stars on our shoulders

Для Скотта закат являлся лишь искусственной моделью. Имитированным циклом голограмм, окружающих Президиум Цитадели далеко-далеко, во Млечном Пути. Для того, чтобы поддельное голубое небо превратилось в темно-синее, нужна была всего минута. Скотт знал об этом только потому, что Сара как-то засекла время, когда они были еще детьми. Предположительно столько же закат длился и на Сур’Кеше, а именно – сорок девять секунд. Стоит лишь раз моргнуть и, считай, уже все пропустил. Скотту Райдеру двадцать два, и он может сосчитать количество увиденных им закатов на пальцах одной руки. Все дело в том, что он никак не мог выкроить время из-за жесткого регламента Альянса, исследований Протеанских технологий, а теперь и из-за Инициативы. Да и в конце концов, миллионы закатов [по всей галактике] случаются каждый день. Всегда же есть завтра, - любил говорить себе Скотт, до того момента, пока это «завтра» не наступало. – Оранжевый, золотой и голубой, – рассказывала им мама, немного морщив нос в попытках объяснить Скотту и его сестре, как же выглядит закат на Земле. Она взмахивала рукой, словно намеревалась разбавить сирень и пурпур золотом, наполняя цветом крохотную больничную палату, но капельница сковывала ее движения. – Вам всего лишь нужно увидеть его. Обещайте, что увидите. Помимо этого, были и обещания посмотреть на Большой Каньон, Эверест, Биг Бен и Новую Англию осенью, но Алек Райдер никогда особо не умел их сдерживать. Скотт предполагает, что это то, чему он и научился от отца. – Мы поедем туда все вместе, когда тебе станет лучше, мам, – он говорил. Но ей так и не стало лучше. А ведь Сара и отец почти согласились поехать с ним, до того, как они взошли на борт космического корабля, чтобы совершить самый длинный и единственный в истории межгалактический прыжок. Слишком много воспоминаний о женщине, ушедшей так скоро, было оставлено на Земле. Никто из них тогда так и не вернулся. И теперь уже не вернется никогда. Окрашенная в персиковый Кадара залита солнцем, пробивающимся сквозь пушистые коралловые облака, медленно проплывающие в контрасте с пастельным небом. Здесь закат длится целых три минуты, но никто никогда не говорил Скотту, насколько прекрасным может быть небо в течении всего того времени, пока солнце медленно склоняется к горизонту. И для того, чтобы увидеть это воочию, Скотту потребовалось всего каких-то шестьсот лет. Ему кажется, что это почти то же самое, что он мог бы наблюдать на Земле. – Единственная бутылка «Маунт Милгрома» во всей Андромеде. Тройной дистилляции и шестьсот сорока пятилетней выдержки. Человеческий алкоголь. То, что любил выпивать его отец, потому что это напоминало ему о доме, напоминало ему о том времени, когда Эллен Райдер еще не была больна. Скотту удалось сделать лишь пару глотков этого напитка, когда ему было семнадцать, поддавшись влиянию своей мятежной натуры. Ему не понравилось тогда и не особо нравится сейчас, но мимолетное послевкусие, оставшееся после губ Рейеса заставляет Скотта приложиться к горлышку бутылки еще раз. Алкоголь прожигает внутренности, как прожигал нервные окончания адреналин, перед тем как Райдер поцеловал Видаля на том складе. Приятные покалывания, проходящие по телу сквозь кончики пальцев, ощущаются как ответное касание его губ. И все, что может Скотт – это довольствоваться подделкой реальных прикосновений. Солнце опускается все ниже, попадая в щель между вершинами гор и зданием клуба «Песнь Краллы». Скотту интересно, по этой ли причине Рейес выбрал именно это место. Розовые облака спешат за уходящим солнцем, наслаиваясь друг на друга, словно играя в пушистую чехарду. – Рейес, зачем ты здесь? – Скотт передает ему бутылку, избегая взгляда, и чувствует, как кожа покрывается мурашками, когда пальцы мужчины напротив слегка задевают его собственные. Между ними – тишина, и неловкая пауза уже начинает затягиваться до тех пор, пока Скотт не слышит звук клацающих о металлическое горлышко зубов. Рейес делает большой глоток и шипит, когда виски прожигает горло. Он все еще не ответил, и Райдер начинает думать, что, может, он слишком поторопился с такого рода вопросами. Скотт хотел бы знать, каким был Рейес во Млечном Пути. Жил ли он на Земле, Марсе или же на Шаньси. А может, они даже как-то пересекались на Цитадели, но так бы никогда и не узнали об этом. Райдер хотел бы спросить, как же все-таки этот контрабандист очутился на Нексусе, что привело его в Андромеду, но Рейес прерывает его размышления коротким запоздалым ответом. – Чтобы стать кем-то. И Райдер тоже к такому не готов. Скотт думает, что прибыл в Андромеду по той же причине. Во Млечном Пути, его отец был членом отряда N7, гением в области разработки искусственного интеллекта, безумцем, предложившим полет в другую галактику. За плечами Скотта – целое наследие, ожидания, которые сложно оправдать, задачи, которые для него непосильны. Потому что Кора должна была занять место его отца, когда в Андромеде все пошло под откос. А вместо обученного бойца они получают неопытного Первопроходца, питающего слабость к поп-культурным отсылкам семисотлетней давности и не обладающего никакой должной подготовкой. Единственное, что его спасает, так это то, что и все остальные находятся в таком же подвешенном состоянии. Так что, когда Скотт косячит, никто особо не может предъявить ему по этому поводу претензии. Никто, кроме СЭМа, разумеется. Тень Алека Райдера еще долго будет нависать над ним, но теперь, хотя бы, только в одной галактике. Скотт делает вывод, что, на самом деле, не важно, кем был Рейес во Млечном Пути. Они все равно не могут вернуться обратно. Андромеда – это шанс начать все заново, не это ли главное? Здесь все они – никто. И все же. – Для меня ты уже кто-то, – неожиданно сам для себя произносит Скотт. Рейес не то вздыхает, не то легко посмеивается. Звук мучительно бьет по ушам, но есть в нем что-то, что Райдеру пока не удается уловить. И это «что-то» заставляет Скотта повернуться к Рейесу всем корпусом, теснее прижимаясь к мужчине. Его профиль мягко выделяется на фоне багряного неба, испещренного звездами, названия которых Скотт еще не знает. Лицо Рейеса принимает розоватый оттенок, и Скотт не может с точностью сказать, вина ли это виски или последних лучей закатного солнца. Но зато теперь Райдер знает, что теплый свет подходит мужчине больше, чем мрачные тени. – Ты… – начал было Рейес, но передумал, встряхнув головой, и сделал еще один глоток виски. Скотт не может отвести взгляд от движений его кадыка, пока Рейес слегка не наклоняется вперед. Он высовывает кончик языка, обводя губы. «Шена» означает рот на ангарском. Райдер тянется за бутылкой, но Рейес ставит ее так, чтобы Скотт не смог до нее добраться. За его спиной садится солнце, и глаза мужчины, сидящего напротив, освещаются лишь слабыми лучами уходящего светила. Скотт словно слышит голос матери, отчитывающей его за еще один пропущенный закат. Но если бы только она могла видеть мужчину, сидящего сейчас перед ним, Райдер был уверен, мама бы поняла. Прикосновение руки в перчатке обжигает Скотта, когда ткань соприкасается с кожей. Большим пальцем Рейес ведет по линии скулы, оставляя пылающий след. – Я начинаю думать, что тот поцелуй не был просто способом отвлечь внимание. Для человека, который в силу особенностей своей работы просто обязан уметь хранить секреты, Рейес делает слишком очевидное умозаключение. Его горячее дыхание оседает дымкой на потрескавшихся губах Скотта. Он задыхается, вспоминая первые минуты, проведенные на Жилище-7. Райдер думает, что все, что связано с Рейесом так или иначе ассоциируется с нехваткой воздуха: обещания чего-то большего, падение в бездну неизвестности. Скотт чувствует, как чужой язык проникает в его рот, и этого он точно не ожидает. Музыка просачивается сквозь густой воздух, отдаваясь вибрациями в костях. Но, может, это вовсе не музыка, а отголоски его собственного пульса? Рука Рейеса спускается на шею, собирая блестящие бисеринки пота, плавно перемещаясь на грудь. Скотт не имеет представления, как долго они целуются, но когда он открывает глаза, то видит, что небо уже успело окрасится в благородный фиолетовый, и что единственный источник света – это сияние флуоресцентных ламп, опоясывающих рынок Кадары под ними. – Не ты ли говорил, будь джентльменом? – спрашивает Рейес, всматриваясь в глаза Скотта, словно что-то ища в его взгляде. – Говорил, – соглашается Райдер. И он не хочет упрекнуть Рейеса в том, что тот бросил его на вечеринке, ибо джентльмены так не поступают. Не хочет и не сделает, потому что Видаль совсем не это имел в виду. Он спрашивал разрешения. – А теперь я беру свои слова обратно. Скотт чуть наклоняет голову, снова касаясь чужих губ. Им удается опуститься на складской контейнер, перемещаясь на его середину. Скотт нависает на Рейесом, ни на секунду не отрываясь от его губ, тая от прикосновений. Он стонет, когда мужчина немного задирает его толстовку, наслаждаясь ощущением теплой кожи перчатки на ребрах. Скотт не может избавиться от чувства, что он снова подросток, забавляющийся с кем-то в подсобке на Цитадели. Он словно ощущает дежавю. Холодный вечерний ветер призрачно касается оголенных бедер, заставляя кожу покрываться мурашками. Скотт разочаровано стонет, когда Рейес отстраняется. Райдер ведет носом по подбородку мужчины, губами ища пульсирующую венку, наслаждаясь его тихим смехом. Скотт неуклюже приподнимается на локтях, медленно моргая. – Холодает, – констатирует Рейес, смотря на небо. Райдер не следит за его взглядом, все еще думая о поцелуе, оставшимся призрачным отголоском на саднивших губах, и о том, как сильно он хочет зарыться пальцами в до абсурдного идеальные волосы мужчины рядом с ним. – Так согрей меня. Скотт скатывается с груди Рейеса, давая ему возможность устроиться между его ног, позволяя прижаться к себе всем телом и, боже, Видаль действительно очень теплый. Райдер кладет ладонь на его щеку и не осознает, что его бьет дрожь, пока Рейес не оставляет легкий поцелуй на нежной коже запястья. На фоне ночного неба Видаль выглядит еще красивее, растворяясь среди света бесчисленных звезд, и Скотт мысленно закатывает глаза над абсурдностью этой мысли. Они не делают ничего особенного: оба наслаждаются тем, что происходит сейчас. В этот интимный момент Скотт чувствует себя по-особому… хорошо. И это не то слово, которое он искал, но в данный момент это все, что может выдать его мозг, когда Рейес дотрагивается языком до разгоряченной плоти. То, что он творит губами не подходит ни под какие описания кроме одного – Шена. Самое точное название того, что сейчас делает с ним Видаль за всю историю человечества. Чувствуя приближение разрядки, Скотт может лишь пробормотать предупреждение, прерывисто выдыхая. Но если Рейес и обратил на него внимание, то никак на это не отреагировал. Когда Райдер тянется к Видалю, чтобы оказать ответную услугу, тот отводит его руку в сторону и мягко целует. Они оба переворачиваются на бок, оказываясь друг напротив друга, и Скотт упрямо упирается коленом в пах Рейеса, прижимаясь к мужчине еще ближе. Он ловит каждый вздох, каждый стон, срывающийся с чужих губ, он целует его так, как если бы от этого зависела их жизнь. Рейес кончает, дрожа всем телом, с силой сжимая бедра Скотта. Райдер не сводит глаз с Видаля, пока тот пытается отдышаться, фиксируя в памяти образ его чуть приоткрытых губ, блестящих от слюны. Его сердце пропускает удар, когда Рейес смотрит на него в ответ из-под завесы пушистых ресниц и смеется. Откидывает голову на металлическую поверхность контейнера и просто… смеется. Немного хрипловатый, неподдельный смех срывается с губ Рейеса, и Скотт замечает ямочки на его щеках. – Я сказал что-то смешное? – Нет, ничего, просто ты… – между ними возникает пауза, когда Рейес пытается подобрать нужные слова. Скотту кажется, что его осуждают, и от этого ему становится некомфортно. – Помолчи, ладно? Я знаю, что ты хочешь сказать, но ты только представь, насколько я хорош в реальной постели, – пытается пошутить Скотт в попытках скрыть смятение. – Что? Нет-нет, просто… Ты и правда заставляешь меня хотеть стать лучше. – Ты лучше, чем ты думаешь, – моментально отвечает Райдер, и Рейес лишь грустно улыбается, оставляя на его губах легкий целомудренный поцелуй. Словно не они минутами ранее развлекались, рискуя быть пойманными со спущенными штанами. Позже Рейес скажет, что ему нравится, как Скотт на него смотрит. Словно он его солнце и звезды. Спустя еще какое-то время Райдер ответит, что Рейес для него куда важнее.