"Вы че, какой Лавруха гей, ёп? Разве может гей разхуярить несколько рож одним нахуй махом, вы че пургу несёте, черти, блядь? Ну и че, че целуется с дрыщём? Ты че, бля, против? Иди отсюда нахуй, пока есть, чем идти."
Весенний вечер в компании гопников радует ощущением защиты, что бы вы ни говорили, но гопники – хорошие люди. С кем можно будет пройтись по тёмному переулку, не быть отпрессованным и получить ещё парочку бесплатных смартфонов? Правильно, только с пацанчиками в спортивках и белых носках поверх штанцов. — Я домой хочу, – замурлыкал Конченков на ухо нахмурившемуся Игорю, переплетая холодные пальцы с его пальцами. — Цыпа, ёп, – ребята захихикали, но злой взгляд предводителя гопников заставил их перестать это делать, — ещё 10 минут сидим, дай пацанам, бля, нормально отдохнуть. — В натуре, – подхватила компания. — Да и сидите, – парень резко вскочил с Игоревых колен и направился в сторону подъезда, крича при этом: — Спать сегодня в коридоре будешь, пидор. Холодный ветерок забирался под тонкую толстовку, вызывая табун мурашей, с ними пришла и мелкая дрожь. Потихоньку темнело, люди уже разбегались по домам, мамаши тащили орущих детей за руки к подъезду, попутно обещая дать им пизды, если они не замолчат, влюблённые парочки нежились под кустами пахучих растений, девушки нюхали веники, которые пиздили для них их парни с какого–нибудь памятника. И это не шутки, Конченков правда видел, как один парень спокойно стянул букет гвоздик с памятника героям ВОВ и подарил своей девушке, от чего та визжала, как поехавшая, приторно чмокая своего нищеброда в порозовевшие щёки. Не сказать, что Стас был капризным, он просто хотел проводить больше времени дома за чашкой чая с зефирками, а не в беседке с пятью литрами пива и воблой. Злобно пиная камушки, которые были названы "ебало Лаврова", парень услышал тихий мяук. Взгляд поднялся к зелёной кроне дуба. Ещё один мяук. Источник звука найден. Маленький чёрный комок орал с каждой минутой всё громче и жалобнее, подталкивая зеваку на действия. — Да сейчас залезу, не ори только, не ори, — на вздохе выпалил Конченков сам себе, хватаясь за ветку. Кто–то сейчас очень жалел, что прогуливал физкультуру в школе, дрягаясь на ветке и кряхтя, как войско старых дедунов–пердунов. — Ну давай, наебнись оттуда, а я потом, бля, буду тебя на руках до туалета таскать. Тёплые руки забрались под задравшуюся толстовку, с особой нежностью ладони устроились на тонкой талии, спуская парня на землю. Ветровка легла на стасовы плечи, а обладатель плеч был прижат к груди с такой силой, что пару костей хрустнуло. От всей этой романтики парней оторвал жалобно–громкий мяук с дерева, животное на дереве прямо-таки произнесло: "Спасите меня сначала, а потом милуйтесь, петушары". Лаврову, конечно, не нужно было даже забираться на это дерево, достаточно встать на лавку и просто протянуть руку, забрав чёрный комок, но кот был настроен против гоп–спасателя, отползая от руки. — Ты предлагаешь мне, бля, залезть на это ебучее дерево? – вопрос был чисто риторическим, но щенячьи глаза любовника заставили Игорька всё–таки лезть в глубь густой кроны. Маугли в Самарских джунглях, мать его. Добравшись до нужной ветки, герой–спасатель–гопник–романтик сменил гнев на милость, протягивая огромную ладонь к трясущемуся животному, аккуратно поглаживая того за ухом. — Я тебя не обижу. Смотри, ёп, внизу стоит мальчуган и он очень хочет, чтобы ты, кусок блох, был на земле, – котёнок лишь зашипел, — бля, не ломайся. Кошак, я ж тебя не в постель зову, честное гопническое, я не такой. Если затащу в постель – сразу женюсь, бля буду. После последней фразы котёнок скакнул в большую ладонь Лаврова, впиваясь коготками в розовую кожу. — Речь была воодушевляющей, ты меня зацепил, особенно про постель, — заливаясь смехом, проговорил Стас. — Иди нахер вообще, — парень поднял комок над собой, изучая его, — это кошка, бля. И она похожа на твою мать, когда та наебашила на себя маленькое чёрное платье, ёп, и была похожа на Коко Ченель. От этого Конченков сложился пополам и орал громче, чем пять чаек на пляже. Хотя его спутник не соврал: однажды мать Стаса собралась в какой–то ресторан и, вдохновившись образом любимой Шанель, надела элегантное чёрное платье. Как на зло, в комнате её сына оказался Лавров, который оценил внешний вид мамаши одной репликой, с которой смеялась (читай: орала/визжала/рыдала) вся семья: "Тёть Лен, ёп, Вы сегодня выглядите лучше, чем Чёнель!"***
Свет от старенького телевизора освещал фигуры парней, которые устроились на полу, обмотавшись пледом. Слишком по–домашнему, по–девчачьи, как хотел Стас. На коленях у Лаврова устроился новый житель их квартиры. Конченкову пришлось слишком долго упрашивать гопника забрать это пушистое чудо домой, но тот находил сотни отговорок в стиле: "Ёп, у моего домового на кошек аллергия" или "Ну бля, соседи подумают, что я ебу котов". Цаца был не промах и знал, куда надо надавить и где поцеловать, чтобы хотения сбылись, поэтому кошка теперь может спокойно расхаживать по квартире Лаврухи, не боясь, что её выгонят. — Как мы её назовём? – накручивая на палец волосы на затылке возлюбленного, произнёс Стас. — Бля, может Чернушка? Или Муська? — Слишком просто, давай что–то необычное. — Шанель, – кошак лишь одобрительно муркнул, — Мы назовём её, бля, Шанель! — Она согласна, ага. И в обычной Самарской квартире может проживать необычная Шанель.