Сыпасиба, Нуна

      — ...и поэтому ночуете в спальных мешках, в гостиной. Съёмки через три дня. Все вопросы завтра. Я пошёл.       — ЧЕГО?? — удивлённо воскликнули Чанёль, Сехун и Кай, уловившие лишь этот кусок речи менеджера, так как до этого занимались совершенно посторонними делами: Сехун с Чанёлем рубились в игру на телефоне Пака, а Чонин дремал на плече ДиО. Сухо бросил на них осуждающий взгляд.       — Господи, временами мне кажется бессмысленным собирать вас всех для объявлений. Вот вроде все двенадцать тут, но ведь каждый раз двое-трое непременно не слушают, и приходится повторять. Надоело! Я и так опаздываю! Чунмён, сам объяснишь этим... — дверь захлопнулась за менеджером, заглушив последние слова.       Лидер-кей развернулся к безалаберной троице и вздохнул — он тоже не горел желанием повторять получасовую речь менеджера. Поэтому он постарался пояснить всё как можно более кратко. СМ решили снять проект «Экзо-кемпинг. 24 часа с Экзо» с вывозом ребят за город, ночёвкой в палатках, костром и балблабла. Немного позже, по зрелому размышлению, компания решила, что не стоит этого делать, а то мальчики ещё чего доброго простудятся и не смогут выступать. Но слухи уже просочились в сеть, и фанаты жаждали страшных историй у костра и заспанных мемберов в окружении белок. В связи с чем, СМ решило сослаться на плохую погоду и сделать «домашний кемпинг» (на этих словах Крису подумалось, что надо быть НУ ОЧЕНЬ уверенными в психическом нездоровье фанатов, чтобы предлагать им такое. И, судя по всему, СМ было более чем уверено). В двух словах, это всё то же самое, но без белок. И костра. Хотя, как раз про костёр менеджер так ничего и не сказал...       — Не сказал, говоришь? — растянулся в лучезарной ухмылке Чанни. За что получил локтём под рёбра от Бэкхёна. — Ну вот, уж и помечтать нельзя! — надулся Вирус.       Сухо кашлянул и продолжил. Отсутствие белок и костра компенсируется прямой трансляцией. План такой: все собираются в гостиной, одетые во что-нибудь умилительно-домашнее, пьют чаи-какавы-соки, жрут печеньки, треплются по сценарию. Фильмы смотрят, маются дурью. Осторожно маются дурью — прямой эфир, всё-таки. Ближе к ночи можно порассказывать настоящие ужастики и даже можно на самом деле пугаться. Ну или делать Сехунфейс. Затем все расходятся по комнатам, а для зрителей пускают заранее отснятый отрывок, как парни забираются в спальные мешки, «засыпают», на двадцатой минуте какой-нибудь канон обязательно замерзает (Сентябрь месяц. В Сеуле. В здании. Ну да) и забирается к своей «половинке» в мешок, и так все спят «до утра». То есть сорок минут от этого отрывка крутят всю ночь под видом прямой трансляции. Утром все умилительно «просыпаются» — а по факту, сначала действительно просыпаются, а затем, устранив все следы бульдозера, который ездил по их лицам всю ночь, укладываются обратно в спальные мешки и «просыпаются» на камеру — и дружно готовят завтрак. Можно подраться едой или даже что-нибудь разбить/разлить/сжечь.       — В смысле, завтрак, — быстро уточнил Сухо, заметив признаки очередной «яхочуспалитьобщежитие» улыбки Чанёля.       — Ну и в конце: «Пока, народ, вот и закончились 24 часа с экзо. Всем саранхульки, мы на тренировку». И пока команда сворачивает тут камеры, мы идём к Нуне на занятия, — подытожил Сюмин.       — И какой канон? — почти хором спросили Кай и Сехун.       — Пока не сказали, — поджал губы Бэк.       — Только бы не мы, — простонал Сэ, глядя на Лу. Олень безразлично дёрнул плечами, отведя глаза. — Мне и одному-то жарко спать!       — Эээээээй, я тоже не хочу! — возмутился Бэк. — Ты, судя по состоянию твоей простыни утром, по ночам чечётку танцуешь, — он пихнул Каланчу плечом.       — А вот и неправда! — возмутился Вирус.       Тао бросил панический взгляд на Криса, и тот закашлялся:       — Давайте поставим вопрос иначе. Добровольцы есть?       Каноны переглянулись и дружно отрицательно замотали головами.       — Может, жребий?       — О, нет! Последний раз ваши жеребьёвки закончились моим обмороком! — вскочил ДиО.       — А что, — хохотнул Лу. — Вы только представьте. Ночь, тишина, Крис встаёт, вытаскивает Кёнсу из его спального мешка и запихивает его в мешок к Чонину. Романтика...       — Только попробуйте что-нибудь подобное выкинуть, я вас ночью всех перережу и скажу, что так и было! — возмутился вокалист.       — Ох, какие мы грозные, — цокнул языком Хань. Зря.       Не злите Кёнсу. Никогда не злите Кёнсу. Перерезать он, конечно, никого не перерезал, но решил подстраховаться. Он подкараулил следующим вечером менеджера и как бы невзначай завёл разговор о ХунХанах, о том, как популярен их пейринг и как здорово было бы в грядущей передаче именно их выбрать для ночёвки в одном мешке. Менеджер как-то странно на него скосился, но сказал, что примет к сведению.       ДиО, правда, и не догадывался, что сегодня с самого утра наставнику уже успел рассказать все плюсы и минусы использования в этом шоу именно ХунХанов Крис. А в обед Чондэ, с диаграммой и сводными таблицами, между прочим. И Сюмин потом отдельно. И Кай. И Лэй, дважды. И БэкЁли.       Лу долго хмурился, наблюдая за тем как одногруппники поочерёдно куда-то исчезают, а потом возвращаются с мордами, как у кота, своровавшего сметану. Всё было чрезвычайно подозрительно, но китаец слишком поздно решил проверить, что к чему. Менеджер явился как раз в тот момент, когда Хань ненавязчиво тыкал вилкой Тао, выясняя, куда тот только что наведывался; он зашёл в общую комнату и бросил что-то Сехуну.       — Что это такое? — поинтересовался макне, поймав довольно объёмный предмет непонятного происхождения.       — Это — спальный мешок, — сложил руки на груди менеджер. — Мы посовещались, проанализировали ситуацию и решили, что тешить фанатов фансервисом будут ХунХаны!       Сэ недовольно сморщил нос, Лу устало провёл ладошкой по лицу, делая глубокий вдох. Оставшаяся группа стала кричать «Ура!» и обниматься. Но как только Хань сверкнул на них взглядом, все живо заткнулись и сочувственно закачали головами.       — Съёмки сцены вашего сна завтра, а сама прямая трансляция на якобы 24 часа — послезавтра. Чтобы за сегодняшний вечер, или ночь, — это ваши проблемы — научились элегантно исполнять трогательную ХунХановскую сцену.       — Менеджер-хён! — возмутился Лу. — Вы нам её РЕПЕТИРОВАТЬ предлагаете?!       — А ты думаешь, это так просто? Из часового отрывка вы должны двадцать минут красиво отлежать, потом Лухан ложится к Сехуну...       — Я?!       — Ну не я же. Чтобы Сехун замёрз, тут нужно северный полюс устраивать. И фанаты это знают, так что мёрзнешь у нас по сценарию ТЫ.       — Хорошо... — закатил глаза Лу.       — Потом сорок минут лежите в обнимку. Причём так, чтобы все умилялись, а не как фаршированный баклажан. Испортите дубль — всем остальным тоже придётся ещё по часу провести в мешках. Мы ведь этого не хотим, правда? — Сэ подсел поближе к Лу, заметив, как недобро забурчал народ. — Так что потрудитесь отрепетировать. Насчёт прямого эфира подробнее поговорим завтра, когда ЭТО отснимем, — он одарил снисходительным взглядом ХунХанов. Сэ ткнулся лбом в плечо Лу, бормоча «Ну блин, и чего теперь? Посреди гостиной репетировать?» — А сейчас живенько все на занятия по русскому! Учительница вас уже ждёт! ...       — Представляешь, Нуна?! «Домашний кемпинг»! — возмущался Сэ.       — Эй... а что это мы так губки поджимаем, глазки отводим, Мелкая? — поинтересовался Лу. — Что ты об этом знаешь?       — Ну, когда они спорили насчёт этого кемпинга, я как раз принесла переведённые бумаги...       — И?       — И я могла случааааайно ляпнуть, что фанаты будут смотреть даже, как сохнут ваши носки в режиме реального времени...       — НУНА!!!       — ЧТО?! Я же не знала, что они это воспримут всерьёз. У них совсем нет чувства юмора.       — Сыпасиба, Нуна! — раздалось несколько голосов.       — Ну проститееееее, — виновато сдвинула брови девушка. О том, что фансервис тоже был её виной, она благоразумно решила промолчать. Позвоночник целее будет. — И вообще, начинаем занятие! =============== (прим. автора) С этого момента и до конца главы с курсива снимается должность показателя русского языка. Тут он просто курсив. =============== ***       — Крис, зараза, прекрати ржать! — пыхтя и спотыкаясь, Хань уже в шестой раз пытался заползти к Сехуну в мешок, не сломав при этом ничего ни себе, ни ему.       Тренировка была перенесена из гостиной в комнату Криса и Лу почти сразу, так как Чанёль спрятался за диваном с мобильником и стал это снимать. И, кстати, очень удивился, что его разоблачили. Конечно, он же так хорошо маскировался, торча из-за дивана по грудь и угорая в голос. Теперь над ними ухахатывался только Ифань, сидя на своей кровати. Он был единственным, кому нельзя было запретить доступ в комнату. Увы, у Сухо разболелась голова, и он попросил не выбирать их с Сэ комнату в качестве убежища. Приходилось терпеть.       — Вы не пробовали молнию расстегнуть? — поинтересовался Ифань на шестой попытке.       Лу окинул взглядом Сехуночервя, валяющегося между кроватями, и сделал фейспалм. Определённо, надо меньше общаться с Лэем. Пока кореец боролся с застёжкой, Крис продолжал сиять, как новогодняя гирлянда, а Лу испепелять Фаня взглядом. Наконец макне торжественно распахнул «одеяло» и поманил Лу пальчиком, по своей вечной привычке одновременно облизнув губы. От этого жеста поперхнулся даже Крис, а сам Хань так вообще чуть не умер от кашля. Отдышавшись, Лу злобно запустил в угорающего одногруппника подушкой, но тот успел увернуться.       — Хён, ну долго тебя ждать? — возмутился Сэ, лежавший спиной к Фаню и не имевший счастья лицезреть его наглую ухмылку.       — Иду я. Нет, ну Сэ... застегни мешок обратно. Это же ночь, ты спишь... А я замёрз, — Лу мысленно нарисовал себе как Криса, который только что всхрюкнул, уткнувшись в подушку, расплющивает асфальтовый каток. Так, знаете, мееедленно. — И я такой подхожу, наклоняюсь... расстёгиваю мешок... забираюсь...       — Хань, ты комментируй, комментируй! Чего замолчал-то? — да, это опять Крисотролль.       — Блин, а как я мешок застёгивать буду?! — пробормотал в ключицы лежащего на боку Сэ Лу Хань. — Так, заново! Мне надо, значит, к тебе спиной лечь. Ещё раз... подхожу, расстёгиваю... Сехуни! Прекрати на меня таращиться! Ты СПИШЬ!!!       — Ой, прости...       — ...расстёгиваю, ложусь... застёгиваю... Сехун, коленка! Блин... нога где...       — Вам там не тесно? — выдавил сквозь смех Крис.       — Нет. Нормально, — хмыкнул Сэ, обвивая руками хёна. — Развернуться даже можно при желании.       — Ну да, при желании.       — КРИС, МАТЬ ТВОЮ! — прошипел Лу, расстёгивая мешок и выпадая на пол. — Иди отсюда, будь другом. Иди, иди, ночуй у Чунмёна!! А то я тебя сейчас пристрелю!       — Тоже мне напугал, — выгнул бровь Крисус, но как только Лу Хань стал подниматься, бормоча что-то на китайском, живо сгрёб подушку и вальяжными перебежками двинулся к выходу. — Так уж и быть. С вами всё равно тут не уснёшь, — и живенько хлопнул дверью.       Лу подошёл и щёлкнул замком.       — На случай, если это счастье надумает вернуться, — пояснил он.       — Окей. Ещё разок?       — Ага, — обречённо выдохнул Хань. ...       После двадцати минут мучений Лу сумел-таки элегантно выполнить все расстегни-ложись-застегни процедуры и облегчённо откинулся затылком на плечо обнимающего его за талию Сэ. Восстановив слегка сбившееся от всех этих наклонов и приседаний дыхание, Лу заёрзал, пытаясь улечься поудобнее.       — Хён, от тебя... очень жарко.       — ЧТО?!       — Говорю, ты вон даже вспотел, пока туда-сюда бегал, — макне аккуратно вытер ладошкой его лоб, заодно приглаживая назад влажные волосы.       — Фууууух, ну да, — облегчённо выдохнул Хань, мысленно пиная себя за неверную трактовку реплики. — Сколько нам так лежать? — он знал ответ на этот вопрос, но ему не хотелось неловкого молчания. А сейчас оно бы точно вышло неловким.       — Сорок минут где-то.       — Ясно...       — ...       — Думаешь, не сваримся за это время?       — Надеюсь, — хихикнул Сэ, щекоча дыханием ухо Лу.       — Убить бы наших работодателей... Но мы ж сами на это подписались!       — ...       — Эй? — но Сэ молчал, только как-то сосредоточенно сопя.       Некоторое время они лежали молча. Сехун с неизменными сдвинутыми бровями сосредоточенно рассматривал противоположную стену, видимо, принимая какое-то важное решение. Хань мысленно убивал весь пиар-отдел и уже успел себя три сотни раз отругать за то, что согласился на всё это, а не поставил какой-нибудь ультиматум менеджеру. Ему было жарко, некомфортно и...       — А знаешь... — вдруг подал голос макне.       — Что?       — ...       — Сехун, ты чего замолчал?       — Ну...       — Что?!       — Не злись только...       — Сэ. Хун.       — Просто... я вот, лично... на самом деле... не против так полежать... чуть-чуть подольше даже... — тихим шёпотом опаляя шею Лу, пробормотал макне. Он нашёл руку хёна и переплёл их пальцы, укладывая её Лу на живот. — Можно?       — Угу, — всё что смог выдавить Хань.       Этот жест. Они делали его уже миллиард раз. На концертах, на шоукейсах, на фансайнах. Просто-напросто переплетённые пальцы. Так почему же он пустил по телу Ханя разряд электрического тока, заставляя даже волосы на затылке встать дыбом? Или это виноват шёпот, который он буквально чувствовал кожей? «Ты знаешь ответ, Лу Хань, ты знаешь!» Китайцу пришлось сделать глубокий вдох и выдох, напоминая себе, что Сехун — просто ребёнок, который его очень любит, и он не должен всё это так остро воспринимать. «Думай о нём, как о брате, Хань. О маленьком братике». Но эта грудь, к которой была прижата его спина, и эти руки, обнимающие так нежно, вызывали совсем не братские чувства. Ох, не братские.       Лу прикрыл глаза, молясь, чтобы Сэ не заметил, как колотится его непослушное сердце, и решил думать о чём-то отстранённом. Получалось плохо, мысли путались. Тогда китаец пошёл со своим сознанием на компромисс — он будет думать о Сехуне, но не о том, который сейчас лежит рядом, а о том, которого он когда-то давно встретил в коридорах СМ. *флэшбэк*       Конец 2008ого. Сэ четырнадцать, а Лу восемнадцать. Оба только стали трейни. Один китаец, другой кореец. Один выглядит как Бэмби, а сам просто омут с чертями; у второго на лице написано, что он ненавидит весь мир, но на самом деле он милый, добрый, любознательный мальчишка. Один студент-иностранец с прекрасным знанием корейского; второй — школьник, который шепелявит и даже собственное имя не может нормально произнести, а его 谢谢* звучит так, будто он дразнится. Проще говоря, ничего общего.       Впервые их познакомила одна надоедливая каланча, которая, казалось, знала всех, ну просто ВСЕХ и каждого. Лу возвращался со своей тренировки вместе с Крисом, а на встречу по коридору неслось недоразумение по имени Пак Чанёль, тащившее за собой едва поспевавшего за его уже тогда семимильными шагами мальчишку. За два шага до китайцев Пак затормозил, забыв, правда, об этом предупредить своего спутника, и тот с разбегу впечатался в Лу. Извиняясь и потирая ушибленный локоть, мальчишка помог Ханю встать. Лицо при этом у него было такое, будто это Лу в него сейчас впечатался, а не наоборот. Прежде чем китаец успел возмутиться по этому поводу, заговорил Чанёль, сияя своей фирменной улыбкой:       — О, парни! Раз вы всё равно тут... Знакомьтесь! Эт О Сехун, он тоже недавно стал трейни. Сехун, это Ифань, но все зовут его Крис, и Лухан!       — Лу Хань, — огрызнулся Лу. Его бесило, когда его имя коверкали*.       — А я что сказал? — искренне недоумевал пока-ещё-не-Вирус. Хань попросил богов, чтобы это ходячее несчастье и он, когда придёт время, попали в разные группы. Что ж, в некоторой степени его желание всё же сбылось. — Так, короче, они китайцы. Вот этот, — он ткнул пальцем в Лу, — очень круто говорит по-корейски, а этот, — Пак махнул головой в сторону Криса, — хреновенько так, зато по-английски шпарит! Сехун, ну сделай лицо попроще... — пробасил Каланча. — Ребят, вы не смотрите, что у него покерфейс такой, он всё время так ходит...       Лу, у которого начиналась в присутствии Чанёля мигрень, бросил на него взгляд исподлобья и произнёс две фразы на китайском. Крис мгновенно нахмурился и пригвоздил будущего репера взглядом.       — Что ты сказал? — занервничал парень, отступая.       — Что это ты вчера разбил его фоторамку. Ту самую, за которую он обещал убить виновного.       — Но это же не я. И я такого не говорил!       — Но он ведь «хреновенько говорит по-корейски», — коварно ухмыльнулся Лу.       В следующую секунду Чанёль улепётывал вниз по лестнице от Криса, вопя «Это не я, не я!!... Сехун, иди на занятия!... Не я! Да послушай же ты!!!». Хань удовлетворённо хмыкнул и поднял сумку с пола, собираясь уходить. Но его аккуратно потянули за локоть. Ах да, новенький мальчишка.       — Я тут всего пару дней, Чанёль-хён обещал отвести меня...       — Я тебе не нянька, знаешь ли.       — Ой, чё ты злой-то такой? — надулся Сэ.       — А ты язык прикусил, что ли? Чего шепелявишь? — поинтересовался Лу, расслышав дефект речи собеседника.       — Мне, кстати, пятнадцать, — якобы проигнорировал вопрос китайца мальчик, хотя кончики ушей у него явно покраснели. — А тебе сколько лет?!       — Девятнадцать*.       — Врёшь?! — уронил челюсть пока-ещё-не-макне. — Ты максимум на год меня старше!       — Жизнь полна сюрпризов, малыш, — похлопал ему по макушке китаец. Тогда ещё эта макушка была чуть ниже его собственной. — А сейчас не задерживай хёна. У него дела, — пропел Олень сладким голоском, будто разговаривал с шестилетним. — Пока, О Фехун.       — Взрослый, а дразнишься, — показал ему язык Сэ.       Но Лу этого не видел, он уже скрылся за поворотом. А последнее, что он успел услышать, было обиженное «Пока, вредный Лу Хань». На секунду Лу замер — Сэ был первым корейцем, который правильно произнёс его имя. Услышав его всего один раз?! Тряхнув головой, китаец зашагал дальше. Скорее всего, ему просто показалось. ...       Во второй раз судьба столкнула их лишь в феврале 2009ого, на вечеринке по поводу получения Шайнями премии «Лучший новый исполнитель». На этот раз Сехуна притащил к Лу пока-ещё-не-Кай. И если Хань сначала не узнал паренька (даже не из-за того, что их встреча была так мимолётна и не очень-то дружелюбна, а потому что теперь тот был даже капельку выше, чем китаец, с модной стрижкой и улыбался), то мальчишка его очень даже узнал:       — О, так мы знакомы, Чонин! — голос тоже изменился, он начал ломаться, но шепелявость живо подсказала Ханю, кто перед ним. — Это вредный-хён-друг-Чанёля Лу Хань!       Опять. Он опять произнёс его имя верно! Лу даже забыл возмутиться, что Чанёль ему не друг.       — Да? — удивился Чонин. — Ну тогда поболтай пока с ним, а я пойду подолью Чунмёну алкоголя в его сок. Тоже мне, Мистер Правильность! — и парень скрылся в толпе.       — Ну, привет! Видишь, — гордо выпятил грудь Сэ, оборачиваясь к Лу. — Я теперь выше тебя!       — Но по-прежнему младше на четыре года, — хмыкнул Хань, отпивая из своего стакана. — Я тебя даже не узнал без кирпич-лица. Изменился, да.       — Зато ты, смотрю, всё такой же вредный.       — Наблюдательный. Далеко пойдёшь, — усмехнулся китаец, глядя в сторону.       — А почему? — спросил Сэ, покачиваясь с пятки на носок.       — Что?       — Почему вредный? — О, а вот и знакомое кирпич-лицо.       — А мне однажды сказали, что у меня сердце ледяное, — внезапно серьёзно проговорил Лу, Сэ удивлённо замер. Но китаец быстро вернул ухмылку и добавил. — Вот, стараюсь соответствовать.       — Глупости это всё. Вот, смотри, — Сехун приложил ладошку к груди Лу. Китаец дар речи потерял от такой наглости. — Нормальное у тебя сердце. Тёплое, бьётся, — он пожал плечами.       — Ты понятие «метафора» когда-нибудь слышал? — изогнул бровь Лу Хань, ударяя мелкого по руке.       — А ты слышал, что подстраивать своё поведение под чьи-то слова — глупо? — недовольно буркнул кореец, потирая тыльную сторону ладони.       — Очень наглое заявление, учитывая, что мы знакомы пять минут.       — Технически, мы уже полгода знакомы, — хмыкнул О. Хань насмешливо фыркнул, глядя в сторону, и снова отпил из стакана. — А что ты пьёшь? — внезапно поинтересовался Сэ.       — Тему сменил, да? — усмехнулся Олень. Тогда Хань ещё не знал, что для этого надоедливого корейца подобные внезапные вопросы не в тему — норма жизни. — Ал-ко-голь, малыш. Тебе такое ещё рано, — Лу одарил его снисходительным взглядом.       — Тебе же тоже ещё нельзя!       — Мне можно всё, — Лу покачал жидкость в стакане и снова поднял глаза на Сэ. — Например... Могу даже взять и споить тебя. Без малейших угрызений совести. Хочешь? — коварно ухмыльнувшись, он протянул Сэ свой стакан, ожидая что тот пошлёт его и наконец отстанет. Кто же знал, что эта мелкая гадость схватит этот самый стакан и выпьет залпом до дна. — Ты... ты что творишь?!       — Ты же сам предложил. Ой, какая же гадость! — по-детски скривился Сехун.       — С ума сойти! — всплеснул руками Лу. — Ну-ка идём!       Схватив отплевывающегося Сехуна за руку, он потащил его за собой, глазами выискивая Чонина. Тот обнаружился в дальнем конце зала возле Чунмёна, который подозрительно принюхивался к своему напитку. Хань грозно вручил растерянного Сехуна танцору и заявил, что не намерен тут развлекать детский сад и потом ещё нести ответственность за его выходки. Пригрозив, что выкинет их из окна, если они ещё раз к нему сегодня приблизятся, Лу отобрал стакан у Чунмёна и молча скрылся в неизвестном направлении. Сэ и пока-не-Сухо вопросительно уставились на Чонина. Тот только пожал плечами.       Но вновь оказаться ближе, чем на расстоянии пушечного выстрела, этим вечером им всё же пришлось. Причём достаточно скоро — где-то минут через сорок. И подходить пришлось Лу к Сэ, а не наоборот. За полчаса кровь разогнала алкоголь по юному организму, и Сехун стал со всеми вокруг обниматься, здороваться, игнорируя даже тот факт, что иногда это были стулья или колонны. Чонин был слишком увлечён спаиванием Чунмёна, чтобы следить за своим приятелем, поэтому поздно заметил, что тот карабкается на стол. А точнее, он заметил это, только когда Сехун, пританцовывая, уже начал стягивать с себя футболку.       Чонин прислонил шатающегося Чунмёна к стене и рванул спасать пока-не-макне. Но его опередили: на стол запрыгнул чрезвычайно злой Лу Хань, натянул футболку обратно на протестующего Сэ и, сграбастав его поперёк талии, стащил горе-стриптизёра на пол. Затем он отвесил ребятёнку подзатыльник и велел немедленно найти Чонина, чтобы тот отвёз его домой. Но Сэ только повис у китайца на шее, бормоча что-то про то, что тот вредный, но наверняка хороший в глубине души. Это только разозлило Ханя ещё больше, потому что в глубине его души две минуты назад действительно ни с того, ни с сего, проснулась, отряхнулась от слоёв пыли и выползла на свет крохотная, давно позабытая совесть. Именно она, вопреки всем законам здравомыслия, заставила Лу залезть на стол, чтобы стащить оттуда одну малолетнюю пакость.       Но прежде чем Лу успел стряхнуть с себя прилипучего ребёнка, к ним, одновременно с Чонином, подлетел Тэмин и сообщил, что трейни надо очень срочно сматываться, потому что менеджер начал злиться, и у всех будут проблемы. Лу спихнул Сэ на Чонина и уже собрался развернуться и забыть всё, как страшный сон, но тут в другом конце зала что-то с грохотом стал ронять Чунмён. Танцоры ойкнули и, снова свалив Сэ на китайца, умчались в другой конец зала. Тихонько матерясь, Лу вытолкал спотыкающегося Сехуна в коридор. Через пару минут к ним присоединился Чонин с опирающимся на него Чунмёном. Танцор виновато потупил взор и сказал, что двоих он не довезёт. Лу подавил в себе желание убивать и процедил сквозь зубы только одно слово: «адрес».       В такси Сехун пел, пытался танцевать и всё время лез обниматься. Лу раздражённо тёр виски и облегчённо вздохнул, лишь когда у мелкого наконец кончился заряд, и тот уснул. Оно было во многом к лучшему. Пусть Оленю пришлось тащить сонно сопящего Сэ на спине, но зато не пришлось объяснять его матери, почему её сын, простите, в дрова. Лу просто сказал, что тот уснул, а Чонин занят. А он Лу Хань. Да, новый друг. ...       Лу не мог точно сказать, было ли это потому, что Сехуну мама рассказала, что он назвался его новым другом, или же просто потому что кое у кого очень богатое воображение, но с этого дня они стали видеться гораздо чаще. Причём мнение Ханя на этот счёт никто не спрашивал. Сэ просто приходил на те же тренировки, часто подсаживался рядом за обедом и много болтал. Раздражающе много и шепеляво болтал. На все обидные замечания он всегда дулся, но скоро приходил снова и, как ни в чём не бывало, продолжал свои разговоры. Лу неохотно отвечал на вопросы, которые просто сыпались градом из Сэ. Но игнорировать его было себе дороже, потому что тогда он начинал сам придумывать ответы и плести несусветную чушь. А ещё он таскал у Лу еду, мешал ему распеваться, мог пролить воду на сменную одежду китайца в самый неподходящий момент, приводил своих надоедливых друзей за его стол за обедом и брал вещи, забывая их вернуть.       Но... зато Сэ мог поделиться с Лу чем угодно, даже если это его любимое печенье и оно последнее. Когда китаец пел, он слушал, открыв рот, сидя на подоконнике и смешно болтая ногами. Друзей он приводил, потому что ему казалось, что человеку очень грустно есть одному. Тем более, его друзья были в принципе общими знакомыми. Вещи он портил или забывал вернуть только из-за собственной несобранности и всегда очень долго извинялся. Один раз он даже уставший, после тренировки, смотался домой и вернулся к общежитию, чтобы отдать вещь. А ведь на самом деле Ханю и не так уж срочно она была нужна, и Сэ он так сказал, лишь чтобы его отчитать.       За полгода Лу узнал о Сехуне больше, чем хотел бы за всю жизнь. Да и о себе, пожалуй, тоже. Дурацкая совесть росла и крепчала, да и назойливый мальчишка становился уже таким привычным, что со временем почти перестал раздражать. Но иногда его всё ещё по-детски наивные ремарки копали слишком глубоко...       Хань собирался в Китай, и Сэ скакал вокруг него последние два дня, как заведённый.       — Хён, хён, хён, а на сколько ты едешь?       — На восемь месяцев.       — Так долго?! Это же почти целый год! — сложил губки бантиком Сэ. — А ты будешь звонить?       — Зачем мне тебе звонить? — вздохнул Лу. — Наоборот, отдохну хоть от тебя.       — Ты всё такой же вредный, знаешь, — насупился парень.       — Ох, ну можешь мне писать. — Сехун засиял. — Только не чаще чем раз в неделю! И не вздумай звонить! С твоей трепотнёй мы разоримся на телефонные счета.       — Скайп!       — У меня нет скайпа, и я не собираюсь его ради тебя заводить, — покачал головой Лу, наблюдая, как Сэ перегибается через перила моста, на котором они стояли. — Упадёшь ведь! — он потянул корейца за капюшон. Сехун выпрямился, но продолжал смотреть на воду.       — Ну сувенир хоть привезёшь? — обиженно пробубнил Сэ.       — У Криса попроси, он через две недели вернётся, — отмахнулся Лу.       — Хён... — он вдруг заговорил серьёзным голосом. — А... Тебе не будет одиноко?... Знаешь, просто ты вот вроде всегда со всеми, но... один. Я не хочу, чтобы тебе было одиноко... Ты ведь хороший, правда. Просто сам этого не знаешь...       Лу молчал. Но в груди зашевелилось что-то забытое, что-то из детства — чистое, нежное, хрупкое, светлое. И это немного пугало. ...       — Вреднючий хён!!! Ты не ответил ни на одно моё письмо!!!       — Я разрешил тебе писать, но не сказал, что буду отвечать, — фыркнул китаец, выпутываясь из объятий шепелявого недоразумения, которое приехало встречать его в аэропорт и чуть с ног не сшибло, как только он вышел в зал ожидания.       — А я всё равно очень рад, что ты наконец вернулся, — сиял Сэ. — И знаю, что ты тоже скучал. И никакие твои колкости мне не испортят настроение! Пошли есть мороженое?       Это звучало так нелепо из уст парня, который теперь был на целые полголовы выше китайца и говорил приятным низким голосом. Мальчик вырос. И ещё больше похорошел.       — А как ты отдохнул? А что ты делал? А сувенир мой где? Ты чем занимался? А у нас тут столько всего! Меня за танцы хвалят, а вот препод по вокалу недоволен, но я стараюсь, — тараторил Сэ. — И знаешь, к нам ещё трейни пришли, а я познакомился с одним, который, представляешь... Эй, хён, ты меня слушаешь? Ты о чём задумался?       — Думаю, как же тихо было в Китае! — усмехнулся Олень. И пугающее чувство в груди снова дало о себе знать, хотя Ханю казалось, что за эти месяцы оно исчезло.       Жизнь снова потекла своим чередом, будто Лу никуда и не уезжал. Обычная рутина тренировок, обеды вместе с Сехуном и прочими трейни, шепелявая болтовня. Разве что, среди трейни появилось немало новых лиц и исчезло несколько старых. И ещё... Хань стал всё чаще ловить себя на том, что заглядывается на Сехуна. Ему нравилось, как он улыбается, смеётся, смущается, злится. Как он закидывает руку Ханю на плечо, когда они смотрят выступления других. Лу часто оставался, чтобы посмотреть на тренировки группы, в которой занимался Сэ, хотя раньше ни за что не стал бы тратить время на подобную чушь. Парень божественно танцевал, даже лучше самого Лу. Между прочим, последний раз китаец признал подобный факт только в отношении Чонина. А ещё Лу очень нравилось, как стекают капли по телу Сэ, когда он выходит из душевой. Да что там капли! Он просто грезил этим прекрасным телом, этими губами, которые вечно облизывает острый язычок, этими тонкими пальцами... а ещё глазами, руками, шеей, голосом, смехом, улыбкой, дурацкой шепелявостью, и вон той родинкой... Любовь? Пфф, чушь какая. Лу Хань его просто хотел, очень... Так ведь?       А он привык получать желаемое. Сначала ему казалось, что с Сехуном это будет просто, как дважды два — парень и так к нему лип, нужно было его только правильно подтолкнуть. Но упрямый мальчишка с врождённым покерфейсом, к огромному удивлению Лу, никак не подталкивался. Все двусмысленные намёки Сэ воспринимал только в одном, самом невинном, смысле и в упор не видел того самого, который вкладывал в свои действия и фразы Лу. Все зажималки и прижималки он либо расценивал как шутку и только звонко смеялся, либо считал дружескими объятиями и просто жался к Ханю, как котёнок. Когда Лу запускал руки ему под футболку, Сэ лишь отбивался, вопя, что ему щекотно или что у китайца руки холодные. А когда Хань однажды поцеловал его в шею, разболтал об этом Чанёлю, утверждая, что «Лу-хён хотел чмокнуть меня в щёку, но не допрыгнул!» После чего Каланча ржал над ним несколько недель. И, само собой, Хань бесился, потому что на все эти реверансы он убил несколько месяцев, а результат даже на горизонте не маячил. И тогда он решил взять быка за рога. Или, точнее, Сехуна за... а, в прочем, неважно. ...       Как-то после одной из поздних тренировок Лу подсел к Сехуну и заговорщицки предложил:       — Малыш, пошли ко мне?       — Правда? — удивился Сэ. — Чего это ты вдруг? — внезапно насторожился он.       — Я тебя в гости не могу позвать, что ли? — «так, главное его не спугнуть».       — Просто... Да нет, — Сэ тряхнул головой и улыбнулся. — Я с удовольствием. Что будем делать?       Прямым текстом Лу сказать не мог (когда это стало проблемой?!). Надо было какой-нибудь распространённый эвфемизм использовать...       — Кофе попьём?       — Хён, я ж не пью кофе. — Лу захотелось треснуть себя по лбу. Спасало только то, что Сэ сам всегда выкручивался из подобного: — Давай лучше фильм посмотрим? Тот, который мы в кино пропустили.       — Давай. Только никаких Чанёлей и Чонинов не зови, — быстро уточнил он.       — Не буду. Хочу вдвоём с тобой его посмотреть, — улыбнулся Сэ.       — Тогда собирайся, идём.       — Только надо зайти будет, диск купить. Ой, а уже так поздно... Надо маме позвонить, — Сэ быстро закидывал вещи в сумку. — А можно я на ночь останусь? А ещё я слышал, тут неподалёку кафешка открылась, «Бабл Ти» называется. Ты когда-нибудь такую штуку пробовал? Говорят, вкусно. Давай тоже как-нибудь сходим? Можно даже просто сейчас взять с собой и...       — Сехуни, прекрати трепаться, идём уже.       Они впервые гуляли только вдвоём, без прочих трейни, с тех пор как Лу вернулся из Китая. И кореец не замолкал ни на минуту, пока они шли. Что-то рассказывал, размахивал руками. То останавливался, пытаясь выглядеть звёзды, тыча пальцем в небо. Залипал у магазинов, разглядывая товары и мечтая, что он станет себе покупать, когда дебютирует и разбогатеет. Хань и сам не заметил, как тоже стал шутить, таскать его от одной витрины к другой, читать по слогам иностранные вывески и придумывать им дурацкие рифмы. На двух языках выходило ещё веселее.       Диск покупал Лу, потому что Сехун, настаивавший на том, чтобы они поделили стоимость, забыл кошелёк в раздевалке. Ещё и Бабл Ти оказался закрыт. Расстроенный Сэ взял с Лу обещание, что они туда сходят обязательно — завтра или ещё когда-нибудь. В качестве компенсации Хань купил ему мороженое... и, глядя, как он его лижет, впервые в жизни почувствовал себя педофилом. Под тихое «что ж ты творишь» давно обжившейся у Лу совести, китаец чётко представил ситуацию со стороны: купил ребёнку мороженое и ведёт его соблазнять. Дожили. «И даже суть не в том, что ты тут слюнями капаешь на шестнадцатилетнего парня. А в том, что этот парень — Сехун. Верящий тебе всем сердцем Сехун. Ты последний мудак, если так с ним поступишь, Лу Хань». Стараясь скрыть своё смятение, китаец запустил Сэ в квартиру. Почему с этим мальчишкой всё всегда не так?!       Фильм, в итоге, оказался скучноватым, и Сэ стал клевать носом. Но когда Лу предложил ему выключить кино, тот отрицательно замотал головой.       — Нет, я тогда совсем усну, быстро наступит утро, и мне придётся идти в школу, — он прижался щекой к плечу Лу, сидящего рядом. Потом он замолчал и спустя пару минут тихо-тихо продолжил. — Знаешь, хён... Парни считают, что зря я с тобой общаюсь. Говорят, что я тебя выдумал.       — То есть, что я твой воображаемый друг? — усмехнулся Лу.       — Нет, — усмехнулся Сэ в ответ. Но потом вновь погрустнел. — Они говорят, ты что-то замышляешь, а я просто доверчивый и придумал себе, что ты хороший... — Лу показалось, что ему горло сдавила невидимая рука. «Правду говорят они, Сехуни, правду». — Но это ведь не так, хён! — вдруг упрямо сжав губы, заглянул к нему в глаза Сэ. — Ничего я не придумывал, а... просто разглядел в тебе то, что ты так усердно прячешь, потому что тебе кто-то когда-то ляпнул чушь про ледяное сердце. Мы же оба знаем, что ты не такой. Ты добрый и весёлый. Я хотел бы, чтобы другие это тоже видели, хён!... — с горящими глазами тараторил Сэ. — И что бы они ни говорили, я верю тебе и действительно очень сильно тебя люблю. Ты просто знай это, хорошо? — У Лу в груди что-то с треском разбилось. Вероятно, тот самый лёд. — Знай, что у тебя есть друг, на которого ты всегда можешь положиться. Глупый и бесполезный друг, который, к тому же, ещё и младше тебя, но всё-таки...       Хань просто сгрёб удивлённого замолчавшего Сехуна в объятья, зарываясь носом в его волосы, чувствуя как внутри, освободившись от оков, разливается то самое чувство. Забытое, из детства, тёплое, яркое, светлое. И оно больше не пугало. Оно заполняло его целиком, до кончиков пальцев.       — Ты замечательный, Сехуни. Спасибо тебе.       Лу слушал, как Сэ счастливо смеётся, обвивая его руками, и думал, что он скорее переломает себе все пальцы, чем когда-нибудь навредит ему. Теперь он будет защищать этот хмурый лучик солнца от всего мира. И, прежде всего, от себя самого.       — Хён...       — Ммм?       — А пошли ещё погуляем? Я покажу тебе ночной Сеул. И сам посмотрю.       — Проспишь школу...       — Ну Лу Хаааааааань.       — Ладно, — усмехнулся Лу. — Пошли. ...       Ну а дальше всё завертелось, закрутилось...       Благодаря Ифаню в их компании появился ещё один китаец — Тао. А Кай стал притаскивать на обеды ещё одного нового паренька, До Кёнсу, и перестал наконец так сильно изводить Чунмёна. Потом поползли слухи о наборе в новую группу, к трейни присоединился Бэкхён, и Лу стало казаться, что Чанёля стало в два раза больше. Сэ оставался таким же радужным, только стал чуть меньше болтать и всерьёз занялся китайским.       Ребята перестали подозрительно относиться к взаимоотношениям Лу Ханя и Сехуна и, хоть они никогда этого не говорили, но им нравилось, как менялся Лу рядом с Сэ. Конечно, оленья язвительность и лёгкий флёр самовлюблённости никуда не делись, но общаться с ним стало на порядок легче. А сам Хань стал замечать, что всё чаще остаётся в компании не только из-за пресловутой «вынужденной социализации», а потому что ему действительно хорошо с этими людьми.       Потом было распределение и дебют. Парням досталась, вроде как, одна группа, но всё же разные. Сехун шутил, что желание, которое он столько раз загадывал, исполнилось с подвохом. Зато теперь, находясь в Китае, Хань отвечал на все его письма и даже завёл скайп. Над их близкими отношениями одногруппники стали подшучивать, но, зная Лу, делали это, только находясь на безопасном расстоянии. Чаще всего в другой стране. Никто не удивился, когда этих двоих поставили в пейринг, и тот почти мгновенно стал самым популярным. Лу, лично, беспокоил только один момент:       — Айщщщ! Ну почему ХунХаны?! Я же старше!       — Спроси у фанатов, им виднее, — смеялся Сэ. — А, по-моему, очень даже классно звучит.       — Мне кажется, я дурно на тебя влияю...       Если задуматься, наверное, было что-то неправильное в объятиях, прикосновениях и трепетной заботе, с которой эти двое относились друг к другу. Так могут общаться только дети или те, кто состоит далеко не в дружеских отношениях. Но у этой парочки всегда была своя атмосфера, и рушить её раздумьями они не собирались. То, что остальные творили только на камеру, для этих двоих было повседневностью. Для них было нормально сидеть друг у друга на коленях, целовать друг друга в щёки, постоянно обниматься. Хотя, скажи кто-нибудь Ханю несколько лет назад, что двое взрослых парней себя так ведут, он бы поставил всё, что у него было, на то, что между ними не просто дружба. И, в некоторой степени, оказался бы прав. Лу до сих пор не знал, как ему характеризовать эти отношения. И ещё ему казалось, что работодатели просто издевались, разлучив их, но поставив в пейринг. Но с другой стороны, в моменты их встреч они могли сколько угодно обниматься и перешёптываться даже на сцене. Хорошо, когда можно совмещать приятное с полезным.       И среди всех разъездов, гастролей, тренировок, фансайнов Лу Хань научился любить Сехуна исключительно братской любовью. По крайней мере, ему так казалось. До сегодняшнего дня. *конец флэшбэка*       Сехун беспокойно заёрзал. У Лу, который, улыбаясь своим воспоминаниям, уже почти достиг дзен, снова всё вспыхнуло внутри. «Ох, что ж ты делаешь, малыш?» подумал он, закусывая губу.       — Сехуни, перестань копошиться. И без этого жарко.       — У меня ухо чешется, — пробормотал макне.       — Господи, ну почеши!       — Не-а, я не хочу отпускать твою руку. И тебя самого.       «Сехуни, ну не доводи до греха».       — Боже мой, подвинь сюда голову, — вокалист протянул к нему свободную руку над своей головой. Сэ послушно прижался своей щекой к щеке хёна, сокращая и без того ничтожное расстояние между их телами, и этим едва не лишая Лу Ханя чувств. Пытаясь сохранять ровное дыхание, китаец нащупал Сехуновское ухо. — Тут?       — Ага... — почти промурлыкал макне. — Чуть правее... Спасибо, хён!       Кореец отстранился и чмокнул Лу в щёку. Ну как в щёку... он случайно всё же задел уголок губ. Или не случайно? У вокалиста ещё раз все внутренности сделали сальто, пока макне укладывался на место. Надо было спасаться бегством, пока не стало слишком поздно.       — Сехун, давай уже заканчивать, а? — осторожно предложил китаец.       — Но ещё и полчаса не прошло... — прошептал ему в затылок Сэ.       — И всё же... давай.. мы... — пытаясь унять головокружение, мямлил Лу.       — Не пущу, — совсем не по-детски выдохнул такой родной низкий голос, и парень крепче прижал к себе хёна.       Видите ли, Сэ был уже не тем шестнадцатилетним мальчишкой, а взрослым девятнадцатилетним парнем, который всё так же сильно любил хёна, но... с небольшой поправкой на ветер. И вот уже около полугода старался ненавязчиво донести это до Лу. Но тот был в танке. Спустя все годы, что китаец так тщательно оберегал Сехуна от себя, он стал не в состоянии заметить, что ребёнок-то вырос. Объятия, переставшие быть такими уж невинными, Хань списывал на фансервис. Намёки? Он хоть на них и реагировал, но мгновенно напоминал себе, что тут от него требуется прямая трактовка текста. И, конечно, вокалист никогда не замечал взглядов «сегоднякто-тонедойдетдомой» в сторону других мемберов, с которыми он фансервисил при макне. Или то, как Сэ заворожено наблюдает за каплями, стекающими по телу Ханя, вышедшего из душа...       «Ещё и молнию на мешке заело, с ума сойти!» Лу готов был выть от отчаяния. Попытки отцепить от себя эти обжигающие руки успехом не увенчались. Лу не знал, чего ему хотелось больше — убивать или умереть. Хотя, нет. Знал. Ни то и ни другое. Слишком тесно, слишком жарко. Слишком Сехун.       — ГОСПОДИ, СЕХУНИ, НУ НЕЛЬЗЯ ЖЕ ТАК ИСКУШАТЬ ХЁНА!       «О, чёрт, я сказал это вслух! Боже, да расстегнись же ты, ЧЁРТОВА МОЛНИЯ!!!». Лу, в панике хватая ртом воздух, из последних сил боролся со своими желаниями, пока не...       — Сехун?... Это что?... — срывающимся голосом, чувствуя, как остатки разума и самоконтроля покидают его, словно песок, утекающий сквозь пальцы, поинтересовался Лу, почувствовав, как ему в бедро что-то упёрлось.       Произнести самый очевидный и правдивый ответ у Сехуна ну никак язык не поворачивался. Поэтому он просто промычал что-то невразумительное. Точнее, в связи со сложившимися обстоятельствами, он простонал нечто невразумительное, окончательно снеся Ханю крышу. Китаец и сам не понял, каким образом он оказался лицом к Сехуну, прижимаясь к нему всем телом и подставляя губы под поцелуй.       О, как же давно он хотел узнать вкус этих губ! Они оказались слаще любых его фантазий. Поцелуи выходили рваными, жадными, обжигающими. Голова шла кругом, Лу боялся открыть глаза, боялся, что это ему всё просто кажется, и что макне может исчезнуть из его объятий в любой момент, оказавшись лишь плодом его воспалённого воображения.       Сехун тонул в захлестнувших его ощущениях. Лу Хань его наконец целует. Нет, погодите... это он целует Лу Ханя. Он целует Лу Ханя?! Сэ умер бы от стыда, если бы не хотелось так сильно умереть от счастья. Ведь тот отвечал ему, причём не просто отвечал, а так что даже ступни сводило сладкой судорогой. И если раньше было жарко, то теперь настало настоящее пекло. По венам текла раскалённая лава, а прикосновения рук оставляли ожоги.       Почувствовав, как макне сжимает его футболку на спине, Лу резко осознал, что затуманенный разум может обманывать его иначе. Что он сейчас, возможно, лапает Сэ без его согласия, а его сознание просто неадекватно оценивает происходящее. Эта мысль успешно перевесила предыдущий страх, заставив Ханя, поражаясь собственной выдержке, распахнуть глаза, отстраняясь. Но то, как разочарованно хныкнул Сехун, тут же потянувшись обратно к желанным губам, разом устранило все сомнения. Это всё реально. Это всё взаимно. Хань прикрыл глаза, наконец полностью растворяясь в ощущениях.       Обоим было так хорошо, что хотелось растянуть происходившее на несколько вечностей. Весь стыд ушёл, и, казалось, весь прочий мир исчез. Существовали только эти руки, эти губы, этот жар дыхания, этот трепет тел. Поцелуи стали более тягучими, медленными, глубокими. Лу полностью отдавался во власть макне. Сехун целовал его, запустив пальцы в волосы, чуть покусывая нижнюю губу, срывая тихие стоны, воруя его дыхание. Кожа плавилась под прикосновениями. Даже время поддалось общей тенденции и превратилось в тягучую субстанцию, обволакивавшую двух парней, пока они старались не задохнуться в бесконечных поцелуях.       Когда Лу подумал, что скоро сойдёт с ума от одних только касаний губ, руки Сехуна вдруг заскользили вниз по его спине, выжигая дьявольские узоры лёгкими касаниями пальцев, и сжали ягодицы Ханя, прижимая его ещё ближе. Все мысли тут же исчезли, смытые безумной волной наслаждения. Лу захлебнулся стоном, запрокидывая голову. Макне коснулся губами его шеи и медленно качнул бёдрами, хватая ртом воздух, которого чертовски не хватало. Парней разделяла ткань штанов, но ощущения всё равно были феерические. Сэ повторил движение, и теперь уже Хань сжимал в кулаки ткань Сехуновской майки. Одежду невыносимо хотелось снять, чтобы между ними не осталось никаких преград. Но мысль о том, что придётся отпустить друг друга хоть на пару секунд, чтобы раздеться, была куда более невыносима. Что ж, у них ещё будет время увидеть друг друга обнажёнными, запомнить каждый миллиметр любимого тела, а пока им хватит и этого. Пока хватит.       Дышать с каждой секундой становилось всё труднее. Казалось, кто-то сжёг весь кислород вокруг, оставив лишь немного на чужих губах, и единственным, что спасало от удушения, были поцелуи. Сехун успел сорвать четыре и ещё пару раз, всё так же невыносимо медленно, двинуть бёдрами, заставляя всё внизу живота трепетать, когда Лу вдруг заглянул в его глаза своим затуманенным взором и прошептал:       — Быс... трее...       Эмоции зашкаливали. Низ живота жгло огнём. Разрядки хотелось столь же сильно, как и того, чтобы она не наступала никогда, лишь бы не уходили эти мучительно прекрасные ощущения. Сам не веря, что он это делает, Сехун в ответ лишь перехватил китайца одной рукой поперёк талии, не давая свободно двигаться, и снова подался бёдрами вверх, в этот раз ещё медленнее, вызывая яростный рычащий стон. Лу вновь сверкнул своим туманным взглядом и оскалился:       — Я тебе... покажу, как... старших... не слушаться...       Он вцепился в плечи Сэ и потянулся за очередным поцелуем, стараясь хоть немного ускорить темп сводящих с ума движений. Сначала Лу яростно целовал его губы. Потом нежно и медленно покрывал поцелуями лицо. Потом тихонечко коснулся языком мочки уха, выдохнув его имя, и наконец и Сэ не удержал стон. Китаец хищно ухмыльнулся и стал целовать его шею. Когда он провёл языком по выступающему кадыку, одновременно двинув бёдрами, Сехун подавился воздухом и сдался. Он снова утянул Лу в глубокий поцелуй, перекладывая руку с его талии на затылок, освобождая, позволяя ему дирижировать финальными аккордами.       Оба были на пределе. Оба вспотели. Оба задыхались. Это был ад. Но, чёрт возьми, такой сладкий, такой желанный, такой божественный ад. Ещё несколько движений, и для обоих мир почти одновременно взорвался миллиардом ярких осколков, заставляя до боли сжимать чужие плечи и стонать в любимые губы. А затем навалилась дикая усталость.       Они долго лежали, пытаясь восстановить дыхание и хоть немного рассудка. Взмокшие, уставшие. Счастливые. Первым более-менее пришёл в себя Лу Хань. Он нежно коснулся пальцами щеки Сэ, и тот, встретившись с ним взглядом, вдруг густо покраснел и попытался спрятать нос куда-нибудь в подушку. Лу засмеялся:       — О, узнаю вас, господин О Фехун. А где же тот наглый парень, который лежал тут пятнадцать минут назад?       — Не фмефно, — буркнул Сэ в подушку.       — Сехуни, — ласково позвал Лу, который (пресвятые угодники) тоже слегка покраснел. — Малыш, всё хорошо. Посмотри на меня. — Крепко зажмурившись, макне замотал головой. — Сеееееехууууун. Открой глаза, кому говорят. — Снова отрицательное мотание. — Сэ. Хун. Посмотри на меня сейчас же, а то я уйду.       — Уууууу, вредный хён, — пробурчал парень, приоткрывая один глаз.       — Тоже мне новость.       — Мой вредный хён... — прошептал Сэ, видя улыбку Лу Ханя.       — Твой, — усмехнулся Лу в ответ, прижимаясь лбом ко лбу макне.       Конец 2013ого. Два парня тихонечко посмеиваются, лёжа в обнимку. Оба уже успешные айдолы. Сэ девятнадцать, а Лу двадцать три. Один китаец, другой кореец. Один в Экзо-К, другой в Экзо-М. Один выглядит как Бэмби, а сам просто омут с чертями; у второго на лице написано, что он ненавидит весь мир, а на самом деле добрый и любознательный парень. Один иностранец с прекрасным знанием корейского; второй — всё ещё шепелявит и имя одного оленя произносит лучше собственного. Один вокалист, другой танцор. Проще говоря, ничего общего. Почти ничего общего... ------------------- 谢谢 (xièxie/сиесие) (кит.) спасибо Речь идет о китайских тонах и специфике звуков, как вы можете догадаться. Ведь на тот момент «Лухан» ещё не стало его официальным псевдонимом. Я пишу возраст по-человечески (простите, корейцы, ахаха), а Сэ и Лу называли его по корейской традиции (т. е. плюс год) ------------------------------------------------- P.S. А спонсор сегодняшней главы — китайские молнии для спальных мешков. «Китайские молнии для спальных мешков» — если бы не мы, ХунХаны бы не состоялись! (─‿‿─) -------------------------- Арт к главе :3 http://f-picture.net/lfp/s019.radikal.ru/i629/1405/26/139d47f645c3.png/htm