Его любимое Чудо.

      — Я боюсь говорить об этом Антону, он может отреагировать слишком бурно.       Ира с Арсением сидели в том же самом кафе, в котором девушка в прошлый раз сидела с Шастуном. На их столе также стояли два стакана с латте.       — Понимаете, он на эмоциях может натворить что-нибудь ужасное, — Кузнецова осторожно подняла взгляд на мужчину.       Тот не сводил с неё глаз, но его взгляд был полон какой-то ненависти. Попов закусил нижнюю губу и, казалось, сдерживать себя в руках ему стоило больших усилий.       — Я понимаю, что, если бы сказала об этом сразу, то, возможно, вы бы не поругались, и у вас всё было бы хорошо… Но я не уверена, что сам Антон был бы жив и здоров.       Арсений вздрогнул всем телом, хоть выражение лица всё ещё не выражало никаких эмоций.       — Я вижу, что вы адекватный человек, хоть сейчас и ненавидите меня, — Ира сделала глоток, поёжившись от того, что напиток оказался слишком уж горячим, — просто пообещайте, что то, что я скажу вам сейчас, вы расскажете Антону.       Ни одна мышца не дрогнула на лице Попова. Наверное, некоторые могли бы подумать, что перед девушкой сидит манекен.       — Арсений, я знаю, что вы обижены на него. Но когда-нибудь вы помиритесь, потому что, я уверена, вы его любите. Как и он вас, поверьте, — девушка выжидающе посмотрела на мужчину, — просто пообещайте. Пожалуйста. Пообещайте рассказать и объяснить ему то, что я скажу. Потому что вы — психолог, а я — маленькая глупая девочка.       — Хорошо, — Попов сглотнул, — хорошо, я передам ему то, что ты скажешь.       — Спасибо, — девушка сделала глубокий вдох, — да, я беременна. От своего отчима, — Ира заметила, как в глазах мужчины блеснул удивлённый огонёк, — Антон один раз уже спас меня от него, чуть не убив нас всех. Поэтому я ему сказала, что больше такого не повторится. Я вижу, что вы мне не доверяете и… Но я сегодня уеду к своей тёте. Я уже купила билет на поезд и собрала вещи, — девушка кивнула на рядом лежащий рюкзак, — там мы решим, что делать дальше. Но сюда я больше не вернусь. Объясните и это ему, пожалуйста.       — Мне жаль, — Попов поджал губы. Наверное, надо было сказать что-нибудь ещё, но совершенно не хотелось.       — Арсений, он правда нуждается в вас…       — Зачем ты режешься? — Арсений вздрогнул, не давая девушке закончить мысль, — ты же понимаешь, что это ни к чему не приведёт?       — А зачем вам это знать? — Ира быстро поправила рукав кофты, открывающий бинты.       — Это моя работа, — Попов пожал плечами, — ты не делаешь это для показухи. Ты уже устала от внимания. Ты не делаешь это, чтоб покончить с собой. Если б хотела, то давно уже нашла бы более действенный способ. Поэтому возникает логичный вопрос: зачем?       — Как вы поняли, что…       — Антон, наверное, уже успел зарекомендовать меня как плохого профессионала, — Арсений грустно улыбнулся, чувствуя, как начинает знобить от произнесённого имени. — Ты не боишься бросить всё. Значит, тебя ничего не держит. Ни семья, ни друзья. С семьёй понятно. И было бы странно, что у такой красивой девушки не было бы друзей, или хотя бы поклонников. Соответственно, ты устала от них. И ты слишком умна, чтобы действительно пытаться покончить с собой с помощью лезвий и запястий.       — Антон действительно ошибается, — Кузнецова смущённо опустила глаза, — вы хороший психолог.       — Довезти тебя до вокзала?       — Если не сложно. Поезд только через несколько часов…       — Мне не сложно, — Попов встал, начиная надевать пальто. К латте он так и не притронулся.       Арсений не знал, сколько времени он провёл с девочкой в машине, обсуждая всё, кроме их проблемы. Иногда они замолкали минут на десять, и в машине становилось слишком уж тихо. Но это помогало обоим не начать эмоционировать.       — Мне пора, спасибо… За всё, — Ира сглотнула, открывая дверь машины. — И, пожалуйста, помиритесь с ним. Он не сможет прожить без вас.       — Ты очень умная девочка, — Попов попытался улыбнуться, — но с этим я разберусь сам.       — Просто берегите его, — Кузнецова закинула на плечо явно тяжёлый для неё рюкзак. — Поверьте, он вас очень сильно любит. И мне жаль, что я всё испортила.       Проводив маленькую фигурку взглядом, Попов еле удержался, чтобы не начать биться головой о руль. Настолько потерянным он не чувствовал себя ещё никогда.

***

      Ира боялась говорить матери об отчиме. Боялась, что тогда женщина сойдёт с ума от горя. Боялась, что Олег, узнав, что она рассказала, сотворит что-нибудь с ними обеими.       Ира привыкла, что он мог зайти к ней в спальню в любой момент, даже если девушка переодевалась. Особенно, если девушка переодевалась.       Первый раз был самый отвратительный. После него девушка прорыдала в ванной три часа, оставляя на запястье порез за порезом. Ей казалось, что так она позволяет всему плохому покинуть её.       Это стало своеобразным ритуалом.       Кто-то ходит в церковь. Кто-то медитирует. Кто-то пишет стихи. А Ира резала себя.       Мама никогда не замечала следов на запястьях дочери, а если и замечала, то, наверное, списывала всё на кошку. Родители всегда боятся признаться себе, что у их ребёнка могут быть проблемы. Проблемы из-за того, что они, родители, не доглядели.       Возможно, это и правильно. Ира считала, что абсолютно.       Девочка всегда знала, что всё это должно когда-нибудь закончиться. Когда — ей было всё равно.       Смотря на проносящиеся за окном пейзажи, она не чувствовала ничего. В этом городе её не держал никто. Даже потерянный, влюблённый в неё с первого класса подросток.

***

      Антон нехотя разлепил глаза. Голова гудела, как и всё тело. Было безумно холодно, хоть он и был полностью накрыт тёплым одеялом. Парня трясло.       — Ира! — Шастун не знал, как нашёл в себе силы сказать хоть что-то. Собственный шёпот больно резанул по ушам.       В ответ тишина.       Антону пришлось приложить огромное количество усилий, чтобы буквально доползти до туалета, всё ещё будучи обмотанным одеялом.       Проблеваться. Надо просто проблеваться. Потом будет легче.       Помогло не особо. Разве что, теперь парень мог, хоть и пошатываясь, но стоять на ногах и даже передвигаться по квартире.       Иры не было нигде. Антон проверил все спальни. Все комнаты. Не было даже ни одной её вещи. Кое-как найдя в гостиной телефон, парень судорожно набрал номер девушки.       Абонент находится вне зоны действия сети.       Шастун почувствовал, как внутри что-то начинает пустеть.       Холодный душ. Крепкий чай с лимоном и сахаром. Залипание в одну точку.       Иры не было час. Два. Три.       Он готов идти на поиски.       Иры не оказалось во дворе. Позвонил Диме — её нет в школе. Парень полчаса простоял перед дверьми квартиры, где она живёт. Ему никто не открыл.       Шастун не знал, что чувствует. Стоя уже перед своим подъездом, он дрожал всем телом.       Она не могла уйти просто так. Не могла!       Антон впечатал кулак в кирпичную стену и провёл им вниз, оставляя за собой кровавый след.       Затягивает.       Ещё удар. И ещё одна кровавая дорожка. Парень не чувствовал физической боли, разве что моральную.       Неужели и правда потерял всех?       Парень не видел, как за ним тормозит БМВ, как из неё выскочил мужчина.       Удар… Но без крови. Сильные руки оттянули подростка на приличное расстояние от стены.       — Успокойся. Ты слышишь меня?       — Отпусти! — Шастун попытался пнуть мужчину, — отпусти!       — Отпущу, когда ты успокоишься! — голос Арсения груб и строг как никогда.       — Не командуй мне! Ты хотел, чтоб она сделала аборт! — Шастун старался укусить мужчину. — Ты хотел, чтобы Ира убила моего ребёнка!       — Успокойся сейчас же! — Попов встряхнул подростка, размахивающего своими конечностями во все стороны. — Это не твой ребёнок!       — Чего? — Шастун замер на несколько секунд и Арсений, наконец, со вздохом смог его отпустить. — Что за бред ты придумал?       — Это придумал не я, — Попов хмыкнул, видя, как меняется в лице мальчишка. — Мы встречались с ней. Она просила передать тебе, что беременна от отчима. Ночью она уехала к тёте и…       — Заткнись! — Антон не заметил, как перешёл на оглушающий крик. — Заткнись, слышишь? Зачем ты говоришь это? Зачем?! Я никогда не поверю тебе, понял?! — Шастун сплюнул кровью. — Ты всё врёшь. Врёшь, чтобы я… Она придёт сегодня, слышишь? Придёт, и мы с ней…       — Она не придёт. Она уехала к тёте, — голос Арсения был спокойным. — Уехала. Ты можешь это понять?       — Я не верю тебе… Ты… Ты просто эгоистичный придурок, — Шастун дрожал всем телом. Ему пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.       — Можешь не верить, — Попов хмыкнул, открывая дверь машины. — Я приехал не чтобы с тобой нянчиться, а чтобы передать тебе то, что сказала мне Ира. — Мужчина устроился на сиденье. — И не забудь обработать руки. Можешь всякую заразу занести.       Последний, полный сожаления, смешанного с презрением, взгляд… И мужчина уехал.       — Ну и проваливай! — Антону казалось, что в один момент из него выкачали все силы.       Он кое-как добрался до квартиры, стянул с себя обувь. Стоило голове коснуться кровати, как парень провалился в сон. Беспокойный кошмарный сон.

***

      Арсений до последнего был уверен, что поступил правильно. Может быть, он ехал, чтобы спокойно поговорить с подростком, но, почему-то, стоило Попову его увидеть, как эмоции взяли верх, затмив весь здравый смысл.       Попов всё ещё чувствовал обиду. Обиду на Шастуна. Обиду на судьбу. Обиду на Алёну… Возможно, это всё и повлияло на то, что он уехал, так и оставив страдающего подростка. Когда-нибудь это должно было во что-то вылиться. И это вылилось.       Мужчина сам не знал, как в его руках оказалась когда-то конфискованная у Шастуна сигарета. Арсений делал затяжку за затяжкой, чувствуя, что с каждой из них он всё больше убивает себя. Если все вокруг это делают морально, то он — физически.

***

      Парень вливает в себя шот за шотом, думая о том, сколько их таких надо, чтобы окончательно впасть в беспамятство.       — Арс, она правда не стоила этого, — Серёжа с опаской смотрит на друга. — Обыкновенная шлюха.       — Заткнись, — Арсений хлопает ладонью по столу, — не смей её так называть, слышишь? Она никогда не была шлю…       — Она залетела от другого, хотя была в отношениях с тобой, — Матвиенко закусывает губу, видя, как меняется в лице Попов, — прости, Арс, я знаю, что не должен был этого…       — Она самый лучший ангел, — Арсений задумчиво смотрит куда-то вдаль, — она просто прекрасна. Она… Она…       — Она не достойна тебя, пойми это уже!       — Это я её не достоин! — Арсений скулит, вливая в себя ещё пару рюмок, — я! Понимаешь?       — Ты говоришь так, потому что пьяный, — Матвиенко хмыкает, — завтра протрезвеешь и поймёшь, что это всё бред.       Арсений понимает.       Понимает, что его предали. И клянётся себе, что больше никому не позволит с собой так поступить.