Фигура впереди неё.

Опять. Картина одна и та же, повторяющаяся который раз… И всегда почему-то именно с ней. Пустынная улица, вечернее небо и идущий впереди одинокий гордый силуэт. Фигура движется неспешно, прямо и несколько вызывающе. Чётко и остро слышатся в тишине шаги, знакомые контуры практически пропали в тени окрестных домов. А она всё стоит. Тело будто сковали железные цепи, или оно просто слилось с асфальтом. Она не может пошевелиться, не хочет. Так как понимает – бесполезно. Ускользающая от её взора с каждой секундой всё проворнее тень не обернётся. Никогда. Только не на неё. Ведь она – недостойная. Слабая. Бездарная. Мусор. В детстве эта картина носила регулярный характер, но тогда на плечо неизменно ложилась мягкая, пахнущая шоколадом или пряностями рука матери. И нежный шёпот, с лёгкой дрожью в голосе, рассеивал тоскливые ощущения. - Посмотри, Маюра, - густые зелёные волосы приятно щекочут открытые руки, когда мама наклоняется. – Не правда ли, наш папа – самый лучший на свете? - Онмёджи? – как-то задала вопрос маленькая пятилетняя девчушка. Мама же засмеялась. Её смех был очень красивым и необычным: таким звонким и одновременно бархатным, заражающим окружающих и спокойным. - Твой отец просто самый лучший. Во всех категориях и проявлениях, - мать обнимает дочь со спины; Маюра ловит носом умиротворяющий аромат корицы и яблока – именно так всегда пахнут мамины волосы. Меж тем гордые линии, обозначающие в закатных лучах «Бьякко» Двенадцати Небесных командиров, совсем стирались. - А папа нас ведь любит? – тихо спрашивает девочка, шмыгая носом и изо-всех сил стараясь не разреветься. – Мы… нужны ему? - Разумеется, - в добром мамином голосе звучат нотки лёгкого недоумения. – Но, если ты сомневаешься, спроси сама его об этом. Уверена, он тебе ответит лишь правду. И раз за разом Маюра не могла заставить себя спросить. Она знала ответы на давние вопросы, абсолютно точно знала, однако же… Хотелось услышать их от него самого. Чтобы он сам в один прекрасный день озвучил свои чувства. - Сейген - очень своеобразный человек, - говорил как-то давно дедушка. – Он не привык проявлять истинные чувства к окружающим его людям. И именно тогда в голове Маюры загорелась, подобно путеводной звезде, следующая мысль: «Просто папа не умеет говорить то, что чувствует. Значит, надо додумать за него и говорить ему. Тогда он научится! И сможет сказать!». И её попытки возымели действие! Спустя девять лет, папа наконец… - Люблю тебя, Юкари, - он прислоняется лбом к её лбу. Единственная рука обвивает осиную талию. Мама плачет и улыбается сквозь слёзы. А Маюра стоит за дверью кухни и млеет от счастья. Хоть на какую-то секунду, но она ощутила: они трое – настоящая семья. Чёткий шаг гулким неприятным эхом отдаётся в сознании. Фигура впереди неё постепенно исчезает из виду. Маюра чувствует себя на грани. Что ещё капля, и она сойдёт с ума. Наверняка. - Я... Выходит как-то тихо, и, собрав в горящие лёгкие как можно больше воздуха, она... просто выдыхает. В который раз. Не хватает смелости, упёртости, настойчивости. Только подумать - шестнадцать лет, одна из Двенадцати Небесных командиров и, по совместительству, невозможная трусиха. Как же это надоело! - Я нужна тебе?! Пронзительный, полный скрытого отчаянья крик разлетается по округе. Силуэт остановился. Перестал исчезать. - Что? Странно. Как он мог оставаться спокойным после столь провокационного вопроса? Суровый голос не дрогнул, равнодушный взгляд не потеплел. Значит всё зря. Всё-таки, они с отцом очень разные. Но глупое, наивное сердце не желало успокаиваться, а коварный голос, поддался на его уговоры. - Я нужна тебе? Получилось громче, чем в прошлый раз. Щёки моментально залил предательский румянец, а потом... - Ты любишь меня так же, как я тебя? Ноги невольно подкашиваются. Этот вопрос был ненужным, неуместным. Лишним. Господи, что она несёт? Лицу жарко, руки вспотели, взор застилает белая пелена. Бежать. БЕЖАТЬ! Как можно быстрее и не оглядываться. Слепо и нелепо надеяться, что он (как же!) не услышал. Не понял. Не начал презирать. С подбородка солёным кипятком падают на асфальт слёзы. Всё. Предел. Маюра разворачивается, мысленно молясь о спасении, о прекращении кошмара, в котором она, волей жестокой судьбы, сейчас оказалась. Кошмара, который звался одним простым словом - "любовь". Наивная, детская, дикая, неуместная в жестоком мире онмёджи. Тело, ну, давай! Слушайся!!! - Я люблю тебя, идиот! Голос дал петуха и оборвался. В горле неприятно ссадило - наверняка завтра она говорить-то толком не сможет. После оного крика тело отмерло. И Отоми кинулась со всех ног наутёк. Весь мир пролетал стремительно и где-то с боку, мелькали перед заплаканными глазами дома, ограды, знакомые с детства улицы. Вот и её дом. Её крепость. Впопыхах забыв затворить калитку, Маюра взлетела по каменным ступеням и трясущимися руками вставила ключ в замочную скважину. Слава Богу, дома сейчас никого: папа с Арима-самой докучают Рокуро и Бэнио, мама в командировке (вроде, на сей раз - Южная Корея). Значит, никто не застанет новую "Бьякко" в минуты позора. Никто её не утешит, никто не будет задавать лишних вопросов. И правильно. И здорово. Дверь с хладнокровным щелчком закрывается, оставляя девушку наедине с самой собой в пустом доме. На улице жара, а здесь - прохлада. И Маюре остаётся только ждать пришествия такой же прохлады у неё в душе. Сердце не может стучаться так бешено от одного упоминания о нём, пусть только в мыслях, вечно. Рано или поздно оно успокоится, и Отоми будет вспоминать уходящий день со смехом. А пока.... Необходимо просто подождать. Слёзы прекратили чертить мокрые дорожки по горящим щекам, истерика сошла на "нет". Девушка поднялась с деревянного пола, на котором просидела последние пять минут, и, шатаясь, направилась на второй этаж. Разум между делом, начал просыпаться и подбадривать рассыпавшееся на миллион осколков сердце. "По крайней мере, сегодня ты ушла первой, - услужливо шептал он. - Не дожидаясь, пока тебя бросят. Ты сделала первый шаг - твоя совесть чиста. Мало ли ещё попадётся на жизненном пути недостойных!". После умиротворяющей ванны к Маюре возвращаются силы. И аппетит. Набросив на плечи лёгкую домашнюю юкату и мысленно приготовившись к приходу отца и Арима-самы, девушка кошачьей поступью спускается на кухню. Ужин сам себя не приготовит. Родным звуком отзывается выключатель, и... Она чувствует, как только-только успокоившееся сердце, норовит сломать рёбра и выскочить наружу. Потому что тут сидит ОН. Через секунду, до вмиг разгорячившейся головы доходит мысль: он спит. Вечная бандана съехала на бок, футболка с ярким принтом липнет к его атлетичному телу, наушники теперь болтаются на шее, а на джинсах, в районе коленей, виднеется уличная грязь. Неужели он бежал и упал? Даже смешно подумать: великий "Судзаку" Двенадцати Небесных командиров бежал и упал. А может он... бежал за ней? Маюра упрямо взмахнула головой, отгоняя прочь неуместные мысли, и направилась к плите. Весело шипело на сковороде мясо под соусом, свистел чайник и бодро резал нож овощи. Однако, к счастью, Шимон так и не проснулся. Лишь пару-тройку раз что-то пробормотал сквозь дрёму и всё. Отправив СМС отцу, что ждёт его к ужину и что у них в гостях его бывший ученик, Маюра сервировала стол и ещё раз взглянула на неподвижную фигуру Икаруго. Какой же он красивый! И добрый, и отважный, и мудрый, и талантливый, и... Отоми печально вздохнула, подводя мысленный итог: " И не ровня мне". Она слабая для него и, чего уж греха таить, самая обычная. У неё нет таких багряно-красных волос, необыкновенно глубоких синих глаз, аккуратно очерченных на лице контуров губ. Движимая неведомой силой, девушка подошла совсем близко к нежданному гостю. Внизу живота поднялось приятное волнение и, оставив рассудок и здравый смысл в сторонке, Маюра прильнула к губам "Судзаку". В ту же секунду лицо опалило горячее дыхание, а на талию перекочевали сильные мужские руки. Отоми моментально отстранилась и уже собиралась, как два часа назад, позорно смыться, но умелая подножка помешала её планам. Шимон - гениальный стратег и онмёджи. Увидев одну и ту же технику два раза, он запросто может её предугадать. Из-за этого Маюра сейчас и оказалась прижатой к крепкому торсу парня. А потом совершила вторую роковую ошибку: заглянула в его глубокие синие глаза, которые подобно водовороту утягивали на самое дно. Сознание отключилось насовсем. Подавшись вперед, Маюра робко накрыла его губы своими. Во второй раз. Теперь-то ей точно не отвертеться! Она почувствовала, как Икаруго вздрогнул, и успела подумать, что вот и все – он оттолкнет ее, и конец их дружбе. Хотя, в принципе, ей уже пришёл конец в тот миг, когда выкрикнула ему вслед, что любит его. Но в следующее мгновение Шимон ответил на ее поцелуй с такой страстью, что Отоми задохнулась. Его руки еще крепче сжали ее в объятиях, и она потонула в волне обжигающего счастья. Оторвавшись от нее, Небесный командир тихо произнес: - Дура. Какого ты в догонялки со мной играть вздумала? Да ещё, не дождавшись ответа, дала дёру. Нет, я много слышал про женскую логику, но это явный перебор. Адашино так себя, к примеру, не ведёт. На глаза моментально навернулись слёзы: даже после того, что только что между ними произошло, он не может переменить свою гордую натуру. Вечно равнодушный тон, вечно невозмутимый вид, вечное недовольство, неудовлетворение происходящим вокруг. - Вот и вали к ним, развратный петух! Тебя здесь ничто не держит! - Маюра в один миг поднялась на ноги и оказалась на другом конце комнаты. - Если встретишь по дороге папу и Арима-сама, передай, что ужин скоро остынет. - Да, нет, тоже, - вдруг сказал ей Икаруго. - А? - Ответы на твои вопросы. Да, ты мне нужна. Нет, я люблю тебя сильнее, чем ты -меня. Я тоже люблю тебя, глупая. - Спасибо, разъяснил, теперь ешь и... - вырвалось у Маюры, прежде, чем она смогла понять информацию. В конце девушка осеклась и подняла глаза на парня. - Что?! Щёки, нос, лоб и даже кончик подбородка "Судзаку" покрыл предательский румянец. Привычно спрятав своё лицо по глаза за тканью банданы, Шимон отмахнулся. - Не бери в голову. А Сейген-саном я бы с удовольствием встретился и пообщался, так что лучше дождусь его. Значит, с папой встретиться - он тут как тут! А с ней... Маюра стремглав ринулась к бывшему ученику отца и, потянув за ворот футболки, соединила их губы в который раз за сегодняшний вечер. Но этот поцелуй отличался от предыдущих: в его основу легли не нежность с любовью, а злоба и страсть. Маюра так долго не могла выразить свои чувства, бесконечные дни напролёт маялась и терзала себя, а ему - всё по барабану. Должна же ей полагаться какая-то моральная компенсация за все труды? - А вот злить меня не надо, - в редкие случаи, когда Отоми выходила из себя, она была поистине ужасна и напоминала своего отца. - Ванная дальше по коридору, третья дверь справа. Полотенца есть, одежду я постираю. Шимон покраснел ещё больше, и вдруг сказал: - Я люблю тебя, Отоми Маюра. Маюра ещё раз наблюдала за гордым удаляющимся силуэтом, который вскоре сольётся с окружающей обстановкой, подобно хамелеону, и станет невидимым. Но в этот раз она точно знала: она нужна. Она любима. Значит, он вернётся. Пусть он просто направился в ванную, а не на новое задание, всё равно. Он вернётся. А она - будет ждать.