I’m sick of the tension, sick of the hunger Sick of you acting like I owe you this Find another place to feed your greed While I find a place to rest. Я устал от напряжения, устал от жажды, Устал от тебя — ты заставляешь меня думать, что я тебе что-то должен. Питай свою жадность в другом месте, А я пока отправлюсь туда, где можно отдохнуть. Linkin Park — A Place for My Head
Дверь с тихим щелчком захлопнулась. Сакура замерла, подавляя в теле дрожь, что предательски проявлялась через еле слышный звон миски и стакана на подносе. Она осмотрела комнату, в которой провела достаточно дней, чтобы знать каждый угол, и не ощутила прилива радости от того, что добилась своей цели, что пришла навестить Саске-куна. Волнение скручивало все внутренности в тугой узел, а затем умело дёргало за них в попытке вырвать; Харуно почти не дышала, глядя на кровать в дальнем углу. Глаза изучали каждую деталь, словно она не могла приказать себе остановиться. Учиха неподвижно лежал, возможно, дремал или просто делал вид, что не услышал вошедшего. В горле мгновенно образовался ком, преграждая дыхательные пути, отчего в глазах начали собираться слёзы, щипать и резать веки. Нет, она здесь не за этим. Нельзя всё время рыдать при встрече с ним — это уже унизительно, у неё ещё были остатки гордости. Пару раз моргнув, Сакура прогнала желание пожалеть себя, Саске-куна или ситуацию, в которой они все оказались после гибели Наруто. Ничего уже не изменить — они сделали всё, что могли. Более радикальные меры понесут за собой непредсказуемые последствия, особенно сейчас, после завершения верховного суда. Какаши-сенсей позаботится обо всём, он не кинет Саске-куна на произвол судьбы, а значит, причин волноваться не было. Хатаке ей обещал, а он человек слова. Сглотнув тот самый ком, она ступила вперёд, крепко сжав пальцами ручки подноса, и, не отрывая взгляд от ограждённой барьером кровати, направилась к ней. Возможно, звук её шагов или же знакомый ритм, с которым она передвигалась, наконец привлёк внимание Учихи. Он распахнул веки, но голову не повернул, продолжая лежать на жёстком матрасе, смотреть на потолок. Остановившись у барьера, Сакура сделала тихий судорожный вдох, сглатывая сомнения. Что она здесь делала? Зачем пришла? Учихе наплевать на неё, он даже не заметит её отсутствия в деревне, потому что будет заперт до конца жизни в тюрьме. Но почему-то Сакура не могла заставить себя покинуть его, особенно сейчас, когда у неё ещё была возможность посмотреть на него, начать нескладный разговор, который, скорее всего, превратится в монолог. Да и что она ему скажет? Что пришла попрощаться, что будет и дальше стараться ему помочь или чтобы он не унывал? Всё это звучало настолько глупо в её мыслях, что Сакура была порядком даже согласна с Учихой, с его словами: она его только раздражала своими поступками и ненужными речами. Возможно, лучше отказаться от этой затеи сейчас, молча поставить поднос и уйти. Она избежит очередного самоунижения перед человеком, которому до сих пор была готова отдать всё, что угодно. И это её пугало. Казалось бы, она должна была ненавидеть Учиху за всё, что он сделал ей, за то, что он фактически довёл до смерти Наруто, отправил его прямиком в могилу. За те поступки, которые привели их к такой реальности. Сакура всё это прекрасно осознавала, в голове эти воспоминания и причины безутешно вертелись, подобно вьюге за окном, а вот сердце, до сих пор любящее Саске-куна, не позволяло им прорваться и отрезвить её рассудок. Она не понимала почему. Возможно, всё это просто укоренившаяся привычка, которую очень сложно побороть за столь краткий отрезок времени. Сакура привыкла испытывать желание помочь Учихе, желание спасти его, вернуть домой. Такой мысленный настрой не перебороть простым «хватит»; вряд ли ей удастся сдерживать свои порывы заботы и любви по отношению к Саске-куну. И она не сомневалась, что любовь в сердце к этому человеку всё ещё осталась, ведь что-то же подтолкнуло её прийти сюда, что-то же её вело к нему, пусть Учиха в очередной раз и не ответит взаимностью — в этом Сакура не сомневалась. Надежда — она бесплатная, её невозможно убить силой мысли, и даже самые жестокие поступки не смогут растоптать то маленькое зёрнышко в душе. Харуно из личного опыта знала, что не сможет отмахнуться от этого ощущения, от размышлений и глупых планов, а всё потому, что она наивно надеялась на лучшее. Даже сейчас, стоя неподвижно с подносом в руках, она смотрела на кровать, где всё так же лежал Саске-кун, видимо, решивший не реагировать на её присутствие, и надеялась, что их последний разговор будет хоть как-то отличаться от предыдущих. Сделав краткий вдох, Сакура подошла ближе к прозрачному барьеру, сверля взглядом Учиху. Он немного прикрыл веки, молча выжидая её дальнейших действий. Печать, которую Цунаде-сама наложила на каждого члена команды Хатаке, ещё осталась на теле, а значит, Сакура могла смело сделать шаг вперёд и пройти сквозь невидимую стену. Оставался вопрос: нужно ли? — Саске-кун… Его имя сорвалось с языка быстрее, чем она смогла себя остановить. По спине пролетела волна холодных мурашек, а сердце на секунду замерло, стало тяжёлым, как камень. В груди всё сжалось спазмом, и Сакура, таращась на Учиху, медленно выдыхала воздух из лёгких. Боль, что растекалась по венам, пришла не из-за собственных переживаний, а из-за его явной апатии. Саске-кун никак не отреагировал на своё имя, и вовсе казалось, что он всецело игнорировал её. Но почему? Неужели она не доказала свою дружбу той историей с судом? Почему он по-прежнему отталкивал её, хоть прекрасно знал, что она приложила руку к его спасению? Это было несправедливо. И всё же она не могла требовать от него внимания. Она сделала то, что должна была — спасла друга, спасла любимого человека. Остальное лишь… неизменно. Учиха, видимо, никогда не признает её, не откроется ей так, как Узумаки. Совершенно ничего не поменялось: её самопожертвование отталкивало его, а открытая демонстрация любви раздражала. Захлопав ресницами, Сакура пересилила себя и ступила ближе к кровати, пройдя сквозь невидимый барьер. Никто от неё не требовал прислуживать Учихе: могла оставить поднос на полу, просунуть его через преграду, но Харуно для себя решила, что если это последний раз, когда она видит Саске-куна, то можно хотя бы попытаться добиться от него самого простого и человеческого: благодарности. Бьякуго на её лбу давно проявил оттенок и ромбообразную форму, поэтому Сакура больше не ощущала себя беспомощной и даже не боялась находиться настолько близко к нукенину. Она знала, что Каге наложили на тело Учихи множество печатей, что, в принципе, опасаться нечего, но всё же чем ближе она к нему подходила, тем отчётливее вдоль хребта пробирался иглами мороз. Наверное, она никогда не переборет въевшееся в разум представление о Саске-куне: он опасный и сильный шиноби, на это намекали все её непривычно заострённые органы чувств и мелькающие на заднем фоне воспоминания. Она знала, что не должна была бояться, но почему-то сознание не слушалось, а организм реагировал соответствующе. — Я принесла твой завтрак, — вполголоса промолвила она, сглотнув очередной ком. — Мне поднос где поставить, на пол? Или… Слова потерялись ещё до завершения предложения. Сакура, несколько раз моргнув, нервно облизала сухие губы и осмотрела небольшое пространство, ограждённое барьером. Оставшись без ответа, она согнулась и поставила с тихим звоном на пол у кровати поднос. Учиха так и не взглянул на неё. Его веки были прикрыты, тело не сдвинулось ни на миллиметр с момента, как она вошла в комнату. Видимо, разговора у них так и не получится, а значит, она вполне могла высказать ему всё, что хотела, раз эта речь окажется очередной неуслышанной и глупой. Сцепив пальцы в замок за спиной, Сакура выдохнула, подняв взор к потолку, чтобы не видеть даже краем глаза кровать и лежащего на ней Саске-куна. Собравшись с духом, она произнесла дрожащим голосом: — Я выпросила у Какаши-сенсея разрешение навестить тебя… Подумала, что это отличная возможность для нас обоих, ведь очень многое поменяется, и уже в скором времени… Почему-то все слова казались неправильно подобранными. Сакура ощущала, как её щёки медленно наливались стыдливым румянцем. На этой стадии можно было просто замолкнуть и уйти. Учиха не реагировал ни на её присутствие, ни на голос. Это было унизительно, пусть она и раньше падала ему в руки открытой книгой. Он же никогда себе не изменял: холоден, безразличен, отстранён и раздражён. Прикусив губу, Сакура крутанулась на каблуках сапог, намереваясь как можно быстрее добежать до двери, а затем без оглядки поспешить домой, чтобы закрыться в комнате и в мёртвой тишине пережить эту последнюю ночь в Конохе. Утром будет легче — она очень надеялась, — а вдали от родины, вдали от Учихи… Если бы он только разрешил ей подобраться к нему, стать тем другом, которым она была после окончания Академии. Но подобные мысли, наполненные надеждой, были глупыми, тщетными. Саске-кун никогда её не признает важным для себя человеком. Она так и останется обузой, надоедливой девчонкой, от которой не спрятаться. Запястье её правой руки внезапно крепко сжали, чем Учиха заставил остаться на месте. Сакура удивлённо вдохнула, резко повернувшись к нему лицом, широко открыв глаза, изучая происходящее. Саске-кун сидел на краю кровати, сжимал её рукав своими длинными пальцами; его взор был устремлён куда-то вдаль, словно он нарочно не глядел на неё, продолжая игнорировать. Сжав руку в кулак, Харуно попыталась вырваться из стальных клещей, но вместо этого случайно приблизилась к кровати на полшага, пошатываясь на непослушных и дрожащих ногах. Встав, выпрямившись во весь рост, что его грудная клетка находилась на уровне её глаз, Учиха оказался настолько близко, что Сакура вдыхала в одно время приятный, но почти выветрившийся запах его водолазки. Замерев с приоткрытым ртом, она старалась не показывать свою растерянность. — Я не хочу, чтобы ты сюда приходила. Не хочу слушать твои речи и видеть тебя тоже не желаю, — его тихий, но пустой голос вызывал в теле Сакуры дрожь. — А я больше и не приду, даже если бы хотела, — на выдохе, не сдержавшись, прошептала она. — Какаши-сенсей отправляет меня на год в Суну с дипломатической миссией… На секунду поморщившись, Харуно прикусила язык, понимая, что в очередной раз сболтнула лишнего. Он ведь только что сказал, что не хочет её заботы, помощи и дружбы. А она в который раз сделала по-своему, не сдержалась, будто капризный ребёнок. Застыв в невесомости, Сакура внезапно осознала, насколько близко находилась к его телу — почти впритык. Сквозь ткань его водолазки ощущалось слабое тепло, а слух задевало ровное дыхание. Она смотрела на часть шеи, которую было видно из-под смоляных волос, на то, как двигались его мускулы, когда он сглатывал, и на выступ ключицы. Перед глазами мимолётно всплыл тот миг, когда она помогала Обито открывать порталы в измерения Кагуи. Они искали Саске-куна, и вот с последней попытки, на которую у Сакуры хватило чакры, нашли. В тот миг, когда запасы энергии иссякли, она на секунду подумала, что часть её души от испуга умерла. Учиха остался бы в той пустыне, если бы они не успели. Но вспомнилось совершенно не достижение цели, а что было после: как Саске-кун в мгновение ока оказался у неё за спиной, позволив ей опереться о его крепкое тело, чтобы не упасть. Истощённая, она помнила тот краткий миг заботы, которую он проявил по отношению к ней. Среди всех его жалящих слов и обид тот поступок запомнился как яркое пятно на вечно пасмурном небосводе. Она поспорила бы с кем угодно, что Учиха позволил бы ей упасть или разрешил бы Обито как-то помочь — сам бы грудь не подставил. Но Саске-кун поступил в точности до наоборот: она помнила, как его покрытые пылью и ссадинами пальцы придерживали её за обожжённое плечо. Возможно, он только на словах пытался ранить, а своим поведением старался оттолкнуть её от себя. Если вспомнить прошлое, те моменты, когда они сражались на одной стороне, Учиха незаметными поступками показывал своё отношение к ней — иное отношение, в которое Сакуре очень хотелось верить. Не прояви он тех секунд снисхождения, она была бы уверена в его безразличии, а так в голове одно с другим не укладывалось, путало и подталкивало Харуно к глупым поступкам; этот тайный визит был тому примером. Она всё не могла убить в себе надежду. — Избавился от Узумаки, и тебя куда сослать место само нашлось — не будешь надоедать. Его фраза словно дала под дых. Сакура забыла всё, о чём думала, забыла о близости к его телу и о своих противоречивых чувствах. И не так задела вторая часть сказанного: она привыкла к обидам со стороны Учихи, он на доброе слово скупой; всколыхнула сознание первая часть: он «избавился» от Наруто. Что значит избавился?! Сакура всё понимала, в совершенстве знала все причины, что поспособствовали гибели Узумаки. Саске-кун своими действиями и тем решающим сражением лишь подтолкнул организм Наруто в конечном итоге к истощению и неизбежной кончине. И всё же почему избавился? Узумаки был его лучшим другом, он никогда не скрывал своего отношения к окружающим и целей, главной из которых было возвращение Учихи в Коноху. И вот Саске-кун здесь, может, не в лучшем свете перед миром и не в самых приемлемых условиях для жизни, но он вернулся в родную деревню, и он ещё смел поминать Наруто такими словами?! Избавился, точно от ненужного хлама или сломанной игрушки. Сакура сглотнула ставший поперёк горла ком, ощущая, как её грудная клетка начала чаще подниматься в кратких вдохах. Учиха мог мучить её сколько угодно, но трогать светлую память о Наруто он не имел права. Сжав руку, что не была заключена в тиски из сильных пальцев Саске-куна, в кулак, она нахмурила брови и смело подняла на него разгневанный взгляд. Он же глядел в ответ, не избегал зрительного контакта: один глаз скрывался за пеленой тёмных волос, а второй блистал в свете дня подобно чёрному жемчугу. Вот только вряд ли деликатная бусинка могла сравниться с тем, что излучала его радужная оболочка. Равнодушие, вкоренившееся в тот цвет, казалось, покрылось толстым слоем льда, что ни проломить, ни растопить. Саске-кун сверлил её интенсивным взглядом, наполненным гневом и пустотой по отношению к ней. Это мгновение напомнило ещё кое-что из недалёкого прошлого, что заставило Сакуру впиться ногтями в собственную ладонь. В последний раз, когда они пересекались взглядами, он придерживал её за плечо. Почему-то тот случай уже не в первый раз всплывал в мыслях Харуно, и она всё пыталась понять, в чём причина такой зацикленности. Возможно, всё дело в том, что Саске-кун изредка, но всё же показывал крупицу заботы, пусть в годы, когда они ещё были в команде, но воспоминания не лгали, и сейчас Сакура искала именно это: проявление его внимания, его беспокойства. Но видела в его глазах лишь злость и холод. Глупая, может, он действительно решил порвать с прошлым, раз уж судьба последнего из клана Учиха сложилась таким образом. А Харуно непосредственно была частью его жизни, как и Наруто, а раз от него Саске-кун «избавился», то ничего иного по отношению к себе Сакура могла не ждать. Он был рад, что больше не увидит её, что она покинет Лист на год и не будет своим присутствием напоминать о том, что было частью его былой жизни. — Меня можешь обзывать как хочешь, отталкивать и ранить, но Наруто трогать не смей! Выдернув руку из его хватки, Сакура отступила на шаг, всё так же испепеляя столь важного для себя человека разгневанным взглядом. И почему она в своих наивных фантазиях надеялась на какой-то иной исход? Думала, что если это их последняя встреча и разговор, то Саске-кун чуточку откроется, может, поблагодарит её за то, что она помогла отвоевать его жизнь, смягчить приговор. Но с ним реальность, как всегда, была другой: Учиха ещё больше оградился, и до него вряд ли можно достучаться теми способами, которые приходили Сакуре на ум в данный момент. Стена, что образовалась между ними за годы его отсутствия в Конохе, с каждым днём возрастала и становилась толще, точно непробиваемый барьер. По крайней мере, сейчас Сакура точно не находила в себе правильных слов, чтобы Саске-кун изменил своё отношение к ней. — У меня больше прав поминать его, чем у любого из вас, —процедил сквозь зубы он. — Если ты пришла, чтобы проститься, — прощай. Словно подтверждая свои слова, Учиха неожиданно сдвинулся с места и ступил вперёд, что заставило её инстинктивно попятиться, и так ещё пару шагов, пока по телу не прошла волна тепла, обозначающая прохождение сквозь невидимый барьер. Она ведь не боялась его, так с чего реагировать, будто к ней приближался дикий и опасный зверь? Тем не менее, тело было не в ладу с запутавшимся разумом. Сакура ощутила, как мышцы в ногах напряглись: она замерла на месте, всего в нескольких сантиметрах от энергетической стены. По ту сторону, находясь почти впритык к преграде между ними, стоял Саске-кун. Он продолжал смотреть на неё, опустив немного голову, из-за чего лицо ещё больше скрылось в тени смоляных волос, но интенсивность взгляда ощущалась кожей словно жар, исходящий от костра. Часто дыша, Сакура до последнего подавляла в себе всё, что бурлило и кипело в груди. Как и в тот раз, перед боем с Наруто, он всё решил вместо неё, не дав даже высказаться, не выслушав. Учиха пресёк всё в корне. Пора бы наконец принять реальность. — Ты всегда обходился со мной как с ненужной вещью, с тем, что непригодно ни с одной стороны твоим планам, твоей мести, — выпалила она на одном дыхании. — Всегда оставлял меня позади, не обращал внимания. Вы с Наруто невероятно быстро продвигались в своих навыках, и я смирилась с тем, что была вынуждена доказывать свои умения, с тем фактом, что я достойна идти рядом с вами, своими друзьями… Так мог бы, видясь со мной в последний раз, проявить хоть каплю человечности, поговорить как с другом, а не с низкосортным знакомым, — моргая, чтобы прогнать с век слёзы, завершила она, не поднимая взор на своего собеседника. — Уходи, Сакура. Протяжно выдохнув, сжимая в кулаки дрожащие от гнева руки, Харуно без лишних колебаний развернулась, направляясь к выходу. Она старалась не срываться на бег, наконец разрешая предательским слезам стекать по щекам. Зачем она только выпросила этот визит? Наивная дурёха, считала, что хоть чем-то сможет пробить панцирь Учихи, а на деле оказалось, что их отношения стали ещё более непонятными. Он словно специально колол её во всевозможные открытые раны, даже не побоялся задеть Наруто в надежде, что она сама откажется от него, оставит его гнить в тюрьме. Хлопнув дверью, не оглядываясь, Сакура поспешила в сторону лестницы, попутно вытирая рукавом слёзы. Угораздило же её полюбить такого чёрствого и сложного характером мужчину.***
Он смотрел ей вслед, слушал, как отдалялись шаги и как она разгневанно хлопнула дверью, что зазвенела миска на подносе. Возможно, в этот раз он сделал всё, как следовало, и этого будет достаточно, чтоб Харуно обиделась на него и решила, что он не стоил всех усилий, нервов и чувств, которые она с такой самоотдачей в него вкладывала. Саске не был уведомлён о её командировке в Суну, да и с чего бы? Он теперь узник, а не шиноби своей страны — с ним никто не обязан делиться важной информацией. И всё же такое решение Хатаке он поддерживал: ей не место в Конохе в ближайшее время. Чем дальше она находилась, тем больше шансов на то, что шпионы организации «Кираи» изменят своё мнение, перестанут считать Сакуру важным для него человеком. А чем меньше в этом списке людей, тем лучше, ведь Саске уже нехотя ощущал ответственность за то, что вовлёк в это дело совершенно непричастного ко всему Нару и Какаши. Может, хотя бы от Сакуры удастся избавиться, пусть метод и был жестоким и бесчеловечным. Она ведь действительно ему помогла, и Саске этого не забудет. Ещё со времён Академии — и даже раньше — она бегала за ним со своей заботой, которую Учиха глубоко в душе ценил. Как в ту ночь, когда он покинул деревню, решил, что уйдёт в ученики к Орочимару, Сакура словно чувствовала, где именно он будет проходить, и дожидалась его на той скамейке. Она не побоялась озвучить свои чувства, смелая, хоть ему до девчачьих откровений не было дела, впрочем, как в тот раз перед боем с Наруто. Он знал, видел эту любовь в её глазах и старался не улавливать эти чувства, что проходили тонким подтекстом в каждом действии Харуно. У него не осталось семьи, друзей также не было, зато где-то рядом всегда была эта надоедливая девчонка, которая сперва даже терялась в толпе одноклассниц, желающих привлечь его внимание. Сакура оказалась другой, и, возможно, поэтому «Кираи» отдали ей косточку вишни. Её отношение к Саске было подлинным, честным и неизменным. Она, наверное, права: он мог её как минимум поблагодарить или выслушать, но… — Так может, надо было сказать ей об этом, теме? — Что сказать? — шёпотом спросил Саске, всё так же находясь вплотную к энергетическому барьеру, глядя на закрытую дверь. — Ну, поблагодарить её за все старания, ведь Сакура-чан из-за тебя что только ни делала после завершения войны. Лгать в суде и не краснеть — тот ещё грех на душу взяла. — Не твоё дело. Насупив брови, Саске отвернулся от барьера, не веря своим ушам. Неосознанно он начал отвечать этому навязчивому образу Узумаки, точно говорил сам с собой. Назвать это явление совестью язык не поворачивался, скорее проделками разума, и Саске не понимал, в чём источник этих странных видений. Он не сходил с ума, не сожалел о содеянном. Учиха полностью отдавал отчёт своим действиям, прекрасно понимал и анализировал свои размышления. Причин для подобной иллюзии разума совершенно не было, но всё же облик усуратонкачи продолжал возникать в самые неподобающие моменты, комментируя происходящее, озвучивая неуместные вопросы, точно это Саске глубоко в душе сомневался в чём-то и не решался обдумать вторую сторону заключений. Как сейчас: он намеренно оттолкнул от себя Харуно, предварительно взвесив все «за» и «против». Но призрачная дымка в лице Узумаки подвергала сомнению это решение. Вдобавок Саске находился в своеобразной стадии отрицания: он не признавал, что облик Узумаки перед его глазами — это олицетворение его совести, но и паранормальным явлением тоже не мог назвать, потому что не верил в такие вещи. Тогда что же это? Почему голос Наруто вечно твердил о том, что ему необходимо поблагодарить Сакуру, почему припоминал все те случаи, когда она протягивала Учихе руку помощи? А Саске в такие мгновения просто надменно отворачивался и молчал, игнорировал, будто Узумаки хотел уколоть его, найти какое-то слабое место, чтобы продолжать давить. Возможно, такое капание на мозг всё же как-то повлияло на Учиху, так как он в последнее время начал думать о Харуно намного чаще, обдумывал какие-то её ненужные чувства, что, в свою очередь, сильно раздражало. Видимо, по этой причине он и решил в последний раз растоптать её, чтобы им дышалось легче вдали друг от друга. Когда она вернётся в Коноху, то не вздумает напроситься на очередной визит, потому что будет питать к нему отвращение и обиду. Это было правильно. — Вижу, ты не в духе, — хмыкнул Узумаки. — Ничего, времени у нас вдоволь, ещё не раз обдумаешь всё, тщательно пережёвывая. Других занятий у нас не осталось, ха! Опустив веки, Саске медленно выдохнул, успокаиваясь. Этот Наруто даже не напоминал себя при жизни, особенно это касалось его характера. Да, улыбался и трещал он достаточно, но было в его никому не слышном шёпоте нечто иное: толика сарказма, изредка язвительности, злорадства. Настоящий Узумаки никогда не проявлял эти черты характера, он был неисправимым оптимистом и тугодумом, а этот Наруто был точно отражением оригинала в кривом зеркале. Наверное, в какой-то момент его разум придумал эту версию Узумаки, которая намного больше устроила бы Саске в реальной жизни. Этот Наруто был чем-то похож на него, чего в их необычной дружбе и отношениях никогда не просматривалось. Тем не менее, Учиха не был в восторге от того, что видел и слышал этого глупца. Мёртвые должны оставаться в могиле, а не преследовать живых, будь то сон или явь. Сжав и разжав пальцы, Саске согнулся, чтобы взять поднос, и сел на кровать, собираясь позавтракать. В одном эта иллюзия была права: времени на раздумья у него теперь предостаточно. Проглотив свой скромный паёк, Учиха поставил на пол всё ненужное, заняв на кровати позу лотоса. Сложив пальцы в печать общей экономной концентрации, он сосредоточился на том, что делал каждый день по несколько часов: на манипуляции потока чакры в своём организме. Усилия Каге и те мощные печати, которые они наложили на его тело после судебного вердикта, конечно, делали своё, но этого было недостаточно, чтобы полностью перекрыть доступ к энергии и оставить Саске беспомощным. Он находился будто на грани, ощущал чакру почти на поверхности, но в то же время не мог воспользоваться ею даже для малейшего дзюцу или просто излучения, подобно тому, что делали медики со своими техниками. Такие тренировки позволяли с каждым днём немного влиять на печати Каге с целью полного освобождения. Разумеется, об этом никто не знал, и даже если бы Саске смог ослабить печати до необходимого предела, их обязательно обновят. Вот только задумка заключалась, собственно, в практике. Если он это сделает один раз, то в следующий обязательно будет легче и быстрее, и так пока печати Каге совсем не смогут сдерживать его Кеккей Генкай. — И что потом, теме? — хмыкнул Узумаки, протягивая пальцы к барьеру, точно пытался поймать невидимые струны. — Будем сидеть здесь взаперти с учётом того, что в любой момент сможем выйти, развалить полмира, а если сильно разозлимся, то и весь сравняем с землёй? — «Кираи». — А что с ними? Саске не испытывал желания объяснять самому себе, что к чему. В коридоре резиденции всё же ходили люди и могли его услышать, но практиковался он не ради того, чтобы отомстить Райкаге или другим нациям. С безмерным запасом свободного времени на размышления приходило и переосмысление, детальный анализ других вещей, в том числе и такой угрозы, как «Кираи». Эта организация, возможно, пока что выглядела весьма безобидно, и Хатаке особо не думал о том, что может произойти в будущем, но Саске считал иначе. В мире шиноби было слишком много грехов, преступлений и недосказанности, которые даже в новом будущем необходимо на кого-то повесить. Так уж получилось, что козла отпущения любой сможет найти, а с правильным нашёптыванием на ухо это место займёт, собственно, последний из клана Учиха. Оставалось дождаться, когда же эта группа начнёт завлекать в свою паутину всё больше и больше людей, тем самым заставляя население всех стран и малых деревень ненавидеть одного-единственного, уже заточённого в карцер, человека. Когда это время наступит, Саске не хотел быть беспомощной жертвой. С разрешением Каге или без, но он намеревался отстаивать интересы своей же силой, своим Кеккей Генкай, а значит, предстоящие годы впустую не потратит. Закрыв глаза, Учиха сосредоточился на своей цели, отбросив лишние мысли, очистив голову от чепухи.