Сильных духом подчиняет любовь

Why am I so uptight today? Paranoia’s all I got left I don’t know what stressed me first Or how the pressure was fed But I know just what it feels like To have a voice in the back of my head. Почему сегодня я такой встревоженный? Похоже, у меня паранойя. Не знаю, что послужило главным стрессовым фактором И что усугубило моё состояние, Но я знаю, каково это — Слышать голос со стороны затылка. Linkin Park — Papercut

      Морось неприятно щекотала кончик её носа, заставляла жмуриться; микроскопические капельки дождя беззвучно ложились на волосы и ресницы, что вынуждало Сакуру моргать чаще привычного в надежде избавиться от надоедливого чувства. Она стояла в толпе, ближе к зданию, чтобы хорошо слышать и видеть происходящее на крыше резиденции Хокаге. Небо над головой, казалось, было сделано из ртути, что потёками стремилась вдаль, вслед за юго-восточными порывами осеннего ветра. Тёмно-серый небосвод придавал столь важному для Листа дню весьма мрачный оттенок, словно будущему Ро­кудай­ме не радовалась даже сама природа, и Харуно считала это несправедливым, так как Какаши-сенсей заслуживал намного больше того, чего, как получилось, удостоился. Он заслужил яркого праздника, где играла бы музыка, жители веселились бы и отмечали начало правления нового Хокаге. Получилось же с точности до наоборот. Декорации, висящие на лесках над головами, давно промокли и утратили праздничное настроение: бумага обвисла, как увядающий цветок на братской могиле. Стоило взглянуть на это недопонимание до начала церемонии, как стало понятно, что без украшений главная улица Конохи выглядела бы намного лучше, но времени снимать всё попросту не было. Ино от такого несправедливого поворота с погодой хватил приступ истерии, а Какаши-сенсей лишь сказал, что для него в такой день украшения роли не играют. На этом тему закрыли и поспешили провести инаугурацию до того, как хлынет дождь.       Сакура перевела взгляд с туч и обвисшего над ней банта на балкон, что располагался на крыше резиденции. Там находилась Цунаде-сама, одетая в традиционный белый плащ Хокаге и широкую красную шляпу, которую она в этот момент с себя сняла и передала Какаши-сенсею, идентично одетому в белую накидку, но с надписью «Шестой Хогаке» на спине. На самом деле старушка, которая занималась пошивкой плаща для Ро­кудай­ме, после стольких потрясений до и во время войны, вдобавок с резким похолоданием, оказалась не в лучшем здравии для столь кропотливой работы. А поручать её своим молоденьким ученицам она напрочь отказывалась. Поэтому было принято решение взять один из запасных плащей Цунаде-самы и пришить поверх «Годайме» нужное слово: издалека всё равно не видно подделку и что плащ Хатаке короткий и тесноват ему в плечах. Хмыкнув, Сакура отвлеклась от воспоминаний и прислушалась к речи своей наставницы. Слова Цунаде-самы было плохо слышно из-за шума ветра и усилившегося дождя, что в течение нескольких минут превратился из мороси в образцовый ливень. Осмотрев жителей, что так же, как и она, терпеливо промокали до нитки, Харуно увидела неподалёку знакомое лицо. Под зонтиком, который для неё поспешно раскрыла Нацу-сан, неподвижно стояла Хината, слепо глядя вдаль, точно не обращая внимания на церемонию. Рядом с ней находились Ханаби и Хиаши-сама, также с прислугой, что спешила укрыть их от дождя зонтиками. Сакура убрала с щеки прилипшие прядки и присмотрелась.       Миловидное лицо было бледным как мел; тёмные круги под ясными лиловыми глазами придавали ей нездоровый вид, словно Хинату высадили на сушу с корабля по причине морской болезни; розовые губы покрывали засохшие, тёмно-красные следы обкусанной кожи, а впалые щёки подчёркивали скулы и острую линию подбородка. Складывалось впечатление, что Хината напрочь отказывалась от пищи, мало спала и почти всё время рыдала, хотя слёзы в какой-то момент, несомненно, закончились. От одного взгляда на неё в груди Сакуры всё сжималось в тугой, болезненный узел, а в горле возникал ком. В какой-то момент жители Конохи начали расходиться: кто под зонтиками, кто давно смирился с тем фактом, что промок, и просто хотел побыстрее вернуться домой и выпить чего-нибудь согревающего. Сакура не спускала глаз с Хинаты и её семьи, игнорируя скатывающиеся по спине под слоями одежды капли ледяного дождя и толкающих её то в спину, то в плечо прохожих. Хиаши-сама обернулся к дочерям, что-то тихо промолвив с суровым выражением лица, и кивнул; в ответ Нацу-сан приобняла Хинату, всё так же удерживая зонтик второй рукой, и повернула неподвижную Хьюгу в другую сторону, направляя домой. В этот момент к Хиаши-саме подошёл молодой шиноби в форме; он что-то сказал, и Хьюга кратко кивнул, а затем обернулся к Ханаби, отправляя и её в особняк. Харуно сглотнула ком, вытянув шею, чтобы лучше видеть происходящее. Они с Хинатой никогда не были близкими подругами, но Сакуре в этот момент вдруг захотелось подойти к ней, приобнять и успокоить, разделить её боль, пусть своей скопилось, казалось, больше некуда. Она неосознанно подняла ногу, чтобы сделать шаг вперёд, как на плечо вдруг легла чья-то рука. Вздрогнув, Сакура от испуга резко обернулась, захлопав влажными ресницам. Рядом, чуть усмехаясь, стояла промокшая Цунаде-сама.       — Пойдём внутрь, церемония уже закончилась, — промолвила она, потянув за собой.       — Я видела в толпе Хиаши-саму, — моментально очнувшись от ступора, сказала Сакура. — Вы говорили, что организуете с ним встречу.       — Да, но ответ от клана Хьюга не пришёл. Господина Хиаши сейчас больше беспокоит Хината и её самочувствие — как физическое, так и духовное. У неё определённо наблюдается состояние глубокой депрессии, и дальше будет не легче, поэтому такое отсутствие ответа на вызов к Хокаге… объяснимо горем в семье, — на последних словах уста Цунаде-самы сжались в тонкую линию и немного согнулись в уголках.       — Тогда что делать с моим обследованием? Может, попросить кого-нибудь из Бунке, например Нацу Хьюга, я видела её на церемонии.       — Сакура, ты же не думаешь, что даже такой уважаемый шиноби, как Хиаши Хьюга, может позволить себе игнорировать запрос от Хокаге?       — Я… нет, наверное, — замялась та, хмуря брови. — Так мы идём к нему?       — Сейчас всё увидишь, — ответила Цунаде-сама и толкнула рукой дверь в свой бывший кабинет, пропуская Сакуру вперёд.       На спинке ближайшего стула висел белый плащ Хокаге, с подола и рукавов которого на пол стекала вода; на подоконнике лежала красно-белая шляпа, тоже избавляясь от лишней жидкости, что собиралась на полу в виде маленькой лужи. В помещении находились Какаши-сенсей и Хиаши Хьюга, окутанные угрюмой тишиной и разделяющей их дистанцией. Последний занимал место в кресле для посетителей, положив руки на колени. Его светлые глаза скрывались в тени нахмуренных в размышлении бровей, а волевой подбородок и стиснутые вместе челюсти словно предупреждали о том, что Хиаши-сама был не в лучшем расположении духа. Какаши-сенсей выглядел предельно безмятежным, но суровость в его взгляде выдавала внутренний настрой. По телу Сакуры пробежала дрожь: меньше всего ей хотелось причинять своим недугом неудобства, быть почвой какого-то нового конфликта в Листе, особенно между Хокаге и главой одного из самых сильных кланов в деревне. Ей всё больше нравилось то предложение, которое она озвучила по пути сюда: обратиться за помощью к кому-нибудь из побочной ветви клана. Но, видимо, Цунаде-сама была намерена довести дело до конца и, несомненно, так, как запланировала. Она закрыла за ними дверь, пройдя мимо Сакуры уверенным шагом, и, скрестив руки под пышной грудью, остановилась рядом с письменным столом и стопками бумаг. Её глаза чуть прищурились, когда она осмотрела гордо сидящего Хьюгу, а затем её взор метнулся к Сакуре, и она кивнула, молча подав сигнал, чтобы та подошла поближе.       — Мы не отнимем у вас много времени, Хиаши-сама. Пожалуйста, осмотрите Сакуру, — спокойно промолвил Какаши-сенсей.       — Подойди сюда, — резче, чем ожидалось, произнёс тот, и Харуно поспешила занять указанную позицию напротив кресла. — Бьякуган! — и на лице Хиаши-самы в районе висков вздулись капилляры.       От этого взгляда всегда было не по себе. Осознание того, что кто-то мог видеть больше, чем другие, вызывало неловкость и напряжение в теле. Сакура не боялась додзюцу, как Шаринган и Бьякуган, ведь была вполне привыкшей к работе с их обладателями, но всё же такие особые способности всегда вызывали интерес: каково это — смотреть на мир сквозь столь уникальную призму? Вспомнив о Шарингане, Харуно поморщила лоб. Поход в тюрьму с Шикамару оказался плодотворным настолько, насколько был согласен сотрудничать Саске-кун. Она так и не вернулась в камеру, дождавшись Нару в тёмном коридоре, в тотальной прострации и погружённая в мысли и воспоминания. Она не спрашивала, не стремилась прочитать ни слова из того, что поведал Учиха. Это было к лучшему — она не сомневалась. Сейчас тот поход казался отрывком давнего прошлого, а не позавчерашним инцидентом. Сакура старалась не вспоминать свои слова, хоть, признаться, совершенно их не помнила. Всё, что она в тот миг выпалила Учихе в лицо, осталось там, в том жутком помещении, и как ни старалась, а дословно вспомнить промолвленное в порыве эмоций и паники Харуно не могла. Общая суть той речи всё же была ей известна, и Сакура собой не гордилась, хоть и понимала, что была вынуждена так поступить. Но, как она уже не раз себе мысленно повторяла точно мантру, это к лучшему. Вряд ли она сможет смотреть Учихе в глаза после такого. Прикрыв веки, Сакура поспешила опустошить свой разум от клейких дум: сейчас необходимо позаботиться о себе, а не о нём. Вздохнув, она открыла глаза, спокойно дожидаясь вердикта Хиаши-самы. Он же, прищурившись, всматривался в систему каналов чакры в её теле.       — Всё в полном порядке, — наконец изрёк он, и его глаза вернулись в норму. — Я не вижу никаких дефектов.       — То есть на физиологическом уровне нет никаких повреждений, — хмыкнула Цунаде-сама. — Благодарю за уделённое нам время, Хиаши-сама.       Поднявшись с кресла, тот лишь молча кивнул, отворачиваясь к выходу. Сакура даже не проследила за ним до двери; её разум мгновенно наполнили тысячи несвязных мыслей, а тело подчинилось эмоциям: бросало то в дрожь, то колени подкашивались. Она ошарашенно стояла на месте, не в силах даже обхватить свои плечи. Холод в помещении, а может, в душе, пробирался морозом по коже, и хотелось лишь одного: чтобы кто-то засмеялся и сказал ей, что всё это просто глупая шутка, что её тенкецу и система каналов в полном порядке, а испускать чакру она не могла из-за собственной невнимательности, может, стресса. В затуманенном поле зрения вдруг что-то мелькнуло, и Сакура, моргая, подняла взор на подошедшего к ней Какаши-сенсея. Его пепельные брови были сдвинуты вместе, пусть и не виднелись из-под повязки на лбу, но об этом говорили едва заметные морщинки над переносицей и в уголках глаз. Он всегда был таким собранным, всегда знал, как выйти из непростой ситуации. Сакура не припоминала ни одного случая с начала их знакомства, когда бы Хатаке не знал, что делать, как победить. И сейчас, глядя прямо в его тёмные глаза, Сакура надеялась, что Какаши-сенсей поделится с ней какой-то внезапно возникшей идеей, способной разрешить эту проблему. Его чёрные радужки, похожие своим оттенком — и только — на глаза Саске-куна, были наполнены чувствами: беспокойством и заботой, а не безразличным холодом, который Сакура привыкла видеть в данном цвете. Это вселяло хрупкую надежду на разрешение ситуации и немного согревало душу.       — Значит, недуг пси­хосо­мати­чес­ко­го ха­рак­те­ра, — промолвила у неё за спиной Цунаде-сама, заставив Сакуру в который раз вздрогнуть.       — Как это можно вылечить? — спросил Хатаке.       — Проблема здесь, — легонько стукнув дважды кончиком пальца по виску Сакуры, ответила та. — Ты должна разобраться в себе, пересилить страх, что поселился в душе, что не позволяет тебе использовать навыки медика. Разумеется, это в случае, если ты всё ещё хочешь быть куноичи Листа. Если нет, то можно не забивать себе голову пустяками, продолжать жить, словно ничего не случилось, — пронзив Харуно серьёзным взглядом, сказала Цунаде-сама. — Угроз для жизни в твоём состоянии не заметили ни врачи в больнице, ни я, ни Хиаши-сама, а значит, с физиологической точки зрения ты абсолютно здорова. Всё только в твоей голове, в сердце, и тебе никто не в силах помочь побороть саму себя. Ты должна решить, что делать дальше, Сакура: сдаться или сражаться.       В горле пересохло. Она не знала, что ответить. Был ли смысл в том, чтобы оставаться шиноби? Без Наруто и Саске-куна она оказалась точно сиротой: Какаши-сенсей теперь занимает должность Хокаге, а Сай, хоть и был её другом, был частью команды, но всё же не мог заменить тех, с кем она выросла, с кем утвердилась в этом мире как ниндзя. Сакура могла себе представить всё как на ладони: её будут ставить третьим колесом в другие команды, что не было столь трагично, но всё же мысли в подобном русле вызывали во рту привкус горечи. Она не хотела быть точно за уши притянутой в чужой слаженный, годами сработавшийся коллектив, но что делать, когда своей команды больше нет? Поэтому Харуно не знала, был ли смысл в том, чтобы исправлять это психологическое недоразумение. Она может заниматься административными делами, помогать Какаши-сенсею или работать в какой-нибудь больнице, но не с пациентами — с бумажной волокитой, в архивах. Наконец можно отправиться в путешествие с Цунаде-самой, как это делала когда-то Шизуне-сан. Сакура вполне видела в своих способностях пользу и без использования чакры, вот только в груди клубилось мерзкое ощущение, будто этот дефект вешал на неё ярлык неполноценной куноичи. Не хотелось до конца своих дней ходить с ещё большей дырой в груди, причиной которой была её же эмоциональная нестабильность.       — Одним из первых документов, что я подпишу как новый Хокаге, будет список шиноби, которых после войны повысят до уровня джоунина, — нарушил тишину в комнате Какаши-сенсей. — Ты первая в этом списке, Сакура.       — В-вы… повышаете меня в ранге? — прошептала она.       — Да, это решение было принято ещё до обнаружения твоего… недуга. Поэтому считай данный факт лишней мотивацией на поиски, эм, лекарства.       — Ты ученица Годайме и Ро­кудай­ме Хокаге, — продолжила строго Цунаде-сама. — Негоже опускать руки, сдаваться и принимать жизнь обычного жителя деревни, Сакура. Не в этом заключается твоя доля, и ты это прекрасно знаешь. Не постыжусь сказать, что ты моя лучшая ученица, и я не позволю, чтобы такой ум и талант пошли коту под хвост из-за какой-то пси­хосо­мати­чес­ко­й травмы. Если я после стольких лет смогла перебороть себя, свой страх, то и ты сможешь.       Зажмурив глаза, Сакура сделала судорожный вдох-выдох холодного, царапающего глотку воздуха, успокаивая своё дрожащее тело. Она не собиралась сдаваться, но и не знала, как побороть то, что мысленно не могла даже обнаружить. Почему она не может излучать чакру? Что послужило главным стрессовым фактором, ведь до войны, да и после, произошло столько событий — всех не перечислить. Это должно быть чем-то чрезвычайно травмирующим психику, тем, что заставило её страдать и что, возможно, терзало её душу до сих пор. В голове возник образ несущегося на неё силуэта фиолетовой чакры; его рука пронзила её сердце, погрузив в долгий сон. Мог ли тот случай с Саске-куном быть тем самым рычагом, что изменил всё? И если это так, то что конкретно Сакура должна сделать, чтобы излечиться? Вопросов становилось всё больше, а вот ответов по-прежнему не было. Она подняла взор на своих наставников, молча кивая, так как язык не поворачивался что-либо сказать. Какаши-сенсей, наверное, догадывался о том, что промелькнуло в её мыслях, но соблюдал учтивость и молчал, дабы не вызывать гнев Цунаде-самы. Вероятность того, что она откажет им в помощи с судебным процессом, узнав о причастности Саске-куна к душевной травме Сакуры, была достаточно высокой. В таком случае лучше утаить некоторые факты, по крайней мере, до завершения верховного суда. Действительно, будто прочитав её мысли, Какаши-сенсей нарушил в очередной раз повисшую в кабинете тишину и, чуть прочистив горло, сообщил:       — Сегодня утром пришли письма от других Каге. Кроме официальных поздравлений, там была информация о дате и месте проведения суда над Саске. У нас есть две недели, чтобы подготовить аргументы в его защиту. Верховный суд соберётся в Такигакуре, в Деревне Скрытого Водопада. Мы со своей стороны обязаны доставить Саске туда в назначенный день, разумеется, без инцидентов и попыток побега.       — Быстро они, однако, — вполголоса промолвила Цунаде-сама. — Я думала, что суд назначат как минимум через месяц. У всех сейчас свои заботы, зима на носу в конце концов! — вспыхнув, недовольно продолжила она. — Думать надо о людях, а не о запертом и обессиленном нукенине!       — Эй хочет побыстрее избавиться от Саске, чтобы перевернуть страницу в истории мира шиноби. Сообщение с деталями, собственно, было в его письме, остальные Каге лишь согласились, ведь в их глазах причин затягивать с судом нет.       — Но это важно для стороны защиты, — прорезался слабый голос Сакуры, и она с мольбой в глазах взглянула на Хатаке. — Ведь двух недель недостаточно для подготовки чего-то достойного, даже в команде с Шикамару и его гениальной головой.       — Если я попрошу об отсрочке, это четыре к одному. Придется приложить максимум усилий и вложиться в сроки.       — Чёртов Эй! — фыркнула Сенджу, рассерженно нахмурив брови. — Пойду соберу для Нары все документы по осмотру тела Наруто.       На этом Годайме маршем покинула кабинет, хлопнув дверью, что аж затряслись портреты с предыдущими Хокаге. Сакура опустила голову, переваривая новую информацию. Две недели. Этого мало для тщательной подготовки, на что, видимо, и надеялся Райкаге. Если они не смогут достойно выступить перед остальными Каге, то те чисто из-за известных им преступлений Саске-куна будут вынуждены вынести соответствующий приговор: казнь. В очередной раз вспомнив об Учихе, Сакура застыла. То его состояние: он заболевал в тюремной камере, и если просидит там ещё пару недель, то в день суда не сможет и слова вымолвить в свою защиту. Она понимала, что противникам аргумента это только на руку, но не стороне защиты, ведь будет лучше, если Саске-кун сможет гордо стоять в зале суда, не показывать слабину. Он должен бороться до последнего. Сакуре вспомнились те мысли, что посетили её в час визита в тюрьму: они могут перевести Учиху в другое место, окружить его барьерами. Главное, чтобы там было тепло, а остальные методы обеспечения безопасности никого не волновали, Саске-куна так точно. Подняв голову, она осмотрела комнату и увидела занявшего своё рабочее место Какаши-сенсея. Он пересматривал какие-то бумаги, еле слышно вздыхая. Теперь, когда он официально стал Хокаге, он мог посодействовать с любым вопросом, мог помочь осуществить эту идею, — осталось лишь озвучить её. Сглотнув неуверенность, Сакура подступила к письменному столу, нервно покусывая нижнюю губу. В худшем случае, если ничего не получится, Саске-кун останется в той камере. Возможно, перед походом в Деревню Скрытого Водопада к нему вызовут врача и тот подлатает Учиху, но гарантий не было.       — Как ты справляешься? — спросил Хатаке раньше, чем она смогла открыть рот.       — Я?.. — удивлённо вскинув брови, промолвила Сакура.       — Да, — подняв на неё спокойный взор чёрных глаз, повторил он. — Похороны, этот недуг, а теперь ещё и суд. Как бы всё это не оказалось слишком большим давлением на тебя. У меня почти нет свободного времени, чтобы поговорить с тобой и лично убедиться в том, что ты в порядке.       — Я справляюсь, не волнуйтесь, Какаши-сенсей…       Было весьма неожиданно слышать такие слова заботы в свой адрес, поэтому Сакура замялась, не желая разрушить столь странный, но приятный момент. Какаши-сенсей тревожился за неё: как-то в этом Харуно ни на секунду не сомневалась, но она совершенно не ожидала того, что он так открыто об этом заявит. Хотя чего стесняться, если они за многие годы стали друг другу почти семьёй. Приподняв уголок губ в слабой улыбке, она ощутила прилив уверенности и сказала:       — Я хотела поделиться с вами одной идеей насчёт Саске-куна. Я проанализировала его физиологическое состояние в тюрьме, и мне показалось, что будет более разумным ходом переместить его в клетку из барьеров; можно дополнительно приставить стражу, иначе до начала суда он будет в очень неудовлетворительном физическом состоянии. И это с учётом того, что суд будет проходить в чужой деревне: ему придётся идти туда, а с лихорадкой он вряд ли сможет твёрдо стоять на ногах. Всё это суммируется лишь в ущерб ему и стороне защиты. Поэтому я подумала, что будет лучше, если мы его… переведём, например, в одну из пустующих комнат здесь, в резиденции.       Закончив, Харуно притихла, дожидаясь ответа на свою небольшую речь. Необязательно было выполнять всё в точности так, как она изложила. Главной была суть такой предложенной перемены: Саске-кун должен оставаться сильным, несломленным в глазах тех, кто пытался его сжить с этого света. Она сама не понимала, почему от этой идеи внутри всё так загоралось, почему хотелось действовать. Учиха обидел её, и не единожды. После таких поступков любая уважающая себя девушка отвернулась бы от него, не стала бы слушать никого, даже приказы Хокаге. Но что-то в груди не позволяло Сакуре поступить так с Учихой, даже после их перепалки в тюрьме. Она пообещала помочь спасти его от гибели, и эта идея была одним из способов, которыми Харуно могла сдержать данное слово. Затаив дыхание, Сакура смотрела на погрузившегося в раздумья Какаши-сенсея. Он выглядел очень уставшим, и она мысленно отметила, что будет неплохо сделать для него мешочек своих фирменных пищевых пилюль. Хатаке ещё не скоро сможет расслабиться, и такой источник энергии ему не станет лишним, да и самой только в радость сделать наставнику приятное. Тем не менее затянувшаяся в кабинете тишина начинала играть на нервах Сакуры. Сердцебиение ускорялось от волнения, и с каждой секундой Харуно порывалась сказать, что это была глупая идея, чтобы Какаши-сенсей забыл обо всём, но его ровный голос нарушил молчание, заставив Сакуру вздрогнуть от неожиданности.       — Признаться, я тоже об этом думал. Такое дело можно провернуть под предлогом того, что Саске преступник с внушительным досье и что держать его в многолюдном месте, как в общественной тюрьме, неразумно.       — Значит, вы можете забрать его оттуда? — скрывая распускающуюся в душе надежду, спросила Сакура.       — Могу попытаться, это не запрещено, — кивнул он.       — Это же хорошо! — улыбнулась больше самой себе Харуно, а затем, точно магнитом, подняла голову вверх и встретилась со взором Хатаке.       Какаши-сенсей еле заметно усмехался ей в ответ под маской, о чём говорили почти незаметные морщинки в уголках его глаз, будто такая реакция забавляла его. Может, так оно и было: с его непростой работой, особенно в этот период послевоенных разборок и отстройки Конохи, было почти невозможно отвлечься на что-то обыденное, расслабиться в безмятежности, посмеяться. Глядя на него, Сакура испытала странное чувство, словно была готова тешить Хатаке такими вот глупостями с условием, что ему оно только в радость, и, разумеется, не у всех на виду. Хмыкнув, она потупила взор, обняв себя за локти. Даже если Цунаде-сама отправится в путешествие, о чём та часто говорила в последние дни, у неё останется Какаши-сенсей, и этого было достаточно. Он не оставит её одну — Сакура чувствовала это, хоть сама не знала, откуда такая уверенность. Шмыгнув носом, она лишь пару раз кивнула, отворачиваясь от Хатаке. Кажется, Ино ещё до начала церемонии говорила что-то о встрече с Тен-Тен в старом-новом кафе, что находилось в отстроенной части деревни. Если поспешить, то можно ещё застать их и провести время в кругу подруг, а не в пустой комнате, обдумывая прошлое и будущее — своё и Учихи. Сегодня всё-таки праздник, даже если погода отказывалась сотрудничать, а в деревне особо не было мест, чтобы отметить инаугурацию нового Хокаге. Направившись к двери, Сакура услышала:       — Пообещай мне, что переборешь свой страх, что в скором времени вернёшься в былую боевую форму, так как нам на время путешествия в Такигакуре и суда твои способности медика могут очень пригодиться.       Прикрыв веки, Сакура остановилась у двери, обхватив ручку похолодевшими пальцами. Она прикусила губу, пожёвывая её в размышлениях, а затем достаточно громко ответила:       — Конечно, Какаши-сенсей, не волнуйтесь, — и поспешно покинула кабинет, прежде чем он смог услышать в её голосе нотки лжи.