With blackbirds following me I’m digging out my grave They close in, swallowing me The pain, it comes in waves I’m getting back what I gave. За мной летают дрозды, Могилу себе я копал. Всё ближе, проглотят меня, Накрыла боль, как волна, Я получил, что давал. Linkin Park — Blackbirds
Он сидел в своём кабинете, к удивлению, в полном одиночестве, чего в последнее время с приготовлениями к прибытию остальных Каге было сложно добиться. Прошедшие дни тянулись невыносимо долго, и хотелось посреди очередного собрания просто встать и выйти, но бдительный взор Шикамару заставлял Какаши хотя бы сидеть в положенном ему кресле во главе стола и молчать: всю организацию собрания и прочие хлопоты на себя взял Нара, осознавший в одно прекрасное утро, что действующий Хокаге внезапно точно сломался и стал, по сути, бесполезным по части руководства дебатами о грядущих проблемах. Никак не прокомментировав состояние Хатаке, Шикамару принялся тянуть всё на собственном горбу, чтобы не опозорить Коноху, за что будет вознаграждён премией. Какаши понимал, что не мог полностью отстраниться от происходящего, поэтому старался хоть одним ухом слушать аргументы и планы соратников, вот только не всегда получалось проникнуться деталями, ведь мысли витали чёрт знает где. После разговора с Сакурой в груди что-то перемкнуло, в мозгах воцарился штиль, и желание над чем-то активно действовать исчезло. Хатаке не винил в этом её или даже себя: он просто устал и нуждался в перерыве, но затянувшая с головой рутина не отпускала, и приходилось подчиняться обстоятельствам, ведь он не мог заявить об отпуске посреди самого настоящего пекла. Для себя Какаши решил, что очистка этого конфликта станет последним, что он осуществит в роли Хокаге: после собрания он намеревался поговорить с даймё, если всё же окажется прав и останется на этой должности, чтобы немного передохнуть, а может, и вовсе уйти в отставку всем во благо. Всё, конечно, зависело от того, каким будет разрешение ситуации, ведь если Райкаге окажется в большинстве и сможет доказать свою правоту — Какаши, вероятно, отправится в отпуск на тот свет. Покосившись на деликатное украшение, которое вертел пальцами и носил в кармане, Хатаке попытался не возвращаться мысленно в прострацию, где зачастую блуждал в поисках забвения. Поступок Сакуры, каким бы частично ожидаемым ни был, всё же ранил глубоко, и рассечённое сердце заживёт ещё нескоро. Какаши старался не думать о ней, и тот факт, что они со дня разговора на крыше резиденции не пересекались, помогал, но всё же мучительно извивающаяся в груди травма не покидала его ни на секунду. Он смотрел на обручальное кольцо с жемчужиной, вспоминал ту забавную историю, что получилась, когда он с несколькими ребятами отправился добывать кольцо за пределы деревни; Сакура никогда не слышала об этом нелепом приключении, потому что Какаши хотел поделиться этой историей в день свадьбы, но теперь это совершенно неуместно, поэтому тот день сохранится лишь в его памяти. Глядя на кольцо, Хатаке пытался отпустить и простить Сакуру, но нытьё в груди, что отдавалось по всему телу онемением, было крайне сложно приглушить, особенно когда не хотелось. В иных обстоятельствах он должен был радоваться за то, как повернулась жизнь его учеников. Сакура, которая всегда стремилась быть признанной Саске как равная, удостоилась такой чести, даже больше: тот наконец ответил на её чувства, открылся другому человеку и, возмужав, пытался непоколебимо отстаивать то, что ему всего в мире дороже, — любимую девушку, что под сердцем носила наследника клана Учиха. Одной из главных целей в жизни Саске было возрождение его клана, и, кажется, всё складывалось исключительно в пользу осуществления этой мечты. При иных обстоятельствах Какаши был бы безумно рад за них, но пережитое предательство точно блокировало любые позитивные мысли. Хатаке не мог думать о происходящем без осознания того, что за такое будущее пришлось отдать конкретно ему: он с момента завершения Четвёртой Мировой холил и лелеял Сакуру, всячески помогал по жизни, даже осмелился предложить брак, а в конечном счёте был разбит и разочарован. Уронив кольцо на развёрнутый по столу свиток, Какаши откинул голову назад, вздыхая. Так не могло продолжаться. Он имел право киснуть, но в первую очередь это негативно сказывалось на его подчинённых. Взять, к примеру, того же Шикамару, который разрывался между работой и домом, где его ждала Темари, вся на нервах от последних месяцев беременности, требующая полноценного внимания и заботы мужа, а Нара в это время разгребал дела в резиденции, слишком гордый и ответственный, чтобы поручить эти мелочи помощникам. Хатаке меланхоличным поведением никак не способствовал улучшению этого положения, а должен был как начальник и друг; несколько дней назад Шизуне не только попыталась поддержать его в трудную минуту, но и по прошествии вечера предложила помощь по работе, была согласна вернуться к обязанностям ассистента Хокаге, чтобы помочь Наре. Какаши пока ничего не ответил, но был крайне признателен за такое предложение: Шизуне незаменимый товарищ. Он, конечно, не слепой и замечал некоторые её растерянные повадки, смущение и ощущал на себе пристальный взгляд её чёрных глаз, что говорило о многом, в особенности о том, что Като испытывала к нему неоднозначные чувства, на которые он в данный момент не мог ответить. Шизуне красивая и умная женщина, с которой любой мужчина будет счастлив; когда-то Хатаке задумывался насчёт того, почему она до сих пор не замужем, и, видимо, наконец всплыл ответ на этот загадочный вопрос: Шизуне симпатизировала ему и скрывала это, как оказалось, уже много лет. Наверное, она делала это из-за дружбы с Сакурой, но теперь… Прикрыв глаза, Какаши протёр лицо ладонями, точно пытался снять усталость и грусть. Он был признателен Шизуне за её чувства, но в данный момент душевно не способен ответить на них, а как-то напрасно обнадёживать такую очаровательную девушку не хотелось. Лишь время покажет, что из этого завяжется, поэтому Хатаке предпочитал не думать об этом, особенно сейчас. Он прекрасно понимал, что для того, чтобы хоть как-то взять себя в руки и совладать с разочарованием и болью, придётся вернуться в прошлое. Какаши помнил, как вскоре после смерти отца забросил посещение академии, замкнулся в себе и перестал общаться с окружающими его людьми. В этот промежуток времени он был особенно молчалив, а на слова Обито, Гая и других отвечал лишь кивками либо вовсе игнорировал. После гибели Рин, во время своей службы в АНБУ, Какаши отличался особой жестокостью в боях, почти всегда ставил выполнение миссии превыше всего остального, хотя в то время чудное мировоззрение Обито подталкивало Хатаке к заботе о товарищах, от чего было сложно отречься даже сейчас. Если подумать, он мыслил о Саске и Сакуре как о товарищах — именно поэтому не мог отвернуться от желания помочь им, дать шанс на светлое будущее. Красочные перемены в жизни Какаши начались именно со знакомства с этими ребятами. Тогда, несмотря на связи с товарищами в АНБУ, будучи в глубокой депрессии, Какаши всё равно искал смерти, живя лишь одними миссиями, по большей части самыми опасными, за которые не брались даже опытные шиноби, что не укрылось от Гая, Куренай и Асумы. Они выпросили старика Хирузена сделать Хатаке наставником генинов в надежде, что тот сможет отыскать новый смысл жизни. Впоследствии после встречи с Командой 7 Какаши заметно оживился, стал более жизнерадостным и открытым. Он всецело посвящал себя этим ребятам, потому что они напоминали ему о прошлом, о команде с Рин и Обито, когда Хатаке действительно был хоть немного счастлив. Наверное, именно поэтому ему было невероятно сложно отчеканить порыв и желание оберегать, помогать и направлять Учиху и Харуно. Они — последнее, что у него осталось в этом мире, помимо угнетающей должности Хокаге. Он не мог их бросить. И всё же то нестабильное душевное состояние, в которое Какаши себя вогнал из-за личных проблем, не позволяло действовать и управлять державой оптимально, так, как требовалось в сложившейся ситуации. Он всецело понимал это, знал, что винить не мог никого, кроме себя, вследствие чего в разуме Хатаке вырисовывался единственный выход из положения: он должен включить хладнокровный рассудок, отбросить эмоции и чувства, как когда-то посоветовал Нара, ведь те с каждым днём всё больше затягивали в бездонную пучину. Потеря любви Сакуры не должна ранить и мешать принимать правильные решения. Какаши прекрасно понимал, что обязан сосредоточиться только на своей работе, — личной драме больше нет места в голове и душе, особенно накануне собрания Гокаге, где от него потребуется не только острый ум, но и проблески хитрости, чтобы обыграть Райкаге в этой нелепой стратегической войне. Он должен откинуть эмоции, отключить их, как было положено по уставу идеалу шиноби, эталону, к которому обычно подталкивали в таких подразделениях, как АНБУ или даже созданный Данзо Корень. Любовь к Сакуре отныне в его сердце будет считаться ужасным недостатком, на который человек, носивший звание Хокаге, не имел права. Пусть все чувства и воспоминания о ней останутся глубоко зарытыми в раненой душе, и, может быть, когда-нибудь в будущем он мысленно сможет спокойно возвращаться в те дни, не испытывая раздирающей боли и обиды. А пока эта тема была запретной. Отношение к бывшим ученикам Какаши также обдумал: он не бросит их — раз уж взялся помогать, нужно довести всё до конца, но он также был согласен с тем, о чём ему рассказал недавно Шикамару, описывая произошедшее в день побега Саске из тюрьмы. Тогда он посоветовал Учихе по возможности не возвращаться в деревню. Тот мог уже сотню раз сбежать от правосудия и политических разборок, но оставался в Конохе из-за Сакуры. Что же, Хатаке готов предоставить им похожий ультиматум: когда выпадет шанс, Саске и Сакуре лучше сбежать и не возвращаться в деревню. Им будет лучше где-то на краю света, но не здесь. Повернув голову, Какаши засмотрелся на неподвижное обручальное кольцо, что лежало на поверхности стола. Эта красивая вещица больше никому не нужна, поэтому можно без сожалений выбросить. Протянув к кольцу руку, он поднял холодный металл ближе к лицу, примерно на уровень глаз, задумавшись о том, что лучше сделать с такой драгоценностью. В конечном счёте можно продать его или же сохранить как память. Какаши пока не знал, посему открыл верхний ящик стола и бросил обручальное кольцо в коробочку со скрепками. Когда-нибудь он придумает, что с ним сделать, а сейчас нет ни желания, ни времени изощряться. Поднявшись с кресла, он подошёл к небольшому дивану, на котором были аккуратно разложены его накидка Хокаге и красная шляпа. Через пару часов у ворот Конохи ему предстояло встретить первых прибывших в деревню особенных посетителей: делегацию Казекаге, а после и остальных. Набросив на плечи плащ и схватив шляпу, Какаши направился к выходу из кабинета. Он больше не мог сидеть в этих давящих на психику стенах: хотелось свежего воздуха и солнца. Отворив дверь, он молча прошёл мимо дежурных, направляясь в конец коридора, что вёл на верхний этаж и крышу. Успокоение, которое он испытывал, отчеканив все эмоции, разливалось по телу странным холодком, но от этого было даже приятно. За тот месяц, что Какаши всё сомневался и топтался на месте относительно окончательного решения, он понял одно: некоторые вещи невозможно исправить. Любовь Сакуры к Саске — одно из таких утверждений; забота Хатаке об учениках — также одно из них. Наконец, он мысленно смирился с этим, и настал тот час, когда необходимо просто действовать, ведь оголённые чувства доказали одно: сладкий сон о любви мог превратиться в жуткий кошмар буквально по щелчку, и это сложно предвидеть или предотвратить. К счастью, испытав судьбу и насладившись своим периодом счастья, Хатаке был готов вернуться в строй как лидер Страны Огня, истинный шиноби, руководствующийся логикой и доводами, а не эмоциями.***
Главные ворота Конохагакуре возвышались над ними, распахнутые в приветливом жесте приближающейся делегации Страны Ветра. Шикамару этих гостей принимал у себя дома, всё благодаря кровному родству его жены и Казекаге. В последний месяц беременности Темари была особенно чувствительной, поэтому визит её братьев в деревню был одновременно радостным и волнительным событием. Вечерами после рабочей смены Нара до блеска вычищал все самые укромные уголки дома под бдительным надзором раздражённой жены. Темари была настолько требовательной, что у него не получалось даже втайне покурить на крыше, потому что иного снятия стресса под рукой не было, а Шикамару слишком ленив для медитации, уж тем более в обществе вечно недовольной супруги. Он молился, чтобы этот ад поскорее закончился или чтобы Темари с прибытием Гаары и Канкуро переключилась на них, потому что нервы уже сдавали. Огромные распахнутые двери были покрашены в привычный ментоловый оттенок — дизайн, что ассоциировался с этим проходом ещё с детства. Они представляли собой высокие щиты с красными письменами, на перекладине между дверьми — символ Конохи в окружении двух знаков, означающих «шиноби». Возле входа на посту обычно сидели Котетсу и Изумо, но сегодня их заменили по просьбе Морино какие-то другие ребята: выглядели парни крайне взволнованными и неопытными, но Шикамару решил не комментировать этот рабочий ляп, ведь четыре делегации иностранцев можно повстречать в Конохе не каждый день, в особенности таких важных личностей, как Каге. Вспомнив о них, Нара перевёл взгляд на стоящего рядом в полном облачении Хатаке. Он был крайне молчалив с самого утра, что с учётом его личной ситуации совершенно не удивляло, но настораживало. Шикамару надеялся, что, когда дело дойдёт до обязанностей, всё будет хорошо. Вздохнув, он перевёл взор на появившиеся вдали фигуры в плащах: каждый Каге по традиции мог привести с собой одного или двух телохранителей. Гаара никогда не расставался со старшим братом, когда-то в своё время Темари была вторым сопровождающим, но в силу смены жительства и брака была вынуждена покинуть свой многолетний пост. Отношения между Конохой и Суной были на высоте, поэтому беспокоиться и ожидать от Казекаге хитрости нет причин. Шикамару чуть крепче прижал к себе небольшой пюпитр в виде дощечки с зажимом, где находился список всех требований Мей, чтобы случайно ничего не забыть с прибытием делегации Страны Воды, которые были вторыми большими союзниками Конохи в политических делах. Отношение Ооноки было загадкой, ведь он, невзирая на некоторые странные моменты вовлечения в этом конфликте, был ещё той тёмной лошадкой. А вот с последним Каге было всё предельно ясно: лорд Эй давно представил себя как глава оппозиции, и ждать от него милости в сторону Учихи нет смысла. — Какое предчувствие относительно этой встречи? — вполголоса спросил Нара, покосившись на Хатаке. — Насчёт Райкаге. Холодящая кожу тишина, которой был окутан Какаши, не смущала, но Шикамару как первый помощник Хокаге не мог игнорировать странную невидимую ауру вокруг начальника, будто отчуждённую и отталкивающую неким барьером окружающих. Он знал, что разговор по душам Какаши с Сакурой, и даже с Саске, состоялся несколько дней назад. За это время Хатаке не сказать, что погрузился в прострацию почти на все рабочие часы, но был заметен упадок терзаний в его глазах, в том числе пропали искры мотивации и желания помочь ученикам. Нара не винил его в такой резкой перемене настроения. Момент, чтобы решить их личную проблему, выдался не самый лучший: накануне собрания Гокаге, что могло повлиять на слова Хатаке, хотя почему-то складывалось впечатление, что Учиху эта перспектива волновала меньше всего. — Предрекаю дождь, — монотонно ответил Какаши, взглянув на пасмурное небо. — Мне проводить Казекаге и Канкуро к себе домой, или вы предварительно хотите собрать всех прибывших в круглом зале? — Сначала посмотрим, кто придёт. — В поддержке Суны можно не сомневаться, — кивнув на приблизившихся к ним шиноби в дорожных плащах, пробубнил Шикамару и ступил вперёд, протягивая руку для рукопожатия, чтобы поприветствовать родственников: — Добро пожаловать. — Здравствуйте, Хокаге-сама, — обменявшись приветствиями, промолвил Гаара. — Как добрались? — вежливо спросил Хатаке. — Без приключений, спасибо, — кивнул Казекаге, сняв шляпу. — Мы первые? — Да, Мизукаге, если верить последним данным, должна прибыть через полчаса, — ответил Нара. — Тогда мы сбегаем повидаться с Темари, — подмигнул Канкуро, указав на большую сумку, в которой был явно подарок сыну Шикамару, что вскоре появится на свет. — А затем дождёмся всех в резиденции, как вам такой план? — Пожалуй… — покосившись на Хатаке и заметив краткий кивок, протянул Нара. — Да, конечно. — Супер, тогда скоро увидимся. — И с ухмылкой на лице Канкуро направился вместе с братом в сторону особняка клана Нара, способные с закрытыми глазами отыскать туда путь через деревню. Оставшись наедине с Хатаке, Шикамару был приятно удивлён тем, насколько хорошо тот выразил любезность и дружелюбность с учётом его настоящего душевного настроения. Почему-то Нара подсознательно ожидал здоровую дозу нелюдимости и угрюмости, но в итоге оказалось, что Какаши, помимо физической маски на лице, умел очень хорошо играть на публику, когда возникала острая нужда. Можно сказать, что сейчас он прятался за двойной маской, и эти мысли показались очень печальными. Взглянув на свой немаленький список требований от Мизукаге, Шикамару пытался не внедряться в проблемы Хатаке, потому что опыт прошлого показал: лучше не вмешиваться в чужую личную жизнь даже с благими намерениями. В итоге Нара отчасти чувствовал себя виноватым за то, что не сдержал Сакуру, что решил остаться в стороне, когда она придумала себе эту миссию по спасению Хатаке, когда освободила Учиху и сбежала вместе с ним. Через некоторое время на горизонте тропы, что вела к воротам Конохи, появились ещё фигуры в плащах, в этот раз гораздо больше ожидаемого. Прищурив глаза, Шикамару попытался понять, кто приближался к входу в деревню; заметив повисшего в воздухе небольшого человечка, он сразу понял. Делегации Страны Воды и Земли каким-то образом повстречались за пределами Листа и вместе приближались к вратам, чтобы не опоздать на собрание Гокаге. Парящим в воздухе шиноби был, несомненно, крохотный и ворчливый старик Ооноки, а позади него передвигались его телохранители — внучка Куроцучи и Акацучи, крупный, внушительный мужчина, который размерами чрева мог запросто поменяться с Чоуджи. Рядом с ними были заметны сопровождающие Мей — Ао и Чоуджуро; высокая и статная Мизукаге элегантно шагала чуть впереди, приветливо улыбаясь. — Здравствуйте, — промолвила она, когда их группа подошла к воротам. — Как тут обстоят дела? — Очень даже… — начал Шикамару. — Чёрта с два, где здесь можно присесть? — заворчал Ооноки. — В моём возрасте быть вызванным на ковёр и преодолевать такой длинный путь просто возмутительно. Почему нельзя было всё провернуть в Стране Железа, а?.. Замолкнув, Нара даже не стал спорить или что-то объяснять, благодарный Куроцучи за её быстрое вмешательство, что отвлекло Ооноки от брюзгливости относительно всех присутствующих. В прошлом собрания альянса проходили в разных странах, чтобы позволить остальным Каге навестить соседние великие нации с жестом доброй воли и дружбы. Самое первое собрание, как подметил старик, состоялось на нейтральной территории в Стране Железа, что была под боком у Страны Земли, а это значило, что Ооноки мог буквально выйти к себе в огород, так сказать, и оказаться на собрании Каге. Его недовольство длительным путешествием было понятно, но он не единственный, кому пришлось проделать нелёгкий путь ради этой встречи. Покосившись на Мей, которая весело хохотала над чем-то, сказанным Ао, прикрывая нижнюю часть лица шляпой, Шикамару попытался вспомнить, во сколько должен прибыть последний Каге, чтобы не устраивать у ворот незапланированное сборище иностранцев. — Шикамару, их уже можно проводить в резиденцию, — еле слышно промолвил Хатаке. — Будьте добры, следуйте за Райдо, и он всё расскажет и покажет, — позвав к себе Намиаши, отдав ему список пожеланий Мей, Шикамару поспешил избавиться от прибывших. Что-то бурно обсуждая, обе делегации отправились в сторону главной аллеи, что вела к зданию резиденции. Под бдительным наблюдением элитного телохранителя Хокаге эта группа разношёрстых шиноби медленно покочевала в сторону общего сбора, оставив Какаши и Шикамару в полном одиночестве у распахнутых ворот Конохи. Прибывшие гости определённо вызывали шумиху в деревне, ведь многие мужчины мечтали хотя бы раз взглянуть на прекрасную Мизукаге, а девчонки вздыхали о молодом Казекаге, который был завидным женихом, сам того не подозревая. Нара в своё время наслушался вопросов от стажёров, особенно от женской половины, которая всё пыталась выведать что-то секретное о Гааре. Раз уж Нара женился на сестре Казекаге, то у него, по всей видимости, в руках были рычаги управления правителем соседнего государства. Всё, конечно, абсурд и смешно, но подобный ажиотаж встречался сплошь и рядом, что не тешило. — Я не знаю, как они выдержат эти несколько дней без скандалов, — вздохнул Шикамару. — Не о чем беспокоиться, — кратко ответил Хатаке. — Неужели? — вскинул бровь Нара. — Вам легко говорить, вы в последнее время где-то не здесь, отсутствуете. — Шикамару… — Извините, — вежливо ответил тот, нахмурив брови. — Я всё понимаю, во всём помогу и без вопросов о странном поведении, странных ответах, странностях в общем, хм. — Я последовал твоему совету, — ответил Какаши, немного расстегнув воротник плаща. — Это которому? — О том, что пора включать холодный рассудок и двигаться дальше. — И как получается? — удивился Шикамару. — Как видишь, хорошо, а у тебя с первых дней претензии куча, но по-другому быть не может. — Простите, не подумал, — удивившись своей близорукости, поджал губы Нара. Действительно, теперь, когда Хатаке намекнул на причину своего отстранённого поведения, стало понятно, что к чему: он максимально подавил эмоции, чтобы не кипеть в котле душевных терзаний и огорчений разрушенной семейной жизни. Несомненно, Гаара или Мей в скором времени спросят, где же прекрасная невеста Хокаге, которая доселе сопровождала его на всех предыдущих собраниях Гокаге. Ответ будет крайне очевидным, когда Сакура заявится вместе с Саске в зал для заседаний, чтобы участвовать в обсуждении глобальной проблемы, но это не значило, что Какаши мог с болью в сердце ловко притвориться, будто ничего не произошло, словно так и должно быть. Он выключил эмоции — термин, что распространялся в кругах АНБУ и других спецотрядах, которые тренировали элитных убийц для спецзаданий. Отличным примером такого шиноби был Сай, который в прошлом о чувствах и узах читал лишь в книгах, не способный испытать всё на себе из-за необычного воспитания в Корне. Прошло много лет, прежде чем он стал похож на нормального человека, не без помощи Наруто, Ино и остальных принявших его в свой круг ребят. Какаши, несомненно, знал, как провернуть подобный психологический трюк, ведь его прошлое тесно связано с АНБУ и даже немного — с Данзо. Апатия и странное спокойствие в поведении Хатаке больше не казались Шикамару чем-то необъяснимым: он избрал долг и теперь вынужден отчеканить все отвлекающие от главной задачи узы, а это значило, что Саске и Сакура могут ожидать адекватного, но мотивированного благом страны правителя. Личная привязанность к Харуно больше не мылила взор, и Какаши мог действовать согласно уставу, подняв интересы Конохи выше всего остального, — только так он сможет выбраться из этого сумасшедшего политического водоворота живым. Вспоминая тот последний разговор со старейшинами, Нара пытался не акцентировать внимание на жёстких рамках, в которых оказался Хатаке волей обстоятельств. Никто не знал, что ему грозило в случае, если он не сможет убедить большинство членов альянса в своей правоте. Это, несомненно, угнетало и тревожило, Шикамару даже представить не мог насколько, ведь за свои ошибки Рокудайме мог поплатиться жизнью, и об этом никто не подозревал. — Опаздывает, — шмыгнув носом, промолвил Нара. — Драматизирует, — хмыкнул в ответ Хатаке. — Ему же лучше явиться на это собрание. — Вам не кажется странным, что Ооноки встретился с Мей за пределами Конохи? — Их страны на противоположных концах Огня, — согласился Какаши. — Он должен был прибыть с северо-запада, а она — с юго-востока. — Тропы не пересекаются, тогда как он смог её перехватить? — Скорее, с какой целью? В позиции Ооноки они в последнее время не были абсолютно уверены, потому что старик всегда открыто поддерживал Райкаге, и в какой-то момент, когда Кумо открыто заключила союз с оставшимися членами Кираи, ходили слухи и даже всплывали данные, что шиноби Ивы открыто поддерживали это объединение, вот только на Острове Гор не было замечено ни одного представителя Страны Земли, что заставило Шикамару пересмотреть некоторые нюансы касательно самого старого и хитрого Каге. По его подсчётам, либо вредный старик играл на два фронта и специально встретился с Мей ещё до начала собрания, чтобы попытаться склонить её на их с Райкаге сторону, либо он упрямо решил не пятнать репутацию своей страны, поэтому одумался и отрёкся от союза с оппозицией. Было сложно определить, что ему важнее: авторитет или правда, — поэтому Шикамару слегка сомневался в обеих теориях. Конечно, Мей не глупая девочка и смогла бы понять, что к чему, но, в отличие от Гаары, который будет на стороне Какаши в этом голосовании, Мизукаге, хоть и прогрессивная в своих интересах, могла ополчиться на любого, если что-то не соответствовало её стандартам. Вот и причина этого списка ублажений. — Подождём ещё минут десять? — спросил Нара, покосившись на начальника. — Если не появится, пусть закрывают ворота. — Понял, а вы куда? — предчувствуя, что Хокаге намеревался покинуть местность, спросил Шикамару, покосившись на собеседника: тот действительно расстегнул плащ и поворачивался в сторону деревни. — Пойду прослежу, как бы Мей кого не убила, — явно скрывая настоящую причину ухода, ответил тот. На этих словах рядом с Шикамару, появившись из ниоткуда, упала записка, сжатая в небольшой шарик, что было уже фирменным индикатором, от кого данное послание. — Погодите, — чётко промолвил Нара. Он нагнулся и поднял записку от Даруи, разравнивая бумагу, чтобы прочитать содержание. Признаться, до последнего не хотелось поддаваться странному предчувствию, которое с самого утра ходило по пятам за Шикамару и нашёптывало различные сценарии развития событий сегодняшнего дня. Здоровое опасение фиаско всегда неприятно покусывало за большие пальцы, посылая в стрессовых ситуациях вдоль рук Нары неприятные волны мурашек, от которых немели конечности. Вот и сейчас, пока он аккуратно раскрывал неожиданное послание, его тело слегка напряглось, словно в предвкушении чего-то противного, нежелательного. Пробежав взглядом по чернильным строчкам, выведенным знакомым почерком, Шикамару опешил, не в состоянии сглотнуть ставший поперёк горла ком. Затем он поднял взгляд на Хатаке, застывшего в ожидании новостей: его чёрные глаза не выражали никаких эмоций, прежде всегда сверкающие искрой жизни, были холодными и незаинтересованными. Протянув руку с запиской, Нара изрёк: — Читайте. Не разрывая зрительный контакт, Какаши принял послание, предвкушая, что его подозрения стали реальностью.