Hate This And I'll Love You

Наташа смотрела за ней из-под стекол своих черных очков. Иногда, когда рука Ивана касалась тонких пальчиков девчушки напротив, Наталья выгибала накрашенную бровь и приспускала очки на кончик носа, сценично чавкая жвачкой. - Натали, милая, не хочешь присоединиться? - Ваня тепло улыбнулся, приглашая сестру пересесть к ним и сыграть в карты. Наташа посмотрела на кукольновидную девушку, уже так отчаянно и храбро жмущуюся к плечу брата. - Нет. Она прибавила громкости в плеере, подняла очки повыше на переносицу. За окном электрички так быстро сменялись пейзажи. В наушниках так громко, почти навылет, играла музыка, пробивая мозг и дробя его на мелкие ядрышки. Наталья жмурилась, когда весенний луч первого, послерассветного солнца, забирался под стекла очков и скакал по её накрашенным глазам. Она подставляла лицо теплу, ближе придвигаясь к окну. Иногда, когда песни сменяли друг друга, в голову пробивался стук колес и отрывки разговора брата и этой куколки. Наташа повернулась к мило беседующей парочке, прищурившись, она смотрела на впалые щеки девчушки, на огромные голубые глаза и пухленькие розоватые губки. Чем же она хуже? Чем так не угодила Ивану, что он решил снова переметнуться? Неужели её длинные белые волосы? А может ярко-алые губы? Или эти брови, подкрашенные карандашом? - Эй, - Наташ сняла очки, выключила плеер. – Эй, сеньорита. Девушка повернулась к ней. На щечках нее играл легкий румянец, она мило улыбнулась. Наташа подавила в себе позыв блевануть радугой. - Ты читаешь? - Что? – девчушка захлопала глазками, как механическая кукла из Америки. - Спрашиваю, книги читаешь? - А. Да, я читала Канта и… Наташа фыркнула. - Канта? И как? Твой мозг еще работает? - Натали! – Иван нахмурился, между его светлых бровей пролегла морщинка. Наташа только молча искривила липкие от помады и блеска губы. - Я на следующей выйду. Скажи в универе, что мне нездоровиться. Ок? Подхватив сумку и плеер, она встала, отряхнула юбку от невидимой пыли и пересела в другой конец вагона. Знала ли она, что это неправильно? Конечно, знала. И, черт возьми, не единожды корила себя за эту идиотскую привязанность. Она металась по квартире, расшвыривала вещи, красила волосы в другие цвета, перепробовала все возможные вещества, лишь бы выкинуть из головы чертового придурка, лишь бы быть свободной, с душой нараспашку. И знаете что? Все тщетно. Блять, все это было тщетно. Знали ли Иван? Знал. Безусловно, знал. И пользовался этим. Наташа она ведь только с виду такая, а все другое время, дома, не на виду у людей, она молчаливая, покорная, жаждущая тепла и объятия, ластящаяся к грубым, шершавым рукам. Наташа ведь ждет, каждый чертовый вечер ждет и каждое дурацкое утро. И день. И после двух. И после шести вечера. Она ждет. А когда он приходит, неслышно притворив за собой дверь, она мчится ставить чайник, улыбается ему, целует за ухом. Вроде, как и не в щеку, но и не по-братски тоже. - Арловская, в какого же ты такая! – он опускается рядом, от него пахнет домом и выглаженной рубашкой. - Отвали, Брагинский. - Ты знаешь, что еще за один пропуск тебя отчислят? Что ты тогда делать будешь? - у него теплое дыхание, которое касается её шеи, у него глаза такие бессовестно родные. - Срать мне хотелось на универ, Вань. И на вас, мой сеньор, тоже, - она с вызовом глянула на него. Иван только улыбнулся. Его светлая челка закрывала его удивительные глаза, которые в лучах апрельского солнца становились еще более прекрасными, действительно, воистину аметистовыми. - Кого ты обманываешь, Нат? Мы же оба знаем, что ты готова прогибаться под меня, пока не треснешь, как сухая палка. - А что если уже треснула, а? Вань? – Наталья щелкнула пузырем из жвачки, нацепив на кончик носа очки. Брат задумчиво посмотрел в пробегающий за окном пейзаж. Редкие сосенки да елочки, темной хвоей сливающиеся в одно длинное пятно. - Тогда очень жаль. Мне нравились твои волосы, - он пропустил через ладонь осветленную прядь. - Твои намазанные этой хренью губы, - он провел большим пальцем по губе, смазывая помаду. – И твои глаза. Наташа с вызовом приняла его искушающий, дразнящий взгляд. В эту минуту она молила всех богов только об одном, чтобы не поддаться, не сломаться, не наброситься с рыданиями и умолять взахлеб забрать её отсюда. - Прекрати. Не проканает, - она оттолкнула от себя его руку, отводя взгляд в сторону. - А что тогда проканает? Гилберт? Это чудище заморское ведь нравится тебе, верно? Или может его младший братец? Вы ведь так отлично смотритесь с ним вместе. Истинный ариец, размалеванная русская, - глаза Брагинского сверкнули. Наташа сжалась, схватившись пальцами за подол юбки. – Или этот, как его? Ах да, Альфред. Он ведь предлагал тебе уже чашку кофе? Сколько чашек кофе он предлагал тебе? Наталья только крепко сжала губы. - Знаешь что, Иван, ты конченная блядина. И как меня только угораздило-то, а! Она дернулась, вставая со своего места. Перекинув ремень сумки через плечо, она, не глядя в сторону Вани, выбежала и вагона электрички, кляня себя за сказанное. *** Перечитав Ахматову, Наташа снова уставилась на часы, методично отстукивающие половину первого ночи. Она прищурилась. Сон не шел по двум причинам. Она не могла уснуть, пока не дождется. И она не сможет спать, пока не почувствует грубых пальцев на своей талии. Щелкнув по экрану своего телефона, она проверила, что новых смс нет, пропущенные звонки давно закончились. И они были не от брата. Надоедливый Альфред. - Чертов дибил. Наташа откинулась на подушки. Проваливаясь в мягкость синтетических материалов. Постельное белье пахло его запахом и стиральным порошком. Она, перевернувшись набок, уткнулась носом в разноцветную ткань. Так она поерзала на простынях еще до трех часов, пока в дверном замке не зазвенели ключи. Босыми ногами по полу девушка быстро добежала до прихожей. Иван смотрел на нее хмуро, затуманенными аметистовыми глазами. - Милая сестренка, не спишь? Наверняка, и кровать уже нагрела, да? Наталья пождала розоватые губы, прищурившись. - Ты пьян. - Ага. Он больно схватил девушку за тонко запястье, сдавливая хрупкую ручку с такой силой, что на бледной коже назавтра выступят фиолетовые синяки. - Наташа, Ната, Наташенька, - по слогам выплевывал Ваня. - Пусти. - Ждала меня, а? Маленькая извращенка? - он прижал её к стене, обдавая горячечным, проспиртованным дыхание кожу. - Ждала же? Да? Грубые руки снимали тонкую ткань пижамы, ногти до красных царапин тревожили нежную, женскую кожу. Наталья зажмурилась, стараясь не обращать внимания на такие жуткие прикосновения, смятые, отвратительные поцелуи и запах, пьянящий, и в тоже время такой ненавистный запах алкоголя и любимого тела. Иван тянул Наташу за светлые волосы, заставляя ту откинуть голову назад, приоткрыть губы. Своими шершавыми пальцами он выпутал из нее волос тонкую ночную ленту, которая поддерживала косу. Наталья только жмурилась, отворачивалась и проглатывала соленые, отвратительно-соленые слезы, проклиная себя за неправильность своих чувств, за жадность и ненасытность. Она ведь упивалась каждым прикосновением. Таким грубым и омерзительным. Она ведь послушно прогибалась и скулила, как подбитая шавка, позволяя синим отметинам расползаться по коже на руках и бедрах, шее и скулах от терпких и сильных ударов грубой мужской руки. Иногда Ваня, больно хватал за горло, сдавливая его. Он спрашивал что-то про Гилберта и её чувства, что-то кричал и снова бил, а Наташа, такая послушная и глупая лишь кривила опухшие от грубых поцелуев и ударов, губы. - Ну, что Натали, все еще любишь меня? - Ваня больно укусил её за оголенное покатое плечо, оставляя глубокие следы от зубов. Наташа лишь фыркнула, жмуря глаза, чтобы не показывать бесстыдного блеска в глазах. *** - Прости меня. Наточка, милая, - Ваня сидел на полу, держал хрупкие запястья в своих ладонях, словно пытаясь согреть их. - Родная, прости. Девушка сидела молча, склонив набок голову. Белоснежные волосы рассыпались по плечу и груди, скрывая с одной стороны лица разбитую скулу и длинный синяк на шее, тянущийся к самой ключице. Иван прижался теплыми, нежными губами к пальчикам девушки. Он жмурил глаза. В ладонь Натальи скатилась пара-другая горьких, горячих слез. Она лишь моргнула, вырывая руку из его пальцев. Прижав свою тоненькую ладошку к его щеке, она улыбалась опухшими губами. - Ванечка, не плачь. Не плачь. Она спустилась к нему на пол, встав на содранные в кровь колени. Прижавшись подбородком к его затылку, она посмотрела в окно. За стеклом весело светило послеполуденное апрельское солнышко. Наташа подставляла одну сторону лица под весенние лучи, пальцами перебирая волосы брата. - Не плачь, Ванечка. Не плачь. Мы ведь не выбирали, кого нам любить. Спасибо Публичная Бета ;) http://cs402127.userapi.com/v402127327/61ce/98T1JVlkxG0.jpg Наталья.