В огне ты родился

В тот день Куно потерял не только славу. В день, когда ему сказали, что он больше никогда не выйдет на поле боя, он лишился всего, что имело смысл. Как последний неудачник, оставшуюся вечность жизни он обязан зализывать старые раны и вспоминать былые триумфы. Иные, глядя на его наполовину обезображенный тенью лик, приносили ему свои сочувствия, и он, криво улыбаясь, желал им отправляться к черту. В тот день Куно лишился трона. С рождения первого сына, Дьявол твердо вознамерился передать ему свой престол. Отец гордился им, несомненно. Они были действительно похожи: своей жаждой власти, беспощадностью в битве, острым умом. Но сгорев заживо, лишившись способности переносить физические нагрузки, он тем самым подвел Отца, вынудив его передать корону следующему брату. Ненавистнейшему брату. В тот день Куно лишился и рассудка. Преисполненный ненавистью к этому облику – тому, который был обращен к нему, пока самые неистовые пытки ада терзали его тело, тому, на котором отражалось безразличие, когда его жизнь катилась в обрыва в глубины геенны – он жаждал мести. В посмертии это стало единственным, о чем он мог думать целыми годами. Он думал о мести, о жесточайшем унижении, которому возможно подвергнуть брата, который в том время пил, гулял и веселился, не осознавая важности оказанной ему чести. И он жаждал расплаты. Куно хотел, чтобы он испытал ту же боль, то же унижение, что и он сам. Чтобы, видя его, он до конца дней своих содрогался от страха перед ним, и хотел доказать, что хоть трон достался и младшему брату, он все равно слаб и беспомощен в сравнении с ним. Еще не все потеряно. Еще можно затащить ненавистного брата за собой на последний круг Ада. *** - Скажи, Тецу, - начал Мидори, размешивая ложкой мед в своем чае, - а что именно произошло в тот день? - Тот день? – не понял Тецу, на мгновение заволновавшись в том, что его уличили в чем-то и готовясь оправдываться. – Я ничего не делал. - Да нет же, ты не слушал меня. Во время битвы с Абигором, - произнес брат. И тут Тецу вспомнил о том, что Мидори минут десять до этого рассуждал о его назначении наследником трона, однако, еще периодически уносясь на волне любви и нежности, старший брат скорее слушал не то, что говорит Мидори, а как он это говорит. - А, ты об этом, - он снова привычно и самодовольно ухмыльнулся. – Видимо, сама судьба, или же сам Люциен решили, что я более достоин трона, чем наш старший брат. - Но это ведь не вся правда, - осторожно произнес Мидори. Он заметил, как Тецу, избегая прямоты, отпил крови и перевел взгляд на окно. – Скажи, что ты видел, Тецу. Мне важно знать. Тецу помолчал, по-прежнему избегая сталкиваться с пытливым взглядом близнеца. Как он может, прямо глядя в эти чистые изумрудные глаза, сказать, что является братоубийцей? Точнее, что хотел им являться. Что когда Куно, взывая ко всем богам вселенной и в особенности – к Тецу, заходился в муках и боли, Тецу, хоть и имевший мимолетный порыв помочь ему, проигнорировал искру совести внутри себя, и оставил его гореть. И его собственный судья, его совесть и его бог, чьи роли объединял Мидори, ни за что не простит этой жестокости брата. - Нам обоим просто не повезло, - ровно ответил он, сочувственно улыбнувшись. – Я не успел к нему, а он погорел. Что теперь можно поделать? - Ничего, - согласился Мидори, однако его тон говорил о том, что он до конца не поверил брату, и что данный разговор еще повторится. Тецу отвел взгляд и снова отпил немного крови. *** Когда Мидори в который раз был занят тем, что переставлял по порядку книги в отделе летописей, он вдруг почувствовал рядом с собой чье-то присутствие. - Знаешь, где взять шестую часть летописи о войне на белых горах? – спросил у него знакомый голос. Низкий, раскатистый и хриплый – если бы тигр умел разговаривать, у него был бы именно такой голос. В груди у Мидори похолодело. Он обернулся к старшему брату, который подобрался подозрительно близко к нему. Пытаясь скрыть свой страх, Мидори кивнул и отступил от него на шаг. - Знаю. Он на семнадцатой полке. - Можешь достать? – попросил Куно, будто бы напрашиваясь на понимание за его поврежденную ногу. Мидори посчитал, что ему действительно пришлось себя пересилить, чтобы попросить младшего, неполноценного, слабого брата сделать что-то, чего он не может сделать сам. А может, и нет? Кто вообще поймет, о чем может думать Куно? - Конечно, - выдавил Мидори, почувствовав, как в горле вмиг пересохло. Он резво поднялся по лестнице на верхний ряд и проискал по книгам нужную. Он заметил, что с недавних пор Куно стал обращать на него какое-то слишком пристальное внимание, задевать при первой же возможности незначительной репликой или же просто будто невзначай касаться плеча. Каждый раз Мидори от этого передергивало. Не желая признаваться себе в этом, он побаивался своего брата. Однажды Куно подкараулил Мидори на выходе из тронного зала и откровенно прижал к стене, ни слова не говоря. Мидори так и не понял намерений старшего брата, но стал избегать встреч с ним. Он спустился и протянул книгу старшему. Однако несколько секунд Куно вообще не реагировал, не обращал внимания на принесенную книгу, он просто смотрел в лицо Мидори, долго, пусто, будто пытаясь запечатлеть каждую его черту в своей памяти. Мидори снова передернуло, и он положил книгу на полку рядом с ним. Куно не стал ее брать. - Что-нибудь еще? – поинтересовался он. Куно не ответил. Покачнувшись, он медленно развернулся и похромал прочь. Книгу он оставил лежать на полке. Его медленная, тяжелая поступь напоминала шаг старого, раненого, и оттого обезумевшего зверя. Коим он, видимо, и является сейчас. Мидори до сих бор поражала эта перемена в брате. Вроде, всего лет тридцать назад он всячески помогал ему с работой и личной жизнью, подбадривал, разговаривал, улыбался ему. Мидори почти был любимчиком у старшего. Он был ему тем заботливым отцом, которого так не хватало Мидори в его детстве. Что же могло так его изменить? Неужели одно-единственное ранение в битве могло так на него повлиять?.. Его пробирала жалость к нему, нет, искреннее сочувствие. Его всю жизнь растили как наследника, и что же теперь? Будто ту жизнь, которая у него была и должна была быть, забрали от него. Она стала ложью. Его существование превратилось в бессмыслицу. Мидори хотел бы помочь ему. Хотел бы внести какой-нибудь иной смысл в его долгую и тяжелую жизнь. Но разве Куно позволит? *** Неровный звук тяжелых шагов, сопровождаемый глухими ударами трости о пол, послышался за его спиной. - Ты хотел меня видеть? Мидори быстро обернулся к Куно, качнув хвостом. Он по-прежнему пытался унять накатывающий на него страх перед братом, хоть и безосновательный – просто как рефлекс, как кролик боится тигра, хоть и сытого. - Можешь мне помочь? Мне скоро нужно будет принимать у себя некоторых гостей. А у стола для собеседований лишь два кресла. Можешь помочь мне перетащить пару из одного конца комнаты в другой? – Мидори молился, чтобы Куно не показалось это наглостью. Но зная прежнего Куно, он понимал, что такая просьба его бы обрадовала, и что это доказало бы его значимость в который раз. Может, хоть тогда он может что-то вспомнить? Куно как-то странно на него посмотрел (хотя каждый его взгляд теперь казался странным), поднял руку, слегка махнул ею, и два кресла резво перенеслись по воздуху на другой конец комнаты. Мидори зардел от неловкости. - Эм… спасибо, Куно, - проговорил он, и наконец различил в Куно некоторые понятные мысли: неужели ты сам этого сделать не мог? И это его обрадовало – хоть какой-то отзыв он наконец-то получил. – Чаю? Он почувствовал от брата согласие, и подтвердил его, похромав ко столу. Мидори тут же пошел колдовать над чайником. Прежний Куно обожал кислые ягоды в своем чае. Другие составляющие травы Мидори подбирал с особой тщательностью, чтобы те не перебили его четкий вкус и особый запах. Составление чаев из многочисленных трав, что Тецу привозит из дальних стран для него, было для него в радость, и потому так часто любил звать к себе на чашку чая разных знакомых, тем узнавая их ближе и составляя тот сорт чая, который бы больше всего ассоциировался бы с этим человеком. Однако к сожалению, у Мидори было не так уж и много знакомых. Он принес поднос с чайником и чашками к столу и налил и себе, и Куно ярко-красного чая из крыжовника. Брат на него не обращал внимания, смотрел в пустоту, опершись руками о трость. Когда все было готово, Мидори сел напротив Куно, подвернув под себя ногу и обвернувшись хвостом. - Ну… Как прошел твой день? Мидори, по натуре тихому и слушающему, было очень сложно самостоятельно брать инициативу и находить темы для разговора, но он понимал, что оно того стоит. Куно на него снова странно посмотрел. - Приемлемо, - ответил он. Ответил – уже хорошо. - Ты сейчас, кажется, занят исследованием влияния радиации на климат и население западной Хазамы? Мне очень интересна эта тема, - произнес он, обхватив ладонями чашку с чаем в привычном жесте. Однако на этот раз Куно не ответил, и он снова стушевался под его внимательным взглядом. Мидори отпил чаю и попытался еще раз предложить тему для разговора, но вдруг его перебили: - Ты очень на него похож, - произнес Куно своим тихим и хриплым голосом. - На кого? - На Тецу. - А, - слабо отозвался Мидори. – Ну да, мы же близнецы. Куно не ответил. Мидори по-прежнему настораживал его внимательный взгляд, однако он посчитал, что в остальном он безобиден, и что к этому взгляду можно и привыкнуть. Он провел рукой над чайником, убеждаясь, что он еще не остыл, и подлил себе еще немного чаю. Внезапно он почувствовал, как запястье болезненно сжала крепкая ладонь старшего брата. Он со страхом и удивлением посмотрел на Куно, пытаясь отдернуть свою руку. Но Мидори даже двинуть рукой не мог, не то, чтобы вырвать ее из захвата. Он с опаской глядел в его изуродованное ожогами и шрамами лицо. Он не мог понять, что оно выражало, но в глубине красных глаз заблестел опасный огонек. Куно почти бережно отвел с лица неровные черные пряди, касаясь холодными подушечками пальцев его щеки. Мидори передернуло. - Вы очень похожи, - повторил он, вглядываясь в его лицо. – Взглядом. Вы оба признаете свою слабость с той же ненавистью в глазах. - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - осторожно произнес Мидори. - Поймешь, - тихо произнес Куно. Рукой, которой он отводил пряди его волос, он внезапно болезненно взял его за подбородок и вздернул вверх. – Это лицо… Он еще долго рассматривал его лицо. Снова на Мидори нашел тот прежний первобытный ужас, только вот сейчас он осознал, что никуда не может деться от этого зверя. Сопротивляться он стал еще боле настойчиво. - Куно, пожалуйста… - Я так ненавижу это лицо, - перебил его Куно, - что я хочу раздавить эту мелкую головку одной рукой, - Мидори побледнел. Он понимал, что Куно вполне способен на это. А брат все продолжал, - но знаешь… Это не весело. Внезапно Мидори почувствовал, как его толкнули, а затем с силой припечатали затылком к поверхности стола. В голове зазвенело и он почувствовал что-то теплое в волосах. Рука брата переместилась на рог. - Я хочу видеть твое страдание. Я хочу увидеть, как это лицо искажается от боли, как ты просишь о пощаде, так же молишь о смерти… как и я, когда ты смотрел на меня с этой надменной рожей, - в груди Куно различалось рычание. Внезапно Мидори понял, что сейчас Куно видит пред собой вовсе не Мидори – он видит его близнеца, именного того, кто оставил его мучиться и умирать в огне. И от этого становилось еще страшнее. – Я хочу, чтобы ты почувствовал вкус унижения… припечатать тебя в грязь. Разорвать. Испепелить. Мидори с ужасом почувствовал его руку на своем поясе. Штаны с него грубо сорвали, не заморачиваясь с ремнем. - Нет-нет-нет, Куно, прошу тебя, не делай этого, - заскулил Мидори, пытаясь упереться руками ему в грудь, но даже Куно понимал, что его ручонки слишком слабы, чтобы ему помешать, и потому не стал даже завязывать их. Он запросто может сломать их, как спички. Куно не отзывался на его мольбу. Мидори услышал звук расстегиваемого ремня. Казалось, бледнеть больше уже некуда, пугаться сильнее смерти больше нечего, жизнь его обречена, и ничего стать хуже больше не может. Ан нет – может. Лишь перейдя от угроз к действиям. Куно развел его ноги, вздернул на себя и взял грубо и быстро, без подготовки, заставляя смотреть себе в лицо. Мидори готов был закричать от боли, но, прикусив запястье до крови, сдержанно заскулил. - Н-не надо… Брат… - Не сжимай меня. Не расслабишься – тебе же хуже, порву все нахрен, - рычит Куно. А Мидори разве не знает? Но он не может совладать со своим телом, умерить отвращение и безумный страх, не позволяющий оценивать ситуацию сполна. – Я тебя предупреждал. Он вогнал полностью, и брат снова не сдержался, свел у переносицы брови и плотно сжал губы, чтобы не вырвался болезненный крик. Куно чувствовал, что снова не сможет продержаться долго в ослабшем теле, насаживал брата на себя со звериной грубостью, не следя за тем, что может причинить вред. Лицо юноши покраснело, глаза заливались слезами, и он стонал, скулил надтреснутым от плача и боли голосом. Куно сгреб его за волосы на затылке, сжал их в кулаке и заставил откинуть голову назад, присосался к бледной гладкой шее, оставляя на ней красные метки и укусы, а потом прижался ртом к сжатым губам и заставил разомкнуть их. Он скользнул языком в упрямый рот, не требуя отвечать на поцелуй, наоборот, утверждая им свою власть. Мидори кусал и до крови вгрызался в его язык, но, казалось, Куно это вовсе не волновало. Мазнул окровавленным языком по его щеке и приблизился к его уху. - Скулишь, как жалкий щенок, - прошипел ему в ухо Куно, так, чтобы он точно его услышал несмотря на собственные крики. – Давай, кричи. Надорви глотку, захлебнись в слезах. За тобой все равно никто не придет, парень. И никто не приходил. Он уже не слышал собственных криков, не ощущал раздирающей его на куски боли. Содрогаясь от мерных толчков, он ждал, невидящим взглядом, мутным от слез, глядел в черный потолок над собой, и ждал. Слышал его слова. И ждал. Но никто не пришел. Словно бы ему было недостаточно раздирать его тело – и он принялся раздирать его душу. - Тебя ведь все ненавидят. Ты это знаешь. Знаешь, но продолжаешь обманывать себя, что кому-то есть дело до тебя, только потому, что никто пока что не поднял ногу, чтобы задавить этого таракана, что маячит перед глазами каждый день. Ты жалок. Никто не хотел, чтобы ты рождался. Никто не хочет, чтобы ты существовал. Уничтожать его словами Куно очень даже получалось. Теперь Мидори было совершенно все равно, если кто-то придет. Но он позвал в последний раз… Крупное тело над ним внезапно дернуло и отнесло к стене. Мидори не понимал, что происходило, он ничего не видел, да и не хотел. Он сполз под стол, по-прежнему содрогаясь от плача, прижал к себе колени, и вдруг почувствовал чьи-то чужие руки, тоже сильные, но не грубые, а ласковые и утешающие. А произошло то, что Куно, блокирующий любые его ментальные зовы о помощи, с приближением пика ослабил свою бдительность, и потревожил мирную пьянку двух друзей в гостиной неподалеку. Игнорируя убеждения Велиала о том, что ему показалось, Тецу тут же помчался на зов. И понял, что не зря. Первым делом он разобрался с Куно. Битвы не было – разве что пару секунд бурных действий, за которыми человеческий глаз бы не уследил, но который, тем не менее, причинил приличный разгром в кабинете. После того, как их обоих отнесло друг от друга, они замерли. - Это только наши с тобой разборки, - прошипел Тецу. – Не вмешивай в это других. Они смотрели друг на друга бешеными взглядами, как сцепившиеся дворовые коты – напрягали плечи, скалили зубы и размахивали хвостами из стороны в сторону. Битва будто бы шла на ментальном уровне. Оба читали, просчитывали каждое движение противника, определяли свои удары, признавали их как парированные, и бездействовали. Никто не сумел найти ни одной лазейки в тактике и мыслях другого. Наконец Куно сдался. Он первым шелохнулся и двинулся к выходу, тяжело хромая без своей трости. Он был побежденным, но не имел вида поверженного. Напротив – на его лице появилась слабая, но отчетливая улыбка победителя, исказившая его лицо, покрытое уродливыми шрамами. Тецу проводил его взглядом до двери, и только когда она закрылась за спиной Куно, кинулся к брату. - Нихрена себе, - прокомментировал это Велиал, передавая другу пострадавшего. – А этот парень был серьезен, когда говорил, что сотрет в порошок любого с твоей рожей. Тецу рыкнул что-то похожее на «ну разумеется». Мидори закрывал руками лицо, по-прежнему тихо плача и поджав колени к груди. Сердце сжималось от его вида, но Тецу молчал. Он снял с себя плащ и укрыл брата им, после чего взял его на руки и понес в комнату. Мидори тут же обхватил руками его шею и жался к нему так близко и крепко, как возможно. - Т-тецу… - Молчи, - отрезал брат. Его голос был на редкость твердым и серьезным, и именно этот тон заставил Мидори замолчать, да так, что даже всхлипнуть боялся. Он вновь уткнулся носом ему в плечо и задышал его родным, утешающим запахом. Он донес его до комнаты, уложил в постель, раздел его, укутал в одеяло. Все это он делал с тяжелым молчанием. Мидори даже слово боялся проронить. Тецу наконец тяжело вздохнул. Он пару секунд постоял, уперев одну руку в бок, а другой устало провел по лицу. Мидори видел его волнение и чувствовал его как собственное, хоть он и был предметом его беспокойства. Наконец он опустил руку, прошелся пару раз взад и вперед, затем сел напротив Мидори и поглядел ему в глаза. - Зачем ты к нему сунулся? – прямо спросил он, чуть сведя брови. Мидори не сразу ответил. Он надеялся, что Тецу продолжит и не обратит внимания на его молчание, но Тецу ждал. - Я… - Мидори всхлипнул. – Не знаю… я хотел с ним пообщаться, как… - Он животное, Мидори, - перебил его Тецу. - Он раненое, безумное животное, который способен откусить даже кормящую его руку. Мидори, ты же знал это, так почему же полез к нему? – Мидори замечал, как голос Тецу был неровен, что он едва сдерживается от того, чтобы не поднять на него голос, но страх перехватывает ему горло и заставляет говорить тихо, почти шепотом. - Я надеялся… надеялся, что смогу вернуть его… - всхлипнул Мидори. - Я… прости меня, Тецу… - Ох, малыш… - Тецу наконец притянул его к себе за голову и крепко обнял. Его брат, добрый и наивный, как ребенок, хоть и грел ему душу, но порой он готов был сгореть от беспокойства, когда этот ребенок протягивает мороженое хищному зверю. – Такой, как он, заслуживает лишь смерти. - Не может так быть… - шептал Мидори ему в плечо, дрожа. - Так и есть, - Тецу стыдно признавать, что его уличили и заставили раскаяться в свей лжи. Он опустил голову брату на плечо. - Это я устроил взрыв, где он пострадал, - негромко произнес он. Мидори охватило волнение, и он хотел было оттолкнуть от себя Тецу, чтобы прямо поглядеть ему в лицо и понять, что он не шутит, но Тецу пуще смерти боялся этого прямого невинного взгляда, и потому не позволил. – Да, я хотел его убить. Да, я хотел, чтобы его трон перешел ко мне, - каждое слово давалось ему все тяжелее, будто каждое весело десять кило, ложившихся ему на спину, с той лишь разницей, что Тецу с большей охотой бы поднял эти сотни кило вручную. – Но знал ли я, что от моих действий пострадают невинные?.. нет. Видимо, это мне наказание. Если бы я знал, Мидори… я бы не променял тебя на трон. Ни за что, слышишь?.. Руки Мидори легли на спину Тецу. Он не простил, нет, за такое нельзя простить, такое нельзя понять, нельзя оправдать. Но он это принял. Так же, как и все другие его недостатки, как и всего Тецу. На мгновение Тецу почувствовал, как где-то в груди, и чуть выше, в горле, что-то перехватило и дрогнуло. Но он не позволил этому чувству усилиться. - Так что… так что я готов искупить свои грехи, - тихо сказал он. – Клянусь, я не подпущу его к тебе больше. Тот Куно, что мы помним, умер в огне. Его не вернуть. И в тот же момент, когда он умер, родился он – зверь, рожденный огнем, собранный из пепла, по чьим жилам течет жидкая тень вместо крови. Наконец он решился отодвинуть от себя Мидори, взглянуть на того, ради которого готов жертвовать всем. И столкнулся с его знакомым, но от того не менее обезоруживающим, прямым светлым взглядом. В груди снова что-то дрогнуло. Но на этот раз Тецу принял это за решимость. - В огне он родился - в огне и умрет.