Часть 1
8 мая 2017 г. в 13:13
На лист одного из прибрежных кустов присела стрекоза. Ее крылья все еще трепещут после полета, но тонюсенькие лапки уже крепко уцепились за прожилки листа. Вода под ней спокойна и недвижима, лунная дорожка угадывается где-то вдалеке, берега затемнены. Стрекоза вся залита светом, отражает его, словно все ее тело - и длинные овальные крылья, и вытянутый хвост, и фасеточные глаза - покрыты слоем зеркального серебра.
Микеле нарисовал ее как-то ночью, когда ему не спалось. Тогда была такая же тихая, безветренная погода, как и на рисунке, и такое же безоблачное небо, как сегодня. Флоран помнит, как, завернутый в один плед, с другим в руке, вышел к нему на балкон, укутал его плечи и сел рядом, закуривая. Микеле, казалось, даже не заметил ни его появления, ни ткани на своей спине, ни дыма, мягко уплывающего в парижскую ночь, а наутро рисунок оказался прикреплен магнитом на дверь холодильника в квартире Флорана.
Он висел там все то время, что они ездили по Европе, висел, пока Флоран пытался выдавить из себя грубые русские звуки, висел, пока Микеле в полосатых штанах насвистывал мелодии, опираясь на цирковую трапецию.
Флоран снял его, когда убирался на кухне перед приходом гостей - получение роли Короля Артура стоило отпраздновать. Микеле изо всех сил пытался показать, что эта новость его обрадовала. Он заливисто хохотал, он много пил, лез с поцелуями, но потом, когда все разошлись, он сложил руки на груди и с серьезным выражением на лице все же спросил:
- И что теперь?
А что теперь, не понял Фло. Это же только работа, пытался объяснить он. Да, я больше не Сальери, но ведь это не значит, что я не хочу тебя убить, отшучивался он. Микеле кивал, но грусть из его глаз не уходила.
- Просто Моцарт и Сальери - главное, что нас связывало. - Микеле повел плечом, а затем весомо добавил: - а теперь их нет, Флоран.
Флоран не понял, что он имел ввиду. Разве? Неужели главным для Микеле был именно мюзикл?
Как оказалось, да.
Флоран узнал об азиатском туре от Дова.
- Хочешь? - Как бы невзначай спросил продюсер, барабаня пальцами по свеженапечатанным промо-фото для "Артура".
- Ты мой продюсер, тебе виднее, - пожал Флоран печами.
Дов в ответ довольно улыбнулся.
- Я надеялся на такой ответ, - признался он. - Пойми, Флоран, не предложить тебе я не мог, но, откровенно говоря, я думаю, тебе стоит сосредоточиться на этом.
И он подвинул к Флорану пачку фотографий, на верхней из которых красовался он сам в черных мехах и с рукоятью меча в пальцах, и Захо в золотистом венце. Флоран перевел взгляд на фотографии, а Дов продолжил:
- Тем более, что мы ведем переговоры с другим актером на роль Сальери.
- А Моцарт? - вскинул голову Флоран.
- Что Моцарт? - Не понял Дов.
- Моцарт - Локонте? - Уточнил Фло.
Дов не ответил. Только посмотрел на него, как на идиота.
Микеле теперь почти не приезжал, зато звонил каждый вечер. Флоран, в основном, занимался тем, что слушал его болтовню о репетициях, новых актёрах, изменениях в сюжете, о Маэве и ее маленьком сыне.
Казалось, Микеле был счастлив. Иногда он даже вставлял в разговор строчки из песен прямо по телефону. Флоран честно пытался за него радоваться, но у него не получалось: слишком близко была мысль, что скоро репетиции перенесутся из Парижа в Азию.
За пару дней до их отлета Флоран не выдержал и предложил Микеле приехать к нему. Попросил его об этом. И Микеле приехал.
В ту ночь они почти не разговаривали. Флоран пытался впитать его в себя, укоренить его в своей памяти, в своем сознании. В каждом касании, в каждом вдохе, в каждом поцелуе слышалось: "Ты скоро уедешь!"
Проводить его Флоран не смог - пришлось ехать на репетицию. Может, это и правильно. В тот день из него вышел хреновый король, но это было лучше, чем смотреть, как Микеле уходит по посадочному коридору, как оформляет документы, сдает багаж, и знать, что он уезжает надолго.
Флоран обещал себе, что не будет скучать. И до этого момента ему казалось, что он неплохо справляется. Черт его дёрнул залезть именно в этот ящик стола, он же знал, что нужные ему документы лежат в другом месте!
Рисунок лежал в ящике на самом верху, не оставляя Флорану шансов его не заметить. Стрекоза. Чертова белая стрекоза, нарисованная рукой Микеле.
Флоран взял его, и вся боль от разлуки навалилась на него, словно пряталась именно в этом клочке бумаги. Как он там, один, без Флорана? Счастлив ли в своем Моцарте? Увидеть бы его хоть на минуту, поговорить бы с ним, пусть это будет даже во сне. Фотографий в Твиттере Флорану недостаточно, к ним нельзя прикоснуться, их нельзя поцеловать, им нельзя сказать то, что хочешь, чтобы он знал. Может, поэтому Флоран предпочитает пропускать обновления Микеланджело.
Микеле отрицал, когда его называли художником, но рисовал он очень часто. Он рисовал красивых девушек и красивых юношей, замысловатые узоры и комбинации букв, татуировки Клэр и портрет Маэвы… И каждый раз рисунок был в той или иной степени абстрактен.
А Флорану досталась маленькая белая стрекоза.
Впрочем, и здесь есть своеобразный символизм.
Микеле и сам, словно стрекоза, вдруг подумал Фло, теребя рисунок в руках - тонкий, звенящий, яркий и постоянно порхает. Нельзя ему на одном месте.
Нельзя ему без полета. Слишком сильны его крылья.
Когда-то Флорану казалось, что он смог стать для Микеле чем-то постоянным, чем-то, за что тот мог уцепиться своими крохотными лапками, но он ошибался. Его константой, его пристанью, местом, куда он хотел возвращаться была для него рок-опера "Моцарт". Не Флоран. Флоран был лишь частью этого спектакля. Заменимой частью.
Что ж, решил Флоран, комкая рисунок, дело ведь не в том, что он не справился, не смог стать для Микеле чем-то особенным. Стрекоза просто не нуждается в доме. Это существо всегда в полёте.
Флоран вышел на балкон и закурил, сжимая комок бумаги в кулаке.
- Не глупи, - сказал он сам себе. - Пора его отпустить.
Он затушил окурок.
Стрекоза не может без полета. А сегодня как раз очень удачная погода.
Он размахнулся и швырнул рисунок куда-то в кроны деревьев.
Лети, стрекоза. Ты не должна засиживаться долго. У тебя слишком сильные крылья.