Сильнее ненависти

Ивони усмехается, чувствуя приближение её милой жертвы. Улыбка становится ещё шире, стоит только вслушаться в шаги, гулким эхом и шорохами раздающиеся в лесу, и осознать, что девчушка одна. Похоже, что её клыкастый друг был оставлен за пределами леса, а то и вовсе не посвящён в планы; что ж, прекрасно. Дриада облизывается и едва ли не мурлычет от охватившего её радостного возбуждения. Девчонка по-дурацки наивна и совершенно не предрасположена прислушиваться к чьим-либо советам. Она — как и многие другие жертвы — сочувствующе охает, встретившись взглядом с испуганно-несчастной дриадой, отмахивается от скептически настроенного вампира и пропускает все его предостережения мимо ушей. Ею так легко управлять, так просто вторгнуться в спокойный сон, так просто заставить сердечко трепетать и болезненно сжиматься от жалости. Девчушка практически летит навстречу объятиям смерти, а ковёр из малахитовых и бурых листьев шуршит под её ногами, звуча для дриады, будто музыка. Шорох листьев и крики боли — лучшая мелодия для такой, как она. — Ивони! — голос звучит колокольчиком. — Ивони, где ты? На бледном лице — маска бесконечного страха, а голос дрожит, будто листва на ветру. Древесная нимфа мастерски умеет играть на чувствах окружающих. Всего несколько слов, и девчушка уже кидается её утешать. Её воля и чувства — словно глина в умелых руках лесного дитя, такие же податливые и послушные, впрочем, как и их обладательница. Дриада будто бы давит на какие-то невидимые точки, тянет за нити, а девушка уже покорно опускается на колени и счищает с дерева ненавистную метку. Её пальцы окрашиваются кровью, но она, похоже, даже не замечает этого. В медово-золотых глазах ни единой искры, ни проблеска понимания, а тело движется безвольно, подчиняясь приказам, что произносятся вкрадчивым, мягким голосом. Пока она рассказывает красивую сказочку, лианы тихо шуршат по тёмно-зелёному листвяному пологу, неторопливо подбираясь всё ближе к своей жертве. Спешить некуда, девчонка полностью подчинена её воле, даже не дёргается. С ней так просто, так весело играть, что дриаде вовсе не хочется останавливаться. Подчиняясь плавному движению руки, лианы обвиваются вокруг босых ног, мёртвой хваткой оплетают запястья, сжимаются на шее, и лишь тогда Ивони позволяет девчушке немного прийти в сознание. Ей хватает и пары мгновений, чтобы осознать, что она висит в воздухе, удерживаемая за руки и ноги тонкими вьющимися ветвями, а милая, перепуганная нимфа скалит зубы в плотоядной ухмылке, вовсе не нуждаясь в утешении и помощи. Сдавленный крик обрывается очень быстро, стоит лианам чуть сильнее сжать горло. Девушке остаётся лишь судорожно хватать ртом воздух и в безуспешных попытках выкручивать руки, пытаясь вырваться из крепких объятий ветвей. Ивони, склонив хорошенькую голову в бок, наблюдает за извивающимся хрупким телом и буквально чувствует, как радостно защемляет сердце от ощущения витающего в воздухе отчаяния. — Почему ты так поступаешь? — хриплый голос едва можно различить, так приглушённо он звучит, но дриада прекрасно слышит. Хватка чуть слабеет, отчего девушка повисает ослабевшей безвольной куклой, а Ивони подходит ближе, вглядывается в бледнеющее лицо и, откинув голову назад, заливисто смеётся. Ей давно не было так весело, давно уже она не играла с жизнями заплутавших в лесу жертв, предпочитая расправляться с ними быстро. Стоило, пожалуй, встретить эту девчушку хотя бы для того, чтобы насладиться выражением её глаз. — Потому что хочу, — шёпот у самого уха не громче шуршащего в кронах деревьев ветра, но от него передёргивает, будто от пощёчины. Вьющие стебли с остервенением впиваются в кожу, и новый агонизирующий крик прорезает ненадолго воцарившуюся тишину. В сковывающих тело лианах не пошевелиться, ни рукой, ни ногой не двинуть, дышать сложно, сердце с трудом гонит кровь по перетянутым венам, а перед глазами уже начинает темнеть от нехватки кислорода. В предвкушении пира Ивони расплывается в довольной улыбке, щёлкает пальцами, и несколько побегов вырываются из-под земли, стремясь пронзить тело девушки и положить конец сегодняшнему развлечению. Одновременно с этим слышится свист. Краткий блеск стали — и две лианы падают на землю, разрубленные пополам. Дриаду первый раз за долгое время охватывает изумление. А когда она стремительно оборачивается назад и видит чертовски разозлённого вампира, ей становится страшно. Но лишь на миг. В следующую секунду приходит бешенство. — Да как ты посмел мне мешать?! Раздражение. Ярость. Гнев. Уничтожить наглеца. Разорвать на части за то, что он помешал такому прекрасному представлению. Лицо искажается в зверином оскале, хриплый рык вырывается из горла, и она, подобно зверю, которому уже нечего терять, не глядя бросается вперёд, а уже в следующую секунду с удивлением обнаруживает торчащий из своей груди тонкий кинжал. Есть чувства, что сильнее ненависти. Дриада понимает это, когда пламя охватывает поляну и её саму, тянется к сердцу и сжимает его в обжигающих лапах, как расплата за все отнятые жизни и за всю причинённую боль. За каждый порез и кровоточащую рану на бледной коже. Невра останавливается только тогда, когда треск деревьев и крики лесной нимфы остаются далеко позади. Эл дышит слабо, с трудом. Замотанная в тёмный шарф, лишь частично прикрывающий разорванное ветвями платье, с окровавленными запястьями и синеющими следами на шее, она выглядит едва живой в его руках. А когда приходит в себя, даже не может понять, отчего в воздухе витает такой неприятный запах гари и почему в волосах Невры так много пепла. Невра не расскажет, да и Эл самой не очень хочется спрашивать, ведь потом появится ещё больше вопросов. Но, впрочем, на один из них она точно может ответить сама: главу, определённо, стоит слушаться. И вовсе не оттого, что он опытнее и мудрее, а оттого, что именно он всякий раз вытаскивает нерадивую подчинённую из неприятностей. И — определённо — будет делать это ещё очень долго.