Все для тебя

Дитер Хельштром проводил большую часть своего ограниченного свободного времени в одиночестве. Почему он должен растрачивать его на возню с некультурными подобными обезьянам идиотами ниже его по рангу? Он предпочел бы уединиться с холодным пивом и хорошей книгой в темном углу, а не страдать из-за скучной и ведущей в никуда беседы. Исключением, конечно же, был Ганс. Ганс Ланда был не похож ни на кого из тех, кого Дитер когда-либо знал. Единственный человек, превосходящий его и достойный его времени и привязанности. Единственный человек, перед которым он был бы готов преклоняться, которого бы мог умолять и ради которого, не задумываясь, умер. Он впервые поймал взгляд Ганса, когда сумел определить не только то, что он родом из Австрии, но и конкретный город всего за 30 секунд разговора. "Ты понял это, всего лишь поговорив со мной?" - спросил он, пораженный. Дитер кивнул. Ганс окинул его взглядом с головы до ног, облизнув губы. "Впечатляет". Ганс Ланда. Жидолов. Золотой мальчик из СС. Так о нем говорили. В тот момент произведение впечатления на Ганса стало его единственной целью. Доставление ему удовольствия стало его наркотиком. Это не всегда было легко. Они редко видели друг друга на публике, но даже тогда им нужно было быть осторожными. Напряженность была высокой после казни Рёма. Они компенсировали это украденными моментами уединения в квартире Ганса. Дитер помнит тот первый раз, когда Ганс предложил ему прийти. По его венам тек чистый адреналин, когда его голова оказалась между бедрами другого мужчины, а сам он задыхался под ним. Наслаждение от боли в коленях, упирающихся в пол и натягиваемых волос. Сколькими мужчинами обладал полковник Ганс Ланда таким грубым и развращенным образом? Мысль о том, что только одним или несколькими, заставила кровь прилить к его члену. Ганс кончил с гортанным стоном. Дитер позволил ему излиться в его рот и проглотил все до последней капли, как хороший солдат. Затем он дочиста вылизал член Ганса, привел все в порядок и встал, чтобы уйти. "Куда ты собираешься идти?" - услышал он до того, как мог бы отойти далеко. Он щелкнул каблуками, вспоминая о профессионализме после предположения, что его долг был исполнен. "Полковнику требуется что-то еще?" "Ох, могу предположить, что мы еще не закончили. Мне не нужно быть детективом чтобы заметить, как натянуты твои штаны". Дитер покраснел. Ганс похлопал по пространству на кровати рядом с ним. Он приблизился будто в трансе, не в силах поверить в реальность приглашения. Он думал, что ляжет на полу, как собака, но тут Ганс предложил ему разделить с ним его постель. Он присел рядом с ним и ахнул, как быстро Ганс дотянулся до его брюк и расстегнул их, чтобы освободить его болезненно пульсирующий от напряжения член. Полковник взял его в руку, с изумлением оценивая размер. Дитер заметил, что он облизнул губы точно так же, как и в их первую встречу, и не смог сдержать усмешки. Должно быть, впечатляет. Ганс умело ласкал его рукой. Конечно, конечно, он был в этом хорош. Он был хорош во всем. Еще один туз в рукаве Ганса, хотя Дитер сомневался, что именно об этом знают многие. Дитер не смог выносить этого долго. Он совершенно лишился сил, чувствуя, что близок к разрядке, и уткнулся лбом в лоб Ганса. Он ничего не мог с этим поделать. Но Ганс, похоже, не возражал, потому как другой рукой взял Дитера за шею, когда тот намеревался отстраниться, и прошептал ему на ухо: "В следующий раз ты трахнешь меня своим огромным членом". Вот оно. Он громко простонал, кончая в руку Ганса. Конечно, Ганс не мог всегда уделять ему внимание, в котором тот так нуждался. Его работа предполагала множество поездок и общение с людьми по всей Европе. И Дитер ни за что бы в этом не признался, но он чувствовал, как в нем просыпается ревность каждый раз, когда он видел Ганса в обществе других мужчин на разного рода мероприятиях. Он не мог этого чувствовать. Ревность - это удел простаков. Ревность - это признак слабости. И Дитер не был слабаком. Похоже, только если дело не касалось Ганса. Но его ревность возросла в разы после того, как знаменитый Фредерик Цоллер вернулся с войны. По просьбе Геббельса Ганс проводил с ним очень много времени. Оберегал мальчика от сумасшедших поклонников и все в том же духе. Но вынуждала ли эта просьба все время прикасаться к нему? Шептать Бог-знает-что ему на ухо? Этому глупому ребенку повезло на войне и он неожиданно стал достоин внимания Ганса Ланды. Нелепо. "Почему ты проводишь столько времени с этим мальчишкой?" "Неужели я слышу нотки ревности в твоем голосе?" Он не ответил. Он не мог. "Я провожу столько времени с этим мальчишкой потому, что он оказал Третьему Рейху большую услугу и, по мнению некоторых, это означает, что даже я должен наклониться, чтобы поцеловать его в задницу. Но меня это не привлекает." Дитер облегченно рассмеялся. Ему льстило то, насколько честен был с ним Ганс. Если бы подобное утверждение донеслось не до тех ушей, у них обоих могли быть большие проблемы. К счастью, Цоллеру не потребовалось много времени для того, чтобы отыскать милую девушку, на которую он мог бы переключить свое внимание. Именно в ее кинотеатре все они собрались для того, чтобы посмотреть “Lucky Kids” и решить, достойно ли это заведение быть местом, где пройдет премьера "Гордости нации", или нет. Ганс сел рядом с Дитером, появление которого в общественных местах уже стало редкостью. Дитер ощутил тепло, исходящее от чужого тела, находящегося к нему так близко - и, вдобавок, в темноте. Он не мог пережить этот фильм*. И тогда Ганс сделал то, чего он никогда от него не ожидал. Он взял его за руку. В присутствии самого Йозефа Геббельса Ганс Ланда взял Дитера за руку и переплел между собой их пальцы, опустив руки на свое бедро.В панике Дитер взглянул на герра Геббельса, но он был всецело поглощен фильмом. Затем он повернулся к Гансу, который поглядывал на него с улыбкой. Может быть, Ганс знал, что Геббельса не будет это волновать. Может быть, его не волновало, что он идет на риск, и ему просто было необходимо прикоснуться к Дитеру в этот момент. В любом случае, Дитеру хотелось плакать. Он завидовал тем, для кого было нормальным явлением хоть как-то проявлять свою привязанность к значащему так много человеку на публике. Он никогда не мечтал о том, что когда-нибудь они с Гансом сделают что-то подобное. Но здесь и сейчас этот, казалось бы, незначительный жест сделал все это возможным. Он бы умер за этого человека уже за одну лишь эту демонстрацию привязанности, и сейчас он даже не думал убирать своей руки из его. Он был его. Навсегда.