Нонейм, товарищи

Боль? Унижение? Разочарование? Нет, ничего из перечисленного у куклы не было: она же кукла. Хотя нет, давайте, чтоб было, а то совсем скучно. Или? — Хоть бы определился уже, а то изнасилование есть, а полноценного сюжета нет. Она смотрит прямо в глаза. Нехорошая кукла. Будут тебе несчастия.

***

Ну так вот, кукла лежала в коробке, вся в продуктах жизнедеятельности хиккана, даже немного слишком, и думала о дальнейшем исходе. Сделать из него слугу не получится, она это уже понимала, да и если делать, то это будет очень неприятно. Хотя, она же кукла, почему бы и нет? Да хотя бы потому, что таким методом не то, что слугу, хоть как-то контролировать его не получится. Потому что именно он будет иметь над ней контроль. И с этим придется смириться. А смириться кукла не хотела. Где ж это в викторианских домах женщины смирялись? Только в постели. Хотя, у него вся комната — одна большая постель. Загон для скота. Да, сказать, что кукла была обижена — ничего не сказать. Ибо привычка к доминированию — и резкое подчинение без возможности выбора. Но не только кукла была на него обижена. Та самая невидимая подружка ненавидела его не менее самой куклы, поскольку — впервые для неё — её хозяин её обманул. Обман она терпеть не собиралась, но, поскольку зависела от воли хозяина, она не могла просто взять и оставить его. И она приготовила ему блюдо, которое подают горячим и сладким — месть. Она собиралась постепенно заставлять хозяина отказаться от практически единственного вида связи с аниме — отказаться от её самой. Что же самого хозяина, то он сейчас умиротворенно спал возле основной связи с миром, и его сон не могли отвлечь ни звуки перфоратора, ни стук из чемодана, ни что-либо еще. Однако, сон его не продлился так уж и долго — напомнил о себе желудок, в который не положили ровным счетом ничего. Медленно, словно в замедленной сьемке, веки владельца квартиры начали подниматься, и еще несколько минут прошло, прежде чем человек начал что-либо соображать. Достал из-под стола руку, нащупал ею упаковку лапши быстрого приготовления, щелкнул выключателем чайника — и лишь потом понял, что что-то в его комнате не так. Несмотря на то, что до совершенства здесь было очень далеко, сама комната перестала напоминать заброшенный сарайчик. Пол был выметен, мусор собран по пакетам, скромно ожидая либо развала пакета, либо переезда в направлении мусоропровода. Обои со стан были отправлены в мусор, а сами стены подготовлены к переклеиванию и покраске. Ну, или наоборот. Окно было помыто, на окне стоял чемодан, из которого раздавалось непрерывное стучание. На стучание-то и начал реагировать владелец квартиры, даже не заметив надутых губ невидимой подружки. — Ну, и что это у нас тут? А в ответ равномерный и надоедливый стук. И вот снята первая щеколда, за ней снята и вторая, а потом открыта крышка. После чего сразу получен стремительный удар по носу, но не сильный, а чтоб знал свое место. Парень же не понял, что сейчас произошло, и схватил куклу за ногу, швырнув об пол. Или понял? Затем подошел к кукле и грозно, как мог, прошептал: — Я здесь Босс. — Ты здесь никто, — парировала ему невидимая подружка. — Полностью с ней согласна, — сказала поднявшаяся кукла. — Всем молчать! Вы вообще — обе — мои служанки! — у парня начиналась истерика. Его тульпа его же и унижает! — То, что мы в твоем подчинении, не делает нас служанками. Я, например, могу принять твою девушку, а вот ты ее отпустить не сможешь. Это ты зависим от неё. Знай свое место, человек, — кукла явно умела ставить на место. Тем временем парень кричал: — Вы — никто, без меня вас не будет. Вы только и можете, что говорить, а действовать — могу только я. Молчите! Я здесь главный! Кукла дождалась конца тирады и посмотрела на него: — Вот так, значит? — Что — «так»? — А вот то, что ты ничего не умеешь, кроме как орать и жаловаться на жизнь. Шутить ты не умеешь, нормально говорить — тоже, даже написать свои мысли не сможешь. Ты не просто никто, а ноль без палочки, единственное, что ты можешь — это призывать к подчинению и говорить, что все тебе чем-то обязаны. Ты закрылся в своем мирке, никого не пускаешь, настолько боишься выйти на улицу, что не можешь даже вынести мусор, хотя мусоропровод за дверью. Ты — отброс общества. Единственное, что ты можешь, — начать плакать и пытаться других унижать. Ты ничто. Слова гулко отдавались эхом по комнате, прерываемые чьим-то хлюпаньем. Парень взял куклу за руку, стянул с неё платьице, расшнуровал корсет, укусил грудь и начал стягивать с неё панталоны. Некрасиво, да, но он не мог остановиться. Он начал покусывать сосок куклы, чтоб она возбудилась, но к заданному результату это не привело. Наоборот, кукла начала плакать и просить остановиться. Тогда он начал вставлять пальцы в промежность куклы, чтобы хоть как-то начать удовлетворять её. Без толку. Куни и член не исправили положение, после чего владелец комнаты начал делать то, что ему больше всего нравилось — вводить в куклоротик пальчик. Затем два. И вот уже кукла начинает задыхаться. В это время парень начинает трахать её в попку, заставляя куклу изгибаться. Полуживая, она понимает, что он будет мучать ее еще долго, пока она хоть как-то не откликнется на его «ласки». И вот она чувствует струю горячего семени у себя внутри, и — совсем ненадолго — открывшийся сфинктер. Затем, конечно, вагинальные ласки, но и потом струя и другая, третья. А дышать нечем. Поэтому она терпеливо ждет, когда ж наконец он закончит мучения, но мучения парень заканчивать не хочет. Так проходит час, второй, пока, наконец, обессиленный владелец комнаты не рухнул на пол, оставив руки на бедрах куклы. Внутри ее много жидкости, и избавиться от неё она не может, поскольку проходы перекрыты. Больно ей не только и не столько потому, что кукла слишком мала для парня, а столько потому, что парень не собирался останавливать этот безумный марафон. Кушайте, няшки.