***
Арсений проснулся по будильнику, который у него оказался включен. Сколько проспал? Три, четыре часа? Этого явно было мало. Первым делом мужчина решил проверить, спит ли его чудо. Ведь он может его ещё так называть, да? Парня в комнате не оказалось. И в ванной. И на кухне. У Попова даже успела промелькнуть мысль, что Шастун, возможно, решил взяться за ум и пошёл в школу, но что-то ему подсказывало, что это не так. Наверное, лежащий в спальне рюкзак. Арсению хотелось биться головой об стену от одной мысли о том, где может быть его мальчик и чем он может там заниматься. Мужчина прекрасно понимал, что заснуть снова у него не получится, поэтому чашечка ароматного горячего кофе сейчас казалась единственным рациональным решением. Только вот кофе на кухне Попов не нашёл. Да он вообще там ничего не нашёл. Холодильник был пустой, а на полках стояли лишь какие-то крупы, на которые у Антона аллергия. Что мальчишка тогда вообще ест? Взгляд мужчины наконец остановился на кухонном столе. На нём лежала какая-то неаккуратно скомканная бумажка со странными закорючками. Как узнал позже Попов, поднеся записку поближе, это был почерк Шастуна. «Жрать нечего, руксулой будешь дома питаться. Ключи на тумбочке в коридоре. Проваливай. Целую». Арсения одна за другой накрывали волны разных эмоций. У него нечего есть. Грустно. Парень так и не смог выучить название «руккола». Забавно. Он сказал, где ключи. Мило. И добавил, чтоб проваливал. Мерзко. Целует. А это пробирает до мурашек. От морального самоуничтожения и перечитывания записки чуть ли не в сотый раз Попова отвлекла вибрация телефона в кармане. — Да, Дим… — Ну чего там? Нашёл его? Обыскал квартиру? Он живой? Он под кайфом? Ты его уже убил? Он собирается в школу вообще? Он… — Успокойся, Дим, тихо, — Арсений наконец решил, что пора бы уже закончить эту бессмысленную череду заботливых вопросов, — да, я нашёл его, но мы ещё не поговорили. Он с самого утра ушёл куда-то, — из трубки послышался испуганный вздох, — но ты не переживай. Всё под контролем. Правда. — Точно? — голос подростка чуть ли не дрожал, заставляя Попова стыдиться собственной лжи. Ничего у него не под контролем. — Точно, — Арсений выдавил из себя подобие улыбки, забыв, что Позов его не видит, — иди учись и не переживай. Всё с твоим Шастом хорошо будет. — С нашим… — Чего? — Попов сильнее приложил трубку к уху, боясь, что что-то не так расслышал. — Он и твой тоже, не надо этого отрицать. Послышались гудки. Арсений вздрогнул всем телом, чувствуя, как от последних слов подростка к горлу подкатывает ком. А ведь, действительно. Это его Чудо. И отрицать бессмысленно. Попов мог бы прямо сейчас приняться за обыск квартиры, но почему-то решил отложить этот момент. Наверное, он просто боялся. Вместо этого мужчина, накинув пальто, отправился в магазин, намереваясь заполнить парнишке холодильник так сильно, что тому даже открывать будет трудно. Люди смотрели на Арсения с удивлением, наверное, подумав, что тот собрался скупить весь магазин. И были правы. Попов вёз две тележки одновременно, обе были полны разных полезных (и даже, что удивительно, не очень) продуктов. Тут было три сорта сыра, несколько упаковок печенья, чая, кофе, молока, творога, сосисок, овощей и фруктов. Да даже такая «любимая» подростком руккола была. Занося всё это в квартиру мальчишки, Арсений даже не знал, поместится ли вся купленная еда в холодильнике вообще. Поместилась. С матами, угрозами, криками и ударами. Но поместилась. Сказать, что Попов был страшно доволен собой — ничего не сказать. Теперь он точно заставит подростка нормально поесть. Если тот его не выгонит из квартиры, конечно же. Опять позвонил Дима. Наверное, у него началась очередная перемена. Арсений сбросил вызов, собираясь потом всё сослать на завал на работе. Пришло время. Мерзко, но надо. Надо спасать Чудо. Арсений готов был рыдать от безвыходности и отвращения к самому себе, когда один за другим открывал в квартире ящик за ящиком. Но он же мужчина. А мужчины не плачут. Правда. Правда? Когда в шкафу не обнаруживалось ничего кроме каких-нибудь носков и духов, мужчина облегчённо вздыхал. Спальню подростка Попов решил осмотреть первой. Первой после кухни, гостиной, коридора и ванной с туалетом.***
Антон не знал, сколько ящиков он перенёс за эти несколько часов. Пятьсот? Тысячу? Руки гудели, как и всё тело. Синяки после ночных клиентов также давали о себе знать, заставляя парня то и дело закусывать губу от боли, когда груз был слишком уж тяжёлым. Наконец, он и её прокусил. Почувствовав, что по подбородку течёт струйка крови, Шастун даже не удивился. Осталось только нос разбить. Подросток боялся отпрашиваться у начальника и до последнего тянул время, но тот сам его отпустил, увидев, что парень в таком состоянии. Да и тем более за утро Антон выполнил дневную норму. Если не недельную. Антон возвращался домой, надеясь, что психолог уже свалил. Во-первых, лишние свидетели ему не нужны. Во-вторых… да больно ему ещё, блять, видеть этого человека. Парень медленно поднимался по лестнице в подъезде, тихо ойкая при каждом шаге. Паша позвонил и предупредил, что подъедет через полчаса. То есть у него ещё есть время. Дверь в квартиру оказалась незаперта. Либо этот придурок свалил, забыв закрыть дверь, либо не свалил, забыв её закрыть. Оба варианта не особо радовали. Антон осторожно стянул с себя обувь, прислушиваясь. Тишина. Неужели ушёл? Шастун чуть ли не на цыпочках прошёл в свою спальню и так и застыл в дверях. Арсений сидел на коленях, выдвинув тот самый ящик, куда Антон спрятал всё то, что собирался продать Павлу. Руки мужчины дрожали, а взгляд был полон злости, презрения и… Разочарования? — Арс, я… — Антон сам не знал, почему не смог договорить в тот момент, а лишь выдал из себя какой-то полувздох-полустон. Парень прекрасно знал, что мог подумать, найдя такой запас, мужчина, и это заставляло стоять на месте, не двигаясь. — Антон, — парень вздрогнул. Голос мужчины был каким-то другим. Каким-то слишком холодным. Слишком грустным.— Почему? Арсений встал, и Шастун с ужасом для себя отметил, что его ноги дрожат так же, как ноги мужчины. — Я тебя спрашиваю: почему? Антон сглотнул. — Тош, ты собираешься со мной разговаривать? — Попов вплотную подошёл к парню, сдёргивая с него капюшон толстовки. — В последний раз спрашиваю. Парень сам не знал, почему молчит. Дар речи будто куда-то пропал. Горло сдавило, а из глаз непроизвольно полились слёзы. Ебаная тряпка. — Понятно… — Арсений придирчиво осмотрел лицо парня, про себя считая синяки. — Понятно. Шастун успел лишь увидеть замахивающийся кулак, а затем его сковала боль. Парень почувствовал, как по лицу вновь начинает литься кровь, мешаясь с той, которая застыла после прикуса губы. А вот и нос. Антон заскулил, сползая вниз по косяку двери. В этой квартире он вновь чувствовал себя маленьким мальчиком. Маленьким беззащитным мальчиком. — Наркотики, значит, Тош, да? — Арсений со всей силы пнул парня, уже прикрывшего голову руками, чтобы спастись от ударов. — Мы тут о нём все беспокоимся… «Почему наш Тошенька в школу не ходит?», а он на наркотиках сидит, да? Ещё пинок. Шастун чувствовал, как солёные дорожки крови мешаются с дорожками слёз. Попов попадал по старым синякам, делая боль невыносимой. — Я тебя просил за голову взяться! Если не для меня и не для себя, то хотя бы для бабушки… Почувствовав, что Арсений вновь замахивается, Антон вытянул руки вперёд, пытаясь остановить удар. — Я их не принимаю, — подросток еле слышно всхлипнул, но этого хватило, чтобы Арсений опустил ногу. — А это тогда что? — мужчина схватил парня за шкирку и чуть ли не рыча потащил к ящику, — это что? — Это отца… Я договорился продать, чтоб заработать денег, — парень вновь накрыл голову руками, ожидая нового удара. Но его не последовало. Попов сел на корточки рядом с подростком, прижимая его к себе. Мужчина гладил парня по волосам, успокаивая. Антон не знал почему, но отстраняться не хотел. Он избил его. Шастун, не ври себе, тебя давно пора было избить. Парень прижался к мужчине, дрожа всем телом. Тот продолжал гладить его, время от времени целуя в щёки и макушку. — Я продал наркотики маленькой девочке, — Антон всхлипнул, — для её брата. Он наркоман, часто водит в дом своих друзей, — парень почувствовал, как с ужасом выдохнул мужчина, — я отвратительный человек. — Дурак ты, Тош, — Попов осторожно вытер слёзы парня большими пальцами, обхватив голову того в ладонях, — и я дурак. Прости за это всё… — Мне нужно было, — парень вновь вздрогнул, чувствуя рядом с собой горячее дыхание мужчины, — чувствую себя так легче, будто получил заслуженное наказание за ту девочку. Прям как у Достоевского… — Не знал, что ты читал, — Попов усмехнулся, рассматривая зелёные глаза парня. — Только это и… «Читал» сказать парень не успел. Мужчина накрыл его губы своими, оставляя на них хоть и невесомый, но какой-то максимально нежный поцелуй. Пару секунд молчали. — Рот мыть пойдёшь? — Шастун как-то стыдливо опустил глаза, не замечая, что Арсений в этот момент сделал то же самое. — Нет, конечно, Чудо, я… — А надо бы, — подросток улыбнулся, видя, как удивлённо на него посмотрел психолог, — ты в моей крови испачкался. Антон улыбнулся, видя, как начинает смеяться мужчина. Самому смеяться было больно: болели рёбра и голова, но он всё равно не выдержал и расхохотался, видя, как Попов проводит пальцами по своим губам, а потом с наигранным удивлением рассматривает оставшуюся на них кровь. Шастуну впервые за долгое время было хорошо.