Тотем

Обычное утро в квартире 221б на Бейкер-стрит. Джон в халате после душа листает газету в своём кресле. Шерлок валяется на диване в пижаме и делает вид, что размышляет, и Джон бы поверил, если бы не бабочка размером в ладонь Шерлока, норовящая сесть ему на нос. — Шерлок! А-апчхи! — Будь здоров, — невинным тоном отзывается Шерлок. — Убери её. — Только если ты покажешь мне свою. Это противостояние продолжается почти месяц. Джон уже практически привык затыкать полотенцем щель под дверью в ванную, чтобы тотемка Шерлока не пролезла внутрь, когда он принимает душ. А теперь Шерлок избрал другую тактику и терроризирует Джона, усаживая свою бабочку ему на нос. — А-апчхи! Шерлок! — Покажи. Джон отпускает газету, с силой прихлопывает бабочку обеими ладонями и тут же ловит не успевшие упасть страницы. Шерлок обиженно фыркает. Ему не больно — если тотемку развоплотить насильно, хозяин-человек ощущает лишь лёгкое покалывание там, где находится татуировка. Джон отлично знает, что так тотемку не убить. К своему сожалению, он также отлично знает, как можно. — А-апчхи! Бабочка мгновенно вспархивает и опускается Шерлоку на палец. Честно говоря, это очень красивое зрелище. Джон видит это постоянно, но так и не смог заставить себя не любоваться. Большая чёрно-синяя бабочка сидит на длинных белых пальцах, складывая и раскрывая крылышки, переступая цепкими тонкими лапками. Шерлок улыбается, глядя на неё. И они оба прекрасны. Джон вздыхает. — Ты ведь не отстанешь? Тотемка растворяется в воздухе, вновь становясь рисунком на шее Шерлока, а сам Шерлок садится и нетерпеливо смотрит на Джона. — Призовёшь? Джон качает головой. Он и хотел бы, но не может. Кто бы знал, как же он тоскует без возможности вызвать своё тотемное животное в мир! Хоть ненадолго, хоть на минуту… Раньше он мог держать свою тотемку в вещном мире три-четыре часа — большое достижение для такого крупного животного. Это у Шерлока бабочка, которая весит грамм десять от силы, и потому Шерлок может удерживать её материальной целыми днями. Тотемное животное Джона весило больше тридцати килограмм… Он снова вздыхает. — Я не могу её призвать. Её убили. Выражение лица Шерлока резко изменяется. Он видит наконец, как сильно расстроен Джон. В последнее время Шерлоку совсем не нравится огорчать Джона — разгромленная кухня или голова в холодильнике не в счёт, Джон и не сердится из-за такой ерунды на самом деле, просто ворчит по привычке. Но сейчас Шерлок понимает, что задел очень больное место. А ещё он тоже знает, как можно убить тотемку — достаточно уничтожить татуировку. — Когда тебя ранили, пуля попала в рисунок. — Если бы просто пуля, — тихо говорит Джон, поднимается и развязывает пояс халата. У Шерлока пересыхает в горле от нахлынувших разнополюсных эмоций. Здесь и восторг от того, что он увидит Джона хотя бы частично обнажённым, и подавляемое, но непроходящее желание содрать с него этот халат совсем, и грусть от того, что нельзя, и — эхом — злость на себя из-за того, что расстроил Джона, вызвав у него весьма неприятные воспоминания. Шерлок привычно отодвигает все эмоции в дальний угол сознания и сосредотачивает внимание на Джоне. Тот спускает халат с плеч, придержав на талии, и поворачивается к Шерлоку спиной. Шерлок с трудом удерживает восклицание, только с тихим шипением втягивает воздух сквозь зубы. Он знал — теоретически — что Джона подстрелили и после этого комиссовали. Он знал — тоже теоретически — что ранение было серьёзным и Джон едва не погиб. Он никогда не думал, что эмпирически это окажется отнюдь не так захватывающе, как предполагалось. Мысль о том, что это след смерти, прошедшей от сердца Джона в паре дюймов, заставляет короткую судорогу пробежать по его лицу. К счастью, Джон не видит. — Пуля прошла навылет. Если бы рисунок был спереди, то, может быть, ничего бы и не случилось. Но… Сам видишь. Шерлок видит. Шрам на спине Джона ничуть не похож на аккуратный след пулевого отверстия на его груди. Множество швов, от грубых тёмных рубцов до тончайших белых паутинок, сплетаются у Джона над левой лопаткой в сложнейший узел. Там, где между швами сохранилась ровная кожа, виднеются следы татуировки — что-то рыже-чёрно-золотистое, совершенно непонятное даже могучему мозгу Шерлока. В целом — включая шрамы — рисунок больше всего похож на взорвавшуюся ящерицу. — Кто это был? — шёпотом спрашивает Шерлок. — Рысь, — отвечает Джон. Его голос спокоен, но Шерлок ясно слышит в нём отзвуки боли. — Прости, — говорит Шерлок и позволяет себе прикоснуться на секунду к изуродованной татуировке кончиками пальцев. Джон вздрагивает и надевает халат. Шерлоку почти стыдно, но в то же время он доволен. За одно утро он очень многое узнал о Джоне. Он вытягивается на диване и прикрывает глаза. Столько новых данных, которые можно теперь долго-долго смаковать, по много раз восстанавливая в памяти запах волос Джона, цвет кожи и рисунок мышц на его спине, каждый шов на его шраме и каждый обрывок татуировки, больше тридцати лет бывшей рысью — и уже год не бывшей ничем. Впрочем, при некотором воображении… Нет. Всё равно какая-то гривастая ящерица, завязавшаяся в морской узел. Бедный Джон, думает Шерлок, привычно вызывая свою бабочку и глядя её глазами, как друг медленно и тяжело поднимается в свою комнату. *** Обычный день на Бейкер-стрит. Миссис Хадсон сердито фыркает, пылесося лестницу. Сначала инспектор прибежал, потом мальчики с ним убежали — и никто не оценил её булочки с корицей! Маленькая белочка катается по перилам, натирая их своим хвостом. Джону тем временем приходится туго, хотя и легче, чем Шерлоку. Он всего лишь лежит на полу со скованными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом, пытаясь освободиться, пока в соседнем помещении несколько подонков избивают его друга, требуя рассказать, кто ещё о них знает. И когда Шерлок абсолютно честно признаётся, что знает о них половина Скотланд-Ярда, они совсем не радуются и продолжают избиение. А так как Шерлок тоже в наручниках, то защищаться он не в состоянии. А как эти скоты хохотали, когда увидели бабочку Шерлока… Джон рычит и бьётся. Когда-то в кино он видел, как человек вывихнул себе большой палец, чтобы снять наручники, и сейчас он пытается проделать этот трюк, но у него не получается. Его отвлекают болезненные вскрики Шерлока, который уже не может терпеть побои молча. Джон никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным, даже на поле боя, даже теряя пациента, даже в то ужасное время между возвращением в Лондон и встречей с Шерлоком. Раньше, пусть и со связанными руками, он мог призвать свою рысь — смертельно опасное тотемное животное, большая редкость. Когда-то он с её помощью вытащил из плена шесть человек. А сколько врагов он убил благодаря своей тотемке! А сейчас он может только бессильно кататься по полу, почти рыдая от ярости и отчаяния, пытаясь вывихнуть этот грёбаный палец, и со всей болью, со всей страстью своей израненной души молить кого-то: «Приди! Помоги!» Тихое клацанье перекушенной цепочки наручников за спиной на полсекунды вгоняет его в ступор. Джон поворачивает голову и встречается взглядом со своей тотемкой. Если бы у него было время, то он бы, пожалуй, позволил себе впасть в шоковое состояние. Таких зверей он не видел никогда в жизни, только слышал — в легендах да анекдотах. Тотемка ухмыляется, демонстрируя зубы, только что раскусившие закалённую сталь. И Джон ухмыляется ей в ответ такой же безумной кривой улыбкой берсерка. Они набрасываются на врагов одновременно. *** Обычный вечер в квартире 221б на Бейкер-стрит. Выпроводив — с трудом — взволнованную миссис Хадсон, Джон отводит Шерлока в его комнату и помогает устроиться в кровати. Шерлок ворчит: — Это всего лишь синяки. — Вот и хорошо, — твёрдо отвечает Джон. — Это замечательно, что всего лишь синяки. Я был уверен, что у тебя минимум сломаны рёбра и отбиты почки! Шерлок пренебрежительно фыркает. — Главное, что по голове не били. Лучше объясни мне, что это было. Ты ведь был уверен, что твоя тотемка мертва! Джон пожимает плечами, присаживается на край кровати, как-то автоматически, явно не вполне понимая, что делает, берёт Шерлока за руку и начинает смазывать заживляющей мазью сбитые костяшки. — Я не знаю, — признаётся он через пару минут, закончив обрабатывать правую руку Шерлока, и тянется за левой. — Я просто звал… и он пришёл. — Кто? — Ты не заметил? — Я был немного занят, — саркастически заявляет Шерлок и тут же сжимает пальцы, удерживая вспыхнувшего от ярости Джона рядом. Впрочем, Джон привык. Через несколько секунд он успокаивает себя стандартной мантрой: «Это же Шерлок». Да, это же Шерлок. Вот он лежит перед Джоном, без рубашки, без футболки, зато в синяках и пластырях, с разбитой губой, вцепился Джону в руку и смотрит на него так странно, так… тепло, зовуще… Джон приходит в себя только тогда, когда чувствует языком привкус чужой крови. Шерлок цепляется за него уже обеими руками и тихо, беззащитно просит: — Не уходи. Нет, всё-таки этот вечер необычный для 221б. И Джон клянётся себе, что сделает всё для того, чтобы такая необычность стала обычной. *** Необычное (первое из необычно-обычных) утро в квартире 221б по Бейкер-стрит. — А-апчхи! Шерлок! — Ай! — Чёрт, извини. Я тебе массаж потом сделаю, только не смей меня больше будить своей бабочкой! — Ты не сдержал слово. — Что? В каком смысле? — Я обещал, что моя тотемка не будет тебя трогать, если ты мне покажешь свою. Ох! Во внезапно наступившей тишине хорошо слышно, как довольно крупное — размером с добермана или… рысь — животное соскакивает с кровати на пол, слишком уж громко и демонстративно топая, чтобы Шерлок мог поверить в его неуклюжесть, идёт к окну, запрыгивает на подоконник и разваливается в пятне солнечного света. — С ума сойти, — восхищённо шепчет Шерлок. — Редчайший случай! Мифический зверь в качестве тотема, такое бывает раз в столетие! Если не реже. Джон благодарно улыбается, глядя в жёлтые глаза с вертикальными зрачками, мысленно чётко произносит: «Спасибо!» И тут, нарушая всю торжественность момента, на длинный нос, покрытый золотистой чешуёй, опускается огромная чёрно-синяя бабочка. — Шерлок! — А-апчхи! — дракончик звонко чихает одновременно с криком Джона и чешет нос хвостом.