Обычный такой монолог

«Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет, а я все гляжу, взгляд не отвожу», — Саша напевал строки из старой песни, никак не будучи в силах избавиться от навязчивой мелодии. Наверное, также как от нее, не мог избавиться и от Романа. Широков для Кержакова вообще был понятием странным. Вот нет его рядом, и вроде бы нормально, и не вспоминается особо, и живется вполне себе прекрасно. Но Роман Николаевич никогда не позволял забыть окончательно. Забыться — сколько угодно, считать, что все, свобода — да хоть каждую секунду себя обманывайте. Но Широков не такой. Щедрости и альтруизма у этого человека искать точно не стоило, по крайней мере, Кержакову. Телефонный звонок, короткое «я в Питере, приедешь» заставляет Сашу сорваться с места. И нет, он не бежит к назначенной, даже без намека на вопрос, встрече, скорее, наоборот, вспоминает, что где-то на другом конце города были какие-то дела, о которых он бы не вспомнил еще тысячу лет, если бы не Рома. Хоть за что-то ему спасибо. К сожалению, через три часа и эта встреча завершилась, а Саша снова оказался в машине, абсолютно не отвлекшийся от осознания, что Широков тут. В нескольких километрах. Сашу вообще удивляло, что Рома до сих пор ему не позвонил снова, тот обычно добивался всего, чего хотелось сразу, не терпя никаких отлагательств. И если Широков прикатился в Питер, не важно по какой причине, и если он захотел увидеть Сашу, то должен был его увидеть. Кержаков к этому привык, и сейчас чувствовал себя несколько странно. Может, ненужным? Александр сам не заметил, как оказался у дома, где всегда останавливался Рома. А может просто сам жаждал этой встречи, как задыхающиеся ждут глотка воздуха? Нет, это не про него. Он, скорее, наркоман, которому подвезли новую дозу. Только в случае с Ромой, на более тяжелую наркоту переходить не хотелось. С нее вообще лучше бы слезть, но Саша и сам понимал, что не сможет. Звонок домофона — три, пять, десять секунд — абсолютная тишина. Не дождался и уехал? Ну, это было похоже на Широкова. Разочарование одновременно с невероятным облегчением зажали в тиски, и он еще какое-то время смотрел на дверь, словно та могла дать хоть какой-то ответ. В конце концов, решив, что так даже лучше, Саша развернулся, радуясь, что свидетелем собственной слабости останется только он сам. -Ну, здравствуй, — Рома стоял напротив, с двумя пакетами в руках, будто так и должно быть, будто знал, что Кержаков только через несколько часов заявится. Как понял Саша — Широков только возвращался из магазина, — а я уж думал, что ты не придешь. Кержаков едва не сказал, что тоже так думал. Но Роме об этом знать было не обязательно. Раз уж спалился так глупо, какой — то пары секунд не хватило, то стоит сделать вид, что так и надо. — А я думал, что ты уехал, — Кержаков улыбнулся, и спрятал руки в карманы, — ну, как ты, Рома? Этот вопрос Широков проигнорировал, открывая дверь и пропуская Сашу перед собой. Тот вошел в небольшую квартиру и осмотрелся — поменялось здесь с момента отъезда Широкова мало что, разве что все постепенно зарастало пылью. Будто в подтверждение собственных мыслей Саша чихнул. Широков на это хмыкнул: -Устроим уборку? -Ты меня за этим позвал? — Кержаков глянул на Широкова, тот в ответ пожал плечами: -Или так, или будешь чихать. Как ни странно, они действительно принялись за уборку. Кержаков уже толком и не помнил, когда в последний раз мыл полы, но это здорово отвлекало — и от Широкова, аки молодая хозяюшка, протирающего поверхности, и от собственных мыслей об этом человеке. Внезапно стало смешно: так боялся оказаться рядом, а в итоге получил какое-то успокоение, да еще от чего. -Керж, а тебе идет такая поза, — Роман уселся в кресло позади Саши, и тот с долей смирения подумал, что не стоило становиться на корточки, пытаясь оттереть застаревшее пятно от кофе, находясь в одном помещении с Широковым. Потому что, черт возьми, Кержаков никогда не мог угадать, что Широков сделает в следующую минуту. Знал его, различал настроения, но действия — слишком сложно. Саша медленно поднялся, стараясь успокоиться и не делать резких движений. -Почему ты смотришь на мою позу, вместо того, чтобы работать? Если нечего делать, то я голодный. И это даже не намек. -Я в курсе, потому и купил еду, — Широков видимо даже и мысли не допускал, что Саша может не приехать. Это кольнуло даже больнее того факта, что он в очередной раз не справился с собой. -Есть внезапно перехотелось, — Кержаков вздохнул и прицельным движением отбросил тряпку в ведро, а затем уселся в кресло напротив Широкова, — если серьезно, зачем ты меня позвал? Роман в ответ только прищурился и полуулыбнулся — Саша помнил это движение, под названием «а ты сам не знаешь?» И, тем не менее, он не знал. Не знал, зачем в очередной раз понадобился Широкову. -Я серьезно, Ром, если провести уборку — то я думаю здесь уже нормально. -Не угадал, — Широков все еще строил из себя неведомо что, — мы же друзья, я просто соскучился. -Ты? Соскучился? — Кержаков едва сдержался, чтобы не расхохотаться, — рассказывай эти сказки своим «коням», я слишком давно тебя знаю. Широков молча смотрел на него, и Саше даже показалось, что на его лице мелькнула какая-то не то злость, не то что-то похожее на боль вперемешку с разочарованием. Такое бывает, если ударить кого-то по лицу. Ну, Саше так казалось. -Не надо приплетать сюда ЦСКА, — Рома поднялся и подошел к подоконнику. -Ох, посмотрите, не надо трогать драгоценных лошадок, — Саша только распалялся от этих слов, — И Игоря лучше не упоминать, а то ж от моего поганого языка развалятся, святоши, да? -Прекрати, — улыбки на лице Широкова как не бывало, а Саше только это и надо. Теперь он начинал чувствовать себя чуть лучше, чуть привычнее, как всегда, когда Широков на него злился, а может, ненавидел, но все равно чувствовал. Так куда лучше, чем эта деланная дружеская атмосфера. К сожалению, дополнением к облегчению шла и чертова ревность, от которой никак не избавиться — ну почему, почему одно только упоминание Акинфеева настолько задевало Широкова, и почему, черт возьми, в таком случае, Роман никак не оставит его, Сашу, в покое? Кержакову давно бы пора залечить эти чертовы раны. -Прекратить что? Я, кажется, ничего не начинал, — Саша хмыкнул — нет, определенно мазохист. -Вот это: при чем здесь ЦСКА, Сашенька, и Акинфеев? Что ж тебя так плющит? Кержаков смотрел на выплевывавшего ему в лицо слова Романа и не знал, что на это отвечать. А потому единственно верным решением показалось говорить правду: -Ну, Ром, — голос был на удивление спокойным, — у тебя там новая жизнь, старые друзья, и вообще все прекрасно, на кой-черт тебе я сдался? Перепихнуться не с кем? Прости, я в это больше не играю. -Не играешь, значит, — Широков говорил вкрадчиво и тихо, тем не менее, для Саши его слова словно взрывались у самого уха. Кажется, он моргнул, смакуя и свою собственную храбрость и то, что Широкова удалось вывести из себя. За это время Роман успел оказаться в шаге от него, — а кто тебе сказал, что я с тобой играю? -Ох, Ром, вот давай только без этого, — Александр пожал плечами, — ну что еще тебе может быть от меня нужно? Думаешь, я тебя за все эти годы не выучил? Из клуба прогнали — Сашенька поможет, поссорился опять с кем-то — Саша выслушает и плечико подставит. Сейчас-то что случилось? Широков, если и хотел что-то сказать — проглотил все еще на подлете. Он смотрел на Кержакова чуть щурясь, так, как он всегда делал, если был чем-то недоволен. Только вот молчание все длилось, а Рома будто бы не находил достойного ответа. Это чтобы сам Широков — и не находил! Саша мог собой гордиться. Только вместо этого почему-то накатило чувство вины. -Извини, Ром… я не совсем это имел в виду… — «конечно это». Широков, наконец, отмер. Он глубоко вздохнул и улыбнулся: -Так вот как ты все это видишь… Да, Керж, с такой сволочью, конечно, лучше и правда не иметь ничего общего. Эта «сволочь» хлыстом прошлась по телу, не легче самого сильного удара, Кержакову стало стыдно — было ведь и хорошее, конечно, в такие моменты вспоминается то, что обижало, но ведь и Широков не всегда вел себя так уж жутко. Сумел же как-то Кержаков влюбиться в этот комок злобы. Были причины. Или просто Кержаков долбанный наркоман и мазохист, с чем тоже давно пора смириться. -Да, лучше не иметь. -Так в чем дело? Может, чуял родную душу, Сашенька? — взгляд Широкова, обиженный и чуть заинтересованный, прожигал насквозь. И Саша не знал, что ответить, потому как что бы он сейчас не сказал, это только запутает. Обоих, похоже. Он вздохнул, глотая все слова вертевшиеся на языке, в очередной раз коря себя за слабость — успокоения их встреча явно не принесла, только, кажется, разрушила все окончательно. Хотя, разве Саша не этого хотел? Потерять все пути к отступлению и отрезать их Широкову. -Я пойду, Ром. И давай ты больше не будешь мне звонить, и притворяться… тоже не обязательно. Нужно оставить все в прошлом. -Керж, — рука Широкова легонько легла Кержакову на предплечье, и Саше показалось, что мир перевернулся вверх дном, — успокойся. Я не заставляю и не принуждаю тебя ни к чему. Я позвал тебя, потому что правда соскучился, представляешь? Именно по тебе. Хотел узнать, как ты, какие планы на будущее, как твоя семья и ты сам, в конце концов. Без двойного дна. Вот так просто, неужели так сложно понять? Понять было не сложно, куда легче, чем поверить, что Широков такое говорит, легче, чем самому смириться, что нужен Роману… только вот так, как друг. Кержаков уже сам не понимал, чего хотел — вроде бы и такое отношение подкупало, а вроде только распаляло злость: ну неужели Широкову настолько наплевать на все, что между ними было? -Давай, Керж, — Роман, словно змей-искуситель поглаживал его руку, — расскажи, хоть раз, расскажи сам. Я тоже могу слушать. И Кержаков рассказал, изредка срываясь почти на крик, а потом на едва различимый шепот: Я как наркоман какой-то, вот ты в Москве, и все ведь хорошо, я даже не скучаю, Ром, но стоит тебе позвонить, бегу как собачонка, и ты этим пользуешься так успешно. Это больно, так хочется иногда врезать, чтобы ухмылку эту с рожи твоей стереть, ты не представляешь. Он замолчал, пытаясь отдышаться, а Широков все смотрел на него, будто разыскивая там что-то знакомое. «Не найдешь, теперь нет. Маски сброшены, Ромка. По крайней мере, мои». Рука Ромы переместилась вдруг на шею Кержакова. Несколько секунд оба смотрели друг другу в глаза: Саша — испуганно, а Роман — заинтересованно. -Я никогда тобой не пользовался — запомни, пожалуйста. Это первое. Многими, я не скрываю. Тобой — никогда. Второе. Все, что я тебе когда-либо говорил — правда, это тоже запомни, и о, знаешь, Сашенька, вот это, что ты описал, никакая не наркомания, — холодный лоб Широкова столкнулся с его собственным, — потому что наркотики к людям не привязываются.