Капитан

      — Как я могу искупить свою вину?       В глазах Обито была решимость и… что-то ещё.       Безграничная тоска.       Цунаде, откинувшись в кресле, смотрела на него долгим серьёзным взглядом. Без ненависти, впрочем.       Спустя минуту она выдала:       — Есть миссии, с которых шиноби не возвращаются.       Рука Какаши сжалась на его плече так, словно тот хотел отщипнуть от Обито кусок.       — Я ожидал этого, — Обито постарался не замешкаться с ответом. — Когда?       — Как только, так сразу. Я сообщу.       Он кивнул и намеревался уже выйти из кабинета, но рука Какаши его удержала.       — Цунаде-сама, правильно ли я понял, что вы позволите Обито не вернуться с такой миссии сознательно?       — Пусть идёт на все четыре стороны. В деревне ему всё равно не место, а притворяться ему не привыкать. Шиноби будут рады знать, что он мёртв.       — Но… Неужели не существует другого способа? Альтернативного?       — Какаши, — уверенно остановил его Обито. — Ты сам всё понимаешь. Я и так надолго задержался здесь.       Он выберет смерть, понял Какаши. Он не остановится. У Обито больше нет цели, которую ему искать вне деревни.       Кроме смерти.       Какаши опустил голову и наконец-то разжал его плечо, но в другом смысле отпустить Обито было гораздо сложнее. А впрочем, спросит ли кто Какаши? Отец не спрашивал его, когда выбирал этот шаг.       Спустя неделю миссия нашлась.       Слишком быстро.       Собрался Обито тоже слишком быстро, по мнению Какаши. Хоть вся подготовка и составила что открыть ему дверь камеры личными ключами и снять с глаз печать. У Обито не было никаких вещей.       Он даже старался, по старому обыкновению, подбодрить Какаши. А тот не мог не видеть, что он делает это сквозь собственную боль, какую-то непомерно более глубокую, чем вообще можно понять. Обито всегда был во всём слишком. Слишком упрям, слишком самоотвержен, слишком молод, чтобы умирать. Всё ещё слишком молод.       Какаши хотел сказать, что бросать друзей — хуже, чем…       Но он не мог добавить к грузу Обито ещё и эту вину.       Выходя из камеры, тот встряхнул посветлевшей головой, словно просыпаясь. Какаши механически закрыл тёмную холодную решётку, стараясь не смотреть внутрь его опустевшего пристанища. Сколько таких Обито сменил за жизнь? Был ли у него с тех пор дом когда-то?       Когда Какаши силился представить, сколько всего выпало на долю Обито, собственные потери казались ему не сравнимыми. Минато-сенсей был неправ. Какаши не смог бы его вернуть так, как Наруто. Потому что Какаши не мог сказать, что до конца понимал его. Но и обратного не мог сказать. Обито проще было убить, чем остановить.       Ничем не вытравимый теперь взгляд как учителя на вещи никак не мог выловить эту связь — между жизнерадостным, до глупости добрым ребёнком из прошлого и этим бесконечно взрослым человеком, который принёс миру столько боли и теперь не имеет смысла жить. Разве что целеустремлённость объединяла их. Что должно было свалиться на плечи того ребёнка? Одна-единственная смерть.       Смог ли бы Какаши дать ему тогда трёпку и образумить, будучи рядом, или, напротив, заразился бы его мечтой?       Какаши казалось, что смог бы. Обито всегда принимал его как командира, пусть и неохотно, Обито слушался его приказов. Послушал бы он сейчас? Может, только этого ему и не хватает, чтобы остановиться в самобичевании, — чтобы кто-то решил всё за него? Чтобы кто-то сказал — хватит?       Обито улыбнулся, проходя мимо Какаши.       Стой, хотел сказать Какаши.       Ещё рано, хотел сказать Какаши.       Не уходи. Ты ещё… ещё можешь побороться. Ведь есть за что! Нам обоим есть за что!       Обито охнул, когда тот выбил из него воздух, прижав за плечи к стене вытянутыми руками. Взгляд Обито из непонимания стал наливаться злобой — а потом она разом схлынула, словно воду выпустили из ванны.       — Обещай мне, что выживешь! — прошипел ему в лицо Какаши. Тот молчал. — Трус! Ты снова идёшь лёгким путём!       А был ли путь Обито лёгким?..       Запала Какаши хватило ненадолго — и, похоже, Обито знал, что так будет, поэтому не сопротивлялся. Он позволил тому забить эти слова-гвозди в его и без того неспокойную душу и потрёпанное самолюбие. Какаши стало невыносимо стыдно за собственную слабость и жестокость. Но разве Обито сейчас с ним не жесток? Разве не это главное — быть рядом с теми, кому ты нужен? Какаши в который раз чувствовал себя брошенным. Хотелось выть псом от того, как бесповоротно одиноко стало сейчас.       — Эй. Давай выпьем? — смягчился Обито. — Помереть я всегда успею.       — Это значит, ты?.. — опешил Какаши.       — Не передумал, — покачал головой Обито. — Но, боюсь, ты расплачешься. Может, если я тебя накачаю, ты перестанешь думать, что со мной жизнь была бы лучше. А нет — так изобью тебя, чтобы проще было смириться и считать, что сделал всё, что мог, чтобы меня остановить. Ты ж никак не успокоишься. Идёт?       Какаши просто кивнул, не давая себе времени на возражения.       Обито хмелел медленно, чего нельзя было сказать о самом Какаши. Может, дело было в том, что первый разговаривал без умолку и оттого реже прикладывался к чашке.       Обито рассказывал о том, как был в тени — в прямом смысле, Тенью — Скрытого Тумана. В своём рассказе он избегал общеизвестного наименования «Кровавый». Он говорил просто, но — несомненно — хотел добить этим Какаши, настроить против себя, напомнить о том, кто принёс миру эти несчастья. А Какаши слушал и пытался осознать, чего Обито это стоило. Должно быть, ему сейчас было многократно хуже, чем Какаши. Он ковырял свою душу, чтобы принести тому облегчение.       С каких это пор Какаши так много смыслил в душах? Может, дело было в третьей по счёту бутылке саке?       Он очнулся, когда Обито грубо придержал его валящееся со стула тело и заглянул в лицо.       — Слабак, — дерзко, но добро усмехнулся тот. — Пошли.       Он закинул руку Какаши себе на плечо и потащил на кровать. В пивной Обито места бы не было, так что именно маленькое служебное жильё Какаши стало пристанищем для последней беседы.       Какаши не мог отделаться от мысли, что Обито изнутри разломан на много кусков и что ему стоит нечеловеческих усилий держать себя вместе. Улыбаться для Какаши, дерзить и вспоминать. Жить ещё день. Стараться быть если не прежним, то максимально не монстром. Максимально своим.       Грохнувшись на койку, Какаши понял, что ему больше не встать.       — Ну что, избивать тебя не надо, я так вижу? А жаль, неплохо было бы напоследок надрать тебе зад, чтобы не был больше эгоистом и не думал, что тебе не для кого жить будет. Это не так. Наруто нуждается в тебе. Чёрт, никогда бы не подумал, что ты со своей чопорностью станешь таким любимым учителем! Да ты же любого ученика с ума сведёшь своими правилами, нэ?       Какаши попытался что-то выдавить из себя, но потерпел неудачу. Неудачник — отличное слово для Какаши.       — Мы с Рин не будем ждать тебя, так и знай. Заявишься раньше времени и всё испортишь — вот тогда-то я тебя и изобью так, что назад захочешь.       При воспоминании о Рин Обито просиял. Все смерти, залёгшие оковами вокруг него, разом рассыпались, и даже волосы словно потемнели.       И Какаши подумал, что стоит его отпустить. Как однажды он отпустил его спасать Рин.       Теперь за ним не нужно идти, теперь Обито сможет за себя постоять.       А Какаши нужно продолжать их общую миссию.       В конце концов, он — капитан.