Тот самый день?

Может, сегодня тот самый день, чтобы повеситься? Каждое утро я спрашиваю себя, как жить дальше. Это утро не стало исключением. Холодная постель как всегда остается незаправленной, зубная паста с разноцветными полосами, такими блеклыми в полутемной ванной, и никакого завтрака. Что? Зарядка? Нет. К черту. Только крепкий кофе, обжигающий горло, и я сразу же выключаю телевизор, едва ли заметив заставку утреннего гороскопа на этот призрачный день. Я больше не верю звездам и гороскопам. Каждый из них твердил, что мы с тобой идеальная пара, но вот только… Ты как смешок на похоронах. Неуместный, громкий, спонтанный. И я всегда это знал, с самого первого дня: ты будешь смешком на моих похоронах. Ты будешь заливистым смехом, звучащем в голове каждого. Ты был как чертов комочек в манной каше, которые все так ненавидят, но я… Я, черт возьми, люблю эти дурацкие комочки. И я любил тебя. Помнишь, как мы расстались? Так глупо и уродливо. По юношески. Из-за беспочвенной ревности и неуверенности в себе. В тот день ты подрался с одним парнем… Как его звали? Эрик? Зак? Джон? Понятия не имею. Он всегда был пустым местом для меня. Он остается им и сейчас, спустя столько лет. Но ты так не считал. Школьный двор. Кроссовки разных марок, смятые рюкзаки и девчонки с распущенными, спутанными волосами. В носу сигаретный дым, а в ушах — сумбурная суматоха и крики галдящей толпы. Я паркую свой велосипед рядом с двухколесным другом твоей сестры. Неторопливо возясь с замком, я уже знаю, что происходит в нескольких метрах от меня. Не поднимая глаз, я знаю, кто зачинщик драки, и мне не важно, с кем он дерется на этот раз. Это стало чем-то… обыденным. Твое лицо в крови, хоть на удары он отвечал так неумело. Разбита бровь и нижняя губа — так бьют только слабые и неуверенные в себе. На скуле останется ссадина, и она будет ныть, назойливо сводя тебя с ума. Ты не жалеешь энергию. Бьешь слишком сильно, успевая выплевывать незаслуженные оскорбления. Ты всегда был выше и сильнее, хоть и младше. Ты не боялся. Мой разочарованный взгляд, среди десятков любопытных, и вот, черный рюкзак уже мелькает в толпе, теряясь из виду. Тебе было больно? Ты чувствовал себя преданным? Что касается меня — да. Я чувствовал. Ты не доверял, а не это ли и есть предательство? Ведь когда любишь — веришь. Я никогда не изменял тебе, даже мысленно. Ни до, ни после. Ты единственный. Я жду тебя в уборной, уже приготовив перекись и усталый взгляд, полный громкого безразличия. Шум воды, и я стираю кровь с твоего лица носовым платком. По взгляду вижу твое желание поцеловать меня. Я позволю, но чуть позже, когда платок и вата полетят в мусорное ведро. Это будет наш последний поцелуй. И когда прозвенит последний звонок, оповещающий об окончании учебного дня, — колеса моего велосипеда будут проколоты. Искренне рад, что досталось лишь колесам. Это был не ты, я знаю. Сестра всегда защищала тебя, даже если ты не нуждался в этом. Ты был злом, которое она оберегала. — Sweet sixteen, forever 17, а что происходит дальше? Что проходит с людьми? Сейчас бы я смог ответить тебе на этот вопрос. Они взрослеют. А иногда они умирают, мой милый мальчик. Мне двадцать шесть, и мои сестры считают меня стариком. Мне двадцать шесть, и у меня никогда не будет семьи. Мне двадцать шесть, и шесть лет назад я лишился своего сердца. Кофе больше не обжигает горло, а шум проезжающих машин за окном наталкивает на воспоминания о наших планах на будущее. Мы хотели уехать, помнишь? Максимализм во всей красе. Так хотелось разорвать жизненные шаблоны и быть не таким, как все. У меня были тысячи мечтаний о нас, но вся моя боль утопила их. Они умерли. Так же как ты. Я часто представляю, как люди отреагировали бы на мою смерть. Им было бы так же больно, как мне по сей день? Жизнь не становится лучше, когда ты одной ногой в гробу. Она не становится ценнее. Я до сих пор часто сплю на твоей могиле. Уверен, ты не возражаешь. Сторож уже давно проходит мимо меня, решив, что я спятил. Так и есть. Любовь — чистое безумие. А если любишь мертвого? Как это назвать? Открою секрет — нет никакой разницы. Нельзя забыть человека или перестать любить его только за то, что его больше нет в зоне видимости. Ты рядом. Ты со мной. Всегда. Куда бы я не пошел — ты повсюду сопровождаешь меня. Твое присутствие незримо, но ощущаемо. Быстрым пульсом и стуком в груди. Твоя смерть продлила мою жизнь. Буду честным. Жестким, наглым, буду самим собой и скажу как есть — я не чувствую благодарности. Я чувствую боль. Каждый день. Твоя мать до сих пор улыбается мне на улице. Я разрешаю ей обнимать меня. Она постарела, мой милый мальчик, так же, как и твой отчим. С ним мы никогда не здороваемся. Твоя сестра так и не простила меня, если хочешь знать. Для нее я всегда буду проклятьем и убийцей, сгубившим ее самого близкого человека. Она ненавидит меня, как все нормальные люди ненавидят комочки в каше и смешки на похоронах. Понимает ли она, что ненавидит часть тебя? — Если я хоть что-то значу для тебя, если ты любил меня хотя бы минуту — исчезни из моей жизни. И ты исчез. Я никогда не смогу поверить, что тогда мы виделись в последний раз. Никогда не смогу поверить, что ты поступил так, как я сказал. Ты когда-нибудь расскажешь мне, насколько тяжело тебе было? Ты сплюнул кровь в треснутую раковину, невесомо коснулся моих волос в последний раз и задержался на щеке. Я помню вкус твоей крови на своих губах, тоску в твоем взгляде и слова, которые ты оставил при себе. Что ты хотел сказать? А затем ты сменил школу и это было моим личным концом света. В семнадцать лет любая мелочь становится концом света. Я ненавидел себя и ненавидел твою непривычную послушность. Ты и вправду исчез из моей жизни, но продолжал жить своей. Возможно, ты завел друзей в той школе и встречался с кем-то достойным. Я не знаю ничего о твоих последних двух годах. Я не знаю, куда ты поступил, не знаю, забыл ли меня и так и не узнал, что означает русалка на твоей руке. Надеюсь, ты не свел якорь и розу. У меня была возможность проверить это, но, увы, я лежал на операционном столе, а после — в реанимации. Тебя похоронили раньше, чем я успел прийти в сознание. Ты не страдал. Ты даже, возможно, так и не понял, что умираешь. У тебя отказали почки. Представляешь? Почки. Кто вообще умирает вот так, мой милый мальчик? Старики болеют, зачастую харкая кровью, даже не пытаясь сдержать душераздирающие стоны и заставляя страдать себя и окружающих. Не только своих детей и внуков, но и соседей, врачей, почтальонов, санитаров скорой помощи и даже собственных домашних животных. Достается всем. Юноши и девушки с неокрепшей психикой, когда-то так сильно покалеченной незаметным пустяком — морят себя голодом в течении нескольких месяцев, а то и лет. Пускают кровь, сохраняя уродливые шрамы, и нюхают кокаин, чтобы не чувствовать голод. На смерть практически всегда требуется время. А тебя не стало в одночасье. Недомогание, потеря сознания, халатно медленная госпитализация, а через несколько часов твои родители подписывают согласие на трансплантацию органов. Чудеса современной медицины, блять. Скольким ты продлил жизнь, мой милый? Можешь не отвечать, я знаю сам. Четверым. Четыре абсолютно разных человека. Темнокожая девочка с книжным именем и разрушенной печенью, женщина, чьи волосы напоминают пшеницу и чье левое легкое работало на износ, мужчина, с разорванной в аварии селезенкой и двадцатилетний парень, который любил тебя своим изношенным сердцем. Я продолжаю любить тебя и этим сердцем тоже. Твоим. Нашим. Мой плейлист не пополняется уже который год, и я думаю, что уже давно незаметно оглох. Я ем, когда начинаю терять сознание, и зарабатываю деньги на работе, которую ненавижу. У меня нет ни малейшего шанса на счастье. Мое счастье давно мертво и похоронено. Устал ждать твоих сообщений, которые никогда не придут. Устал чувствовать холод и беззащитность. Устал смотреть в окно твоей спальни, надеясь заметить высокий силуэт. Устал забывать. Устал приходить на наше место в парке и ждать. Иногда я жду тебя там часами напролет. Каждую минуту я мечтаю смеяться над твоими шутками, даже над самыми непонятными. Мечтаю, чтобы твои забытые в моей спальне футболки снова пахли тобой. Мечтаю найти новый диск с музыкой в своем школьном шкафчике и новую ленточку на велосипеде. Мечтаю незаметно коснуться твоих волос в толпе снующих учеников. Мечтаю снова услышать твой голос. И увидеть. Хотя бы со спины. Пригубив давно остывший кофе, я чувствую свой пульс, отбивающий сильный ритм в ушах. Это твое сердце подает мне сигнал. Мне двадцать шесть, и я до боли хочу обратно. Мне двадцать шесть, и каждый день я спрашиваю себя: Может, сегодня тот самый день, чтобы повеситься?