непонятному Чистокровным волшебникам стилю. Беллатрикс еще более безумно захохотала и наконец отпустила рыжую Гриффиндорку, принявшуюся безуспешно отговаривать мать от столь необдуманного поступка. Вскинув палочку как можно выше и встав в оборонительную позицию, женщина действительно сражалась весьма неплохо. Отбить ряд темномагических проклятий Беллатрикс Лестрейндж мог далеко не каждый, но, подпитанная страданиями за смерть своего сына и болью, причиненную всей её семье, Молли и не думала об абсурдности своего поступка. Неужели, две совершенно разные по своей природе женщины оказались в один момент похожими друг на друга? И одна, и вторая, сражаясь в поразительной дуэли, подчинялись воли своего сердца, но никак не разуму, который всерьез мог бы спасти хотя бы одну из них. Две несчастные женщины, потерявшие в кровопролитной войне не одного родного человека. Любящие матери, желающие защитить своих детей во что бы то ни стало. Две чистокровные волшебницы, которых, при другом стечении обстоятельств, могла бы связывать вовсе не взаимная ненависть. Две женщины, избравшие каждая свой путь и сумевшие следовать ему до самого конца. Две любящие женщины. Очевидно, что что-то идет не так. Это понимает и Молли Уизли, и Беллатрикс. В один момент приоритеты Фортуны меняются, позволяя Молли почувствовать себя более уверенно и перейти в наступательную позицию. Несколько отбитых оглушающих заклятий, и вот они снова равны. Но так ли всё однозначно? Битва вокруг стоически продолжается, и не одна из сторон и не думает о капитуляции. Когда пройдено больше половины пути, рассуждать долго не приходится. Кажется, что две волшебницы продолжают схватку не один час, в то время как на самом деле дуэль длится не больше десяти минут. Но вот ход времени замедляется, а корона на голове Беллатрикс неумолимо шатается изо всех сил. Последняя попытка вернуть все на свои места проносится вместе с рыком «Авада Кедавра!», но, так и не сумев попасть в ту цель, которой она предназначалась. Отскочив от выставленного из последних сил защитного блока, смертельное проклятие на огромной скорости охватило Беллатрикс Лестрейндж, сбив её с ног и заставляя упасть навзничь под яростный крик Темного Лорда, пробудившего всю свою стихийную магию. Чик-чирик, как в замедленной съемке женщина отлетела на несколько метров, с силой ударившись о землю головой. А корона, подаренная Беллатрикс в постоянное пользование много лет назад, слетела с её головы, с грохотом стукнувшись о камни и разломившись на две части. Теперь нет Беллатрикс Лестрейндж. Уже давно не стало Беллатрикс Блэк. Есть только Темный Лорд и малышка Дельфи, вероятно, мирно спящая в своей колыбельке и даже не подозревающая о том, что мама больше никогда не возьмет её на руки, напевая себе под нос колыбельную. Уставшая, измученная после сложного рейда, но не забывшая о своем единственном родном ребенке. Дельфини никогда больше не коснется её душистых, длинных волос, вьющихся от макушки до самой талии, красивее, чем у любой вейлы. Никогда больше не услышит её нежный грудной голос, не увидит её улыбку и не сможет обрадовать своими первыми шагами. Это увидит кто-то другой, но только не Беллатрикс. Вероятно, её останки будут оставлены без присмотра, прежде чем её тело, без всякой торжественности, будет свалено в одну яму с сотнями других и оставлено гнить там до скончания веков. Чик-чирик, королева Беллатрикс Лестрейндж мертва.***
Чик-чирик, волшебники в предвкушении исхода битвы. Долгой, мучительной, кровавой, тяжёлой, страшной. Обе стороны потерпели колоссальные потери, оставив на войне своих самых родных и близких, но желая теперь только одного — выжить самим. Наполовину раненные и истекающие кровью, с десятками ссадин и тумаков по всему телу, волшебники столпились вокруг своих лидеров, от дуэли которых теперь зависело всё. Их судьба, их жизнь, их будущее. Мальчишка Поттер невероятно уверен в себе и бросает оппоненту все более оскорбительные фразы, якобы уличая Его в чем-то. Однако, сверху видно, как у него чуть дрожат руки. Он ни за что не подаст виду. В этом они похожи. Тёмный Лорд вправду обеспокоен. В его планы вовсе не входило устраивать показательную дуэль настолько поздно. Почти все его бойцы мертвы, остальные сбежали, как последние трусы. Антонин мертв. Яксли мертв. Руквуд мертв. Мертва Беллатрикс. С трудом переборов в себе желание издать звериный, нечеловеческий рык, Лорд немедля направил оружие на сопляка, пользуясь его отвлеченностью. Однако, на удивление всех магов, и в том числе самого Милорда, Поттер отреагировал мгновенно, выкрикнув обезоруживающее заклинание. Казалось бы, что может жалкий Экспеллиармус против смертельного заклятия в исполнении сильнейшего Тёмного мага современности? Однако, не нам с Вами указывать госпоже Фортуне. Она ветрена, себялюбива и дерзка по отношению ко всем. И успев сойтись с Тёмным Лордом достаточно близко за последние месяцы, она выбирает отнюдь не Его, распластав все надежды на великое будущее. Все происходит слишком неожиданно и резко. Потеряв оружие, мужчина с силой падает навзничь, как в замедленной съемке, пронзённый своим же смертельным проклятием. Об этой Смерти ещё долго будут ходить разные слухи. Одни будут перевирать то, как всё происходило на самом деле, а другие постараются попросту забыть обо всем произошедшем, как о страшном сне. «Тот-Кого-Нельзя-Назвать повержен! Слава Избранному!» — будут пестреть заголовки газет очень скоро. Конечно же, после того, как все погибшие будут оплаканы по всем надлежащим правилам. Но только не Пожиратели Смерти. Они могут рассчитывать лишь на маленький гробик на кладбище Азкабана, где и проведут остаток своих жизней. Не стоит и говорить, как отчаянно, из последних сил, выжившие Пожиратели пытаются оказать сопротивление аврорам, но, увы, они в меньшинстве. Замок оперативно окружают Антиаппарационными чарами, перекрывают камины и с особым энтузиазмом ловят выживших темных волшебников. Крики и стоны боли слышатся повсюду, кто-то плачет, кто-то, в попытках трансгрессировать как можно дальше отсюда, расщепляется надвое и кончает свою жизнь прямо посреди потока бегущих людей, издавая душераздирающие крики. Кто-то прячется, кто-то молится, кто-то оказывает слабое сопротивление и вскоре сдается, лишившись последних сил. Темные маги не верят в смерть своего Повелителя, надеются на лучший исход и, вымотанные до смерти, плохо соображают в этом хаосе. Обречены. Рудольфус опрометью бросается к уже неприметному, лишенному жизни телу и обхватывает руками мертвенно-бледную Беллатрикс, заметив её обездвиженное хрупкое тельце в углу зала не сразу. Корит себя, рвёт волосы на голове, отказывается верить. Нет, нет, это невозможно… Не теперь… — Очнись, Беллатрикс, слышишь? Ты должна жить! — как в бреду шепчет он ей, склонившись над иссохшим, исхудавшим лицом и в последний раз глядя в её бездонные карие глаза, прежде чем опустить руки на её тяжелые веки и аккуратно их опустить, погружая любимую в вечный покой. — Как же я теперь?.. — шепчет мужчина, прижимая ведьму к своей груди и укачивая её на своих руках. — Как?.. — вновь вопрошает маг и смеется так, что легко сошел бы за умалишенного. Смеется от безысходности, от горя, от тоски. Уже к вечеру все Пожиратели Смерти будут доставлены в Азкабан, где и проведут остаток своих жизней. Без света, без любви, без радости, без смысла к существованию. В холодных, сырых, одиночных камерах, вместе с крысами. Хоть кто-то чувствует себя комфортно здесь. Ах, нет, ещё дементоры. Мрачные завывающие тени в черных балахонах, летающие рядом с камерами узников и порой доводящие их до исступленного состояния. Чик-чирик, Темный Лорд повержен.***
Десять лет спустя. 2 мая, 2008 год. Поместье Роули, Шотландия, близ «Хогвартса». Девочка с серебристыми локонами и горящими черными глазами, облаченная в легкую ночную рубашку, едва защищающую её от прохладного весеннего ветра, задувающего в окно, заливисто засмеялась, подавшись вперед. — Тише, тише, Эпистофей, — усмехнулась волшебница, подходя ближе к клетке с Авгуреем, громко завывающим очередную грустную песню на непонятном никому языке. — Не упаси Мерлин явится эта старушка, — улыбнулась Дельфини, но вовремя замолчала. На пороге комнаты тотчас же выросла Юфимия Роули. — Ты можешь наконец усмирить свою несчастную птицу? Соседи жалуются на шум по ночам, не переставая, — гневно начала женщина, поставив руки в боки. Ей было свойственно создавать проблемы на пустом месте и постоянно всё преувеличивать. — Авгурей — вольная птица, я не могу указывать ей, как Вы мне, — холодно отозвалась девочка, искоса взглянув на опекуншу. «Как можно не понимать очевидных вещей?» — Мерлинова борода, — закатила глаза Юфимия, отвернувшись от надоевшей ей девчонки. — Неудивительно, что он поет с утра до ночи — тебе осталось недолго, — зло заявила она, выдержав многозначительную паузу. — А мне нравится, как он поет, — вновь улыбнулась Дельфини. — Я ничего не понимаю, но всё это так завораживает, — восхищенно прошептала она, зевнув. — Ну что за девчонка! — напоследок всплеснула руками Роули, поспешив удалиться восвояси и заставив её воспитанницу счастливо улыбнуться. Свобода! — Ладно, Эпистофей, пора ложиться спать, — проворковала волшебница, потягиваясь и залезая под теплое одеяло. — Спокойной ночи, — с улыбкой произнесла она, уже закрывая глаза и проваливаясь в глубокую дремоту, не слыша тонкого птичьего голоска, продолжавшего завывать свою печальную песню. Песню, повергающую в ужас всякого, кто слышал её хотя бы единожды. Всякого, кто осмеливался вникнуть в её смысл. Всякого, кроме Дельфини Роули. Дельфини Диггори. Дельфини Лестрейндж. Это песнь о девочке, которая даже не подозревала о своём прошлом, настоящем и будущем. Песнь о ней самой и о гибели людей, чьи имена она уже не смогла бы вспомнить. Мама, папа… Они даже не слышали её первых слов. Они не видели, как их девочка растет, как она живет в одиночестве, как с каждым днем она впитывает в себя всё больше тьмы, чтобы однажды выплеснуть её наружу. Ей некому излить душу, не у кого спросить совета, не к кому прийти за поддержкой. Она должна быть сильной во что бы то ни стало и с достоинством нести свой крест. Дитя Смерти. Дитя Тьмы. Дитя Мести. Дитя, проклятое навеки. Многие волшебники из года в год не могли понять, чем страшно пение Авгурея и отчего оно сводит с ума даже самых психологически стойких магов. Никто из них не понимал этого странного языка, но возможно, пение Авгурея, как присутствие фестралов — не дано видеть каждому смертному? Возможно, понять его дано лишь тому, кому лично доводилось сталкиваться со смертью?.. Видеть, чувствовать, звать?.. «Чик-чирик, малышка плачет, Мать теперь её не спрячет. В страшный день и ту же ночь Обретёт малышка мощь. Тьмы Дитя, восстань однажды, Мести накопляя жажду. Докажи всем, иль умри, Растерзавшись изнутри. Кончи то, что не успели Довести мы до конца, Кончи с тем, кому не к спеху Превращаться в мертвеца. Будь он проклят, тот, идущий Стадом против одного. Мы вернемся очень скоро И посмотрим, кто кого. Пусть они вздохнут спокойно, Пусть детей своих растят. Пожиратель — не покойник, Он бессмертен, говорят. Нет случайностей на свете. Ты узнаешь о секрете… Из могил твой слышим смех, Отомсти за нас. За всех».