На цепи (another version)

      Альфред Джонс рано понял, что он не похож на своих сверстников. Он игнорировал все то, что нравилось его сверстникам, внешне казался застрявшим в детстве несерьезным лоботрясом, но на деле же был сильным и выносливым физически парнем, рано научившимся лгать всему миру и хранить секреты.       Никто не знал его настоящего. Никому бы и в голову не пришло, что этот милый, всегда улыбчивый и позитивный юноша по сути своей просто поехавший психопат. Зато это хорошо знал сам Джонс, который научился скрывать свои ненормальные желания. Разумеется, первое время его это пугало, пугало настолько сильно, что он отчаянно искал информацию в интернете и старался понять, что же с ним не так. Знакомство с парнем по имени Стив помогло ему принять себя. Если сравнивать их, то Стив был тем же психопатом, только куда более ярко выраженным и не скрывающимся, активно прячущем где-то в своей душе другого себя, немного зажатого, ранимого и боящегося потерять то, что ему важно. Они с Альфредом были похожи, но вместе с тем были биполярно разными.       Стив показал молодому Джонсу совершенно другой мир. Альфред проводил с ним немало времени, слушал его псевдофилосоские размышления и все сильнее убеждался в том, что не такой уж он и ненормальный. Принять свою натуру было совсем не сложно, куда сложнее было скрывать ее от всех остальных. Стало заметно легче, когда родители, вечно занятые то работой, то отдыхом за границей, то светскими приемами, купили ему в честь восемнадцатилетия собственный дом в одном из тихих районов города. Джонс был невероятно счастлив.       Он хорошо помнил тот день, когда они со Стивом пошли в охотничий магазин. Помимо ножей и прочей любопытной приблуды, Альфред в тот день купил цепь. Хорошую такую цепь, крепкую и не тяжелую. Желая реализовать свои фантазии, он обустроил подвал своего дома под вполне неплохую комнату, а после купил крюк и самый настоящий ошейник, рассчитанный больше на шею человека.       Стив был единственным человеком, который видел этот подвал и этот самый ошейник. Он тогда криво усмехнулся, демонстрируя отсутствие во рту пары зубов, а после сказал, что он и сам бы прикупил нечто подобное для своего «мальчика».       Это вовсе была отдельная история. Отношения Стива с всегда мрачным, до ужаса нелюдимым и вечно дерганным Александром были откровенно нездоровыми, как часто сам Альфред мог это видеть. Александр то и дело ругался на каком-то неведомом языке, проклинал Стива, огрызался на него. И стоит ли говорить о том, что Стива подобное только сильнее заводило. Они дрались регулярно, по поводу и без, и именно Александр выбил Стиву несколько зубов, а тот в свою очередь сломал своему «любимому» несколько ребер. Заставший как-то очередную драку Джонс еле дышал, откровенно наслаждаясь зрелищем. Это произошло в подворотне, как раз рядом с мусорными баками. Место было грязное и пахло отвратно, но увлекшиеся Стив и Александр буквально катались в грязи, колотя друг друга до крови. У Стива из носа шла кровь в тот миг, когда он начал целовать заплывающее от синяков лицо объекта своего нездорового наваждения. А Альфред все так же стоял в сторонке и смотрел на это. Вообще чудо, что рядом больше никто не появился. Александр был грязным и окровавленным. Он ругался на смеси родного и английского языка, сжимал зубы и то и дело огрызался, в то время как неприлично довольный Стив буквально драл его в зад, вцепившись рукой ему в шею и то и дело прикусывая кожу на подбородке.       Джонс еле ловил губами воздух, трогал свое возбужденное естество сквозь ткань брюк и понимал, что ему все это нравится. Именно в тот момент он понял, что хочет себе человека, который будет тем, кем Александр стал для Стива. Не его точная копия, разумеется, а человек, который бы полностью удовлетворял именно его заветные желания. Кто-то робкий, послушный и покладистый. Кто-то, кто будет полностью от него зависеть. Кто-то, кто будет принадлежать только ему.       Альфреду исполнилось девятнадцать в то время, когда он нашел то, что искал. Все произошло совершенно случайно. Он приехал на фирму своего отца по какому-то делу, поговорил со старым знакомым и вообще непонятно почему оказался в итоге в отделе кадров. Уже собравшийся уходить, он открыл дверь кабинета и уже было оказался в коридоре, как увидел стоящего у стены малость зажатого светловолосого молодого мужчину. Он был высок, весьма крепкого телосложения и хорош собой, хотя мало кто разглядел бы достоинства за фасадом слишком уж невзрачной одежды. Поразительно, но Альфред просто замер на месте, словно громом пораженный. В голове вихрем пронеслись различные мысли. Он судорожно думал, прекрасно понимая, что скоропалительных решений принимать нельзя ни в коем случае.       — Эй, Ал?       Парень вздрогнул, услышав за спиной знакомый голос, а после закрыл дверь, так и не покинув кабинет. Он сразу понял, что увиденный им человек явно пришел устраиваться на работу, и судя по тому, что в руках у него не было папки с резюме и рекомендациями, этот парень уже был на собеседовании и теперь ждет решения. Найти ту самую папку не составило никакого труда. Открыв ее, Джонс тут же узнал, что этого человека зовут Иван Брагинский, что он иммигрант без опыта работы и с неважным знанием английского языка. Однако его все равно хотели взять на работу.       Альфред пялился на фотографию в резюме, в то время как начальник отдела кадров недоуменно смотрел на него, совершенно ничего не понимая. Он ничего не понимал, но и сам Джонс не осознавал пока, чего же он вообще хочет. Единственное, что было ясно — ему интересен этот человек. Интересен настолько, что он хочет его узнать. Это даже пугало в каком-то смысле.       — Вы возьмете этого Брагинского? — спросил он.       — Да. Твой отец обычно дает шанс таким людям, так что мы возьмем его с испытательным сроком…       — А потом уволите, — вдруг заявил Джонс. Он поднял взгляд и посмотрел на своего растерянного друга. — Подержите его месяц тут, а потом прогоните. Это понятно?       В тот миг Альфреда испугался бы кто угодно. Растерянный кадровик кивнул, понимая, что спорить с сыном главного босса не стоит, даже если он твой друг. Ему было немного жаль этого Ивана Брагинского, чем бы он там не насолил Альфреду. А впрочем, спрашивать что-либо мужчина не стал.       В итоге Брагинского взяли с испытательным сроком, а Альфред заметно зачастил в офис фирмы. Он умудрился ни разу не столкнуться с Иваном лицом к лицу, но при этом уже немного помешавшийся Джонс буквально следил за новым работником, изучая его привычки и повадки. С каждым новым днем он все отчетливее понимал, что это именно то, что ему нужно. Брагинский был тихим и скромным. Он показал себя как не конфликтный и уступчивый человек, более чем исполнительный и заслуживающий доверия. Но Джонсу были не сильно важны его личные качества. Он знал, что при желании мог бы сломать этого парня и отшлифовать его характер по собственному желанию, а дело было в другом. Брагинский ему нравился по всем критериям. Это была та самая внешность, которая цепляла Альфреда, это был именно тот взгляд, именно та мимика, именно те жесты и именно та покорность — все то, что он хотел бы видеть в своем человеке. Особенный же его восторг вызывали глаза Брагинского, невероятно редкие, такие глубокие и постоянно печальные.       Джонс то и дело воображал, как выглядит Иван, когда он, например, плачет, или искренне улыбается. Он воображал себе его лицо то перекошенным от боли, то от страха, то от удовольствия, и ясно осознавал, что этот человек за короткий срок стал его наваждением. Но Альфред не спешил. Он продолжал присматриваться.       Минули две недели наблюдения, когда Джонс решил для себя, что парень по имени Иван Брагинский станет его собственностью. Он поспрашивал совета у гадко ухмылявшегося Стива, а после завершил все необходимые приготовления в подвале. Недолго думая, он принес стопку каких-то книг, постельное белье, купленную по прикидкам легкую одежду для будущего жильца, а после проверил, надежно ли закреплен крюк и хорошо ли держится замок ошейника. Все было готово, но похищать Брагинского сразу же Джонс не стал.       Его нельзя было просто взять и похитить, не сейчас. Альфред понимал, что еще слишком рано. Надо, чтобы Брагинский остался без всего, один-одинешенек, желательно на улице и без средств к существованию. Чтобы он был разочарован в этом мире, в своей жизни. Ведь так его будет легче ломать, так будет легче привязать его к себе. Именно в этом направлении и решил работать парень.       Первым делом он сделал так, чтобы Ивана не взяли на работу. Парень прекрасно себя проявил и имел все шансы на должность, и все это понимали, но идти против Альфреда никто не решился. Понятное дело, самому Брагинскому об этой подробности никто не сказал. А вот сам Джонс тем временем уже нанял неплохого детектива, чтобы тот следил за каждым шагом Ивана и все докладывал. Разочарованный Брагинский отчаянно искал работу, но Альфред всегда был на шаг впереди. Используя разные средства, начиная с запугивания и заканчивая подкупом, он все делал для того, чтобы Ивана не взяли на работу, а после заплатил еще и хозяину квартиры, в которой Брагинской снимал комнату, чтобы тот выгнал квартиранта.       Это продолжалось больше пяти месяцев. Терпение уже подводило Джонса, но он держал себя в руках, прекрасно понимая, что нельзя спешить. Хотя каждый раз, сидя на занятиях, он думал не о знаниях, которые ему нужно получать, а именно об Иване Брагинском, жизнь которого он планомерно разрушал.       Конец всему этому пришел в середине зимы. Последним сообщением от детектива была новость о том, что Брагинский две минувшие ночи провел в зале ожидания, в аэропорту. Ему уже некуда было деваться. Сам Джонс не видел его три месяца, хотя прекрасно знал о каждом его шаге. Он знал о том, что объект его наваждения, по сути, стал бомжом, которому уже некуда деваться. Этот человек был в полном отчаянии, и при том он понятия не имел о том, что его жизнь намеренно разрушили.       Расплатившись с детективом и сказав, что его услуги более не нужны, Альфред сам направился в аэропорт. Едва приехав, он по привычке заглянул в местный Макдональдс, на ходу прикидывая, как начнет разговор. Брагинский наверняка будет голодным и замерзшим, надо втереться к нему в доверие.       Нашел Джонс нужного человека сразу, благо народу было совсем не много: несколько рейсов из Европы задержали, потому как Старый свет был охвачен снежными заносами. Хотя в Нью-Йорке тоже было не тепло. Увидев Брагинского, Альфред сперва испытал нешуточное потрясение. Тот был совершенно осунувшимся и исхудавшим, с отросшими немытыми волосами и бородкой на лице. Его хотелось немедленно обогреть, искупать, постричь, выбрить, а после накормить до отвала, чтобы вернуть его телу прежнюю пухловатость.       Было непросто решиться наконец подойти к этому человеку и заговорить с ним. Джонс как ни в чем не бывало улыбался, старался говорить на какие-то отстраненные темы. То и дело в его взгляде мелькало что-то откровенно маниакальное. Он хотел Брагинского. Хотел даже таким — немытым, грязным и неопрятным. Он хотел сломать его и сделать своей собственностью, хотел заставить его рыдать, а после заласкать до посинения. Но он сдерживал в себе все порывы. Иван, казалось, даже заметил что-то на мгновение, но попусту не обратил на это должного внимания.       Джонс угостил явно безумно голодного Брагинского гамбургером, а после добился того, чтобы тот доверчиво выложил ему свою грустную историю. Слушая его рассказ, Альфред сочувственно кивал, в душе ликуя. У него все получилось, и теперь Иван в полном отчаянии. Он разочарован, он подавлен и разбит, он понятия не имеет, как ему теперь выживать. Джонс добился своего. Теперь оставалось сделать лишь последнее и самое главное.       Иван в итоге поверил в его добрые намерения. Впрочем, ему в принципе некуда было деваться, так что той же ночью он оказался в доме Джонса. Не стоит и говорить о том, как сильно нервничал Альфред. Он то и дело повторял себе, что надо набраться терпения и сперва выполнить все пункты своего плана, а уже потом Брагинский окажется полностью в его единоличной власти.       Первым делом Джонс отправил Ивана в ванную, чтобы тот принял душ и побрился. Его то и дело умиляло то, как новоявленный гость скромно отводит взгляд и неловко благодарит его. Это было неожиданно приятно. Альфреда покорила эта скромность, покорила чужая застенчивость и неуверенность. Он все отчетливее понимал, что сделал правильный выбор, что этот человек — именно то, что он искал. Это его человек. Он должен стать его единоличной собственностью, так, чтобы больше никто в мире не мог даже видеть Брагинского, не имел права прикасаться к нему, слушать его голос или видеть его потрясающие глаза. Все это должно принадлежать только Альфреду. И он все сделает для того, чтобы так оно и было. Ивану придется свыкнуться с этим.       Когда Брагинский, уже чистый и выбритый, в предоставленном ему хозяином дома банном халате снова показался в гостиной, Джонс улыбнулся, на время забывшись и перестав себя контролировать. Это были лишь незначительные секунды, в течение которых Брагинский уловил искорки его безумия, но не придал им значения. А Джонс для себя решил, что отныне будет кормить этого парня регулярно самой сытной пищей, даже если придется применять силу. Уж очень тот исхудал за последние месяцы.       Стараясь сохранять атмосферу непринужденности, Альфред хлопотал по дому, разогревая еду и наспех рассказывая гостю о своих богатых родителях и о старшем брате Меттью, милом и работящем парнишке, мечтающем переехать жить на родину их матери, в Канаду. Иван с интересом слушал его, то наблюдая за его бесхитростными движениями, то за компанию с Джонсом поедая поздний ужин.       Настало время завершающей стадии. Альфред направился на кухню. Достав из холодильника бутылку с холодным пивом, он бросил в большой стакан прикупленное заранее сильное снотворное. Две таблетки быстро растворились в напитке, и сразу после Джонс вернулся в гостиную и предложил гостю выпить. На его удачу, тот выпил содержимое до дна и почти моментально вырубился.       Все прошло настолько идеально, что Альфред сперва не мог поверить в это везение. Он потрепал Ивана по плечу, дабы убедиться в том, что тот крепко спит, а после, немного подумав, достал из шкафчика острые ножницы и осторожно остриг чужие волосы у кончиков. Сделав это, он вернулся в подвал, дабы в последний раз все проверить, а потом не без труда взял спящего человека на руки и, чертыхаясь и пыхтя от приличного веса, понес Брагинского в его новую обитель.       Уложив парня на кровать, Альфред осторожно закрепил ошейник, а после расстегнул пояс халата и распахнул его. Он впервые видел Ивана совершенно обнаженным. Поразительно, но в тот момент в его голове не было ни одной мысли о сексе. Вообще все в мире померкло на фоне того, что он, наконец, получил желаемое, и Брагинский теперь здесь, с ним. Переведя дух, он подрагивающими руками снял с себя футболку, а после лег рядом с Иваном и прижался к нему всем телом. Брагинский был таким теплым и мягким, его ровное дыхание просто убаюкивало, а медовый запах его тела, смешанный с ароматом геля для душа, делал его невероятно уютным и таким поразительно домашним.       Альфред как-то неловко вжался носом в подмышку Брагинскому и заулыбался, сбитый с толку собственными эмоциями. Он вдруг осознал, что теперь счастлив, потому что у него есть этот человек. Рука легко скользнула по чужой сильной груди, чуть ниже, к животу, пальцы прошлись по покрытой еле заметными светлыми волосками коже, остановившись на линии паха. Волосы Ивана в самом деле были даже слишком светлыми, их так сразу и не заметишь. Находящийся в покое крупноватый член был, как сразу заметил Джонс, обрезанным. Бедра были несколько крупноватыми для мужчины, хотя, возможно, они казались такими на фоне слишком уж узкой талии.       В любом случае для Джонса это было просто идеальное тело, самое желанное в мире, самое красивое и пропорциональное. Он еще долго лежал, трогая чужую кожу и наслаждаясь моментом. Конечно, впереди много сложностей, но зато теперь Иван здесь, в его доме, в закрытом подвале и на цепи. Так Альфред его точно не потеряет, что бы ни случилось, а со всем остальным он прекрасно справится.       Сложностей было действительно много. Когда Альфред вернулся на следующий день домой, он первым делом побежал в подвал и увидел перекошенное от ужаса лицо Брагинского. Тот, разумеется, не понимал, что происходит и почему он оказался на цепи, а Джонс поспешил поставить его перед фактом — Иван теперь принадлежит ему, Альфреду. Вполне очевидно, что мириться с этим Брагинский не спешил, но и Джонс не был намерен отступать от своего. Пленнику еще предстояло узнать, насколько настойчивым может быть его похититель.       Каждый новый день начинался с завтрака. Альфред намеренно кормил пленника, словно на убой, даже несмотря на то, что тот противился всему, в том числе и такой вот кормежке. Он много истерил, кричал на Джонса, проклинал его, а порой начинал умолять отпустить его, но Альфред был непреклонен.       — Скоро ты смиришься, — сказал он как-то растерявшемуся Брагинскому, искренне в это веря.       Мириться Иван отчаянно не хотел, как бы яростно Альфред не старался до него донести, что так будет лучше для него же. В конце концов, он хоть и держал его на цепи, но все же заботился о нем всеми силами, кормил его, старался быть максимально терпеливым и нежным. Чем больше времени проходило, тем яснее Джонс осознавал, что он больше не хочет жить без этого человека. Если вдруг Иван сбежит, его поиски станут новым смыслом жизни для Альфреда. А пока он тут, смыслом этой жизни является забота о нем.       Каждый день, находясь то на занятиях, то в гостях у родителей или брата, Джонс безумно скучал по Ивану и хотел лишь как можно быстрее вернуться домой и увидеть его. Каждый раз, открывая дверь своего дома, он холодел и паниковал, боясь того, что его пленник мог сбежать. Парень прекрасно понимал, что это чистое безумие, что вся его любовь безумна, но его это нисколько не волновало. Он все ждал, когда же Иван уже смирится со своей участью и поймет, что Джонс его любит и все делает для его благополучия. Он готов был ждать.       Однако в один из дней Альфред сорвался. Его вывели из себя слова Брагинского, выкрикнутые ему в лицо:       — Ты больной ублюдок! Выпусти меня, я лучше на улице подохну, чем буду находиться здесь!       Это настолько сильно задело Джонса, что он впервые избил Ивана. При том избил своим же ремнем и со всей силы, находясь в бешенстве. Прикованный Брагинский не мог сопротивляться, а Альфред наносил удар за ударом, еле сдерживая в себе слезы горечи. Почему Иван не понимает, чем он руководствуется? Почему он не видит, что Альфред любит его и старается о нем заботиться? Почему он не ценит всего того, что для него делают? Брагинский вздрагивал от каждого удара, а потом и вовсе начал вскрикивать, но Джонс долго продолжал экзекуцию, по ходу все твердя о том, что он все делает от любви к Ивану.       Он впервые говорил ему о том, что любит его. Возможно, так оно и было в самом деле. Можно ли столь откровенное безумие назвать любовью? А если нет, что тогда есть любовь? В чем она выражается, если не в желании быть с тем, кого любишь, заботиться о нем и уберегать от жестокого мира? В какой-то момент Джонс остановился, поняв, что поддался собственному эгоизму. Он только в тот миг заметил, что Брагинский уже не сдерживает слезы, что он дрожит, что его спина, руки и плечи покраснели от ударов. Ему было больно, и эту боль ему причинил тот, кто твердил, что любит его.       Альфреду стало откровенно не по себе. Он выронил ремень, а после буквально упал на колени рядом с Иваном.       — Прости меня, любимый. Я причинил тебе боль…       Брагинский шарахнулся от него, но ему в принципе некуда было отступать. Он в самом деле плакал. Его мокрые от слез глаза были настолько прекрасны, что Джонс на мгновение растерялся. Больше не хотелось причинять ему боль и заставлять плакать. Его нужно было защищать. Защищать от всего на свете, не считая только самого Джонса.       Альфред крепко обнял пленника, стараясь быть максимально нежным.       — Прости, мой хороший. Я люблю тебя.       Верил ли ему Брагинский? Вряд ли. Однако Джонс был практически уверен в том, что парень больше не будет его злить. Это избиение пойдет ему на пользу. Он поймет, что так делать нельзя и смирится быстрее. И тогда все у них будет хорошо.       Иван еще долго вздрагивал, а Альфред повторял ему слова любви, словно намеренный вбить ему эту мысль в голову.       С тех самых пор Брагинский в самом деле его больше не злил. Он стал послушными и тихим, именно таким, каким хотел его видеть Джонс. А пленитель радовался этому, все сильнее веря в то, что скоро у них все будет хорошо.       До секса дело дошло уже после. Альфред тщательно подгадывал нужный момент, даже пару раз посоветовался со Стивом. Правда, Стив посоветовал просто завалить Ивана и изнасиловать его, но Альфред не хотел насилия. Он хотел, чтобы его близость с Брагинским, особенно их первая близость, была полна нежности. Если применять в таких делах силу, жертва насилия надолго закрывается и сама себе ставит на все блоки. Потом пришлось бы решать проблемы с психологическими аспектами и доказывать Ивану, что можно перестать бояться, что можно просто получать удовольствие от такого процесса.       Наконец, момент настал. Это произошло после ужина, все в той же постели. Иван не смел сопротивляться, а Джонс все делал максимально медленно. Он целовал пленника, трогал его сперва ненавязчиво, позволяя привыкнуть к прикосновениям, а потом чуть более настойчиво. Брагинский на все реагировал с искренним потрясением, но не сопротивлялся, опасаясь новой экзекуции.       Альфред добился того, чтобы тело Ивана реагировало на его прикосновения, чтобы оно было напряжено, чтобы его большой член стал крепким и налитым кровью. Он в самом деле думал сперва об удовольствии партнера, и в итоге все прошло более чем прекрасно.       Было очевидно, что такой близости у Брагинского еще ни с кем не было. А Джонс ликовал просто от осознания того, что он у него первый. И единственный, на всю жизнь. На растяжку ушло много времени, в течение которого они оба едва не рехнулись окончательно, Иван от шока, а Джонс от простого нетерпения, но тем слаще был момент, когда Альфред смог, наконец, войти в это желанное тело.       Иван хныкал от боли, но не сопротивлялся, понимая, насколько Джонс с ним обходителен, насколько он его щадит и насколько сильно старается доставить ему удовольствие. Альфред сдержался от соблазна просто отпустить себя и начать грубо и от всей души трахать этого парня. Так нельзя было делать. Но все равно этот секс был лучше всего того, что происходило с ним прежде.       Дни сменялись днями, недели неделями. За холодной зимой подоспела весна, а после и жаркое лето. Джонс напряженно сдавал экзамены, просто молясь о том, чтобы вся эта тягомотина закончилась быстрее. Его радовала перспектива того, что он проведет лето с Иваном, не отвлекаясь на учебную рутину. Родители уже предложили ему присоединиться к ним в поездке в Майами, так что Альфреду пришлось придумать убедительную ложь, чтобы отказаться и не вызывать подозрений. Лгать было все сложнее, равно как и избегать того, чтобы к нему домой не нагрянули члены его семьи. Иван был смиренным и тихим, но кто знает, как бы он среагировал, если бы услышал чужие голоса.       Несмотря на то, что Брагинский был послушным, Джонс не без страха думал о будущем. Он то и дело отметал мысль о том, чтобы как-то обнести подвал бетоном или обустроить звукоизоляцию, чтобы никто не смог обнаружить его главное сокровище.       Сразу после экзамена он поделился со Стивом своими переживаниями. Тот не сразу отозвался, что уже было странным. Они сидели на заднем дворе, как раз рядом с кампусом, на лице Стива сиял новый синяк, и не стоило спрашивать, откуда он.       — Знаешь, — проговорил парень. — Как бы сильно и яростно Александр не твердил, что терпеть меня не может и хочет, чтобы я подох в адских муках, он все равно сам меня целует и разводит свои ножки, чтобы я мог его трахать. А что если твой мальчик уже так привык к тебе, что и не захочет уходить?       Этот вопрос застал Джонса врасплох. Брагинский находился в подвале уже полгода, и за весь этот срок Альфред не то, что не выпускал его — даже ошейник не снимал с его шеи. Иван был послушным, не истерил, делал все, что велел ему делать Джонс. Но что будет, если дать ему возможность сбежать? Он в самом деле попытается исчезнуть?       — Я бы не был в этом уверен, — признался парень. — Он боится меня. Он точно захочет уйти.       Стив усмехнулся.       — А куда он может уйти? Опять на улицу? И на что ему тогда жить? В конце концов, не может же он был настолько идиотом, чтобы не понимать, что ему лучше быть с тобой.       Эти слова заставили Альфреда серьезно задуматься.       — Но как я узнаю наверняка?       Он посмотрел на друга, а тот хмыкнул:       — А ты проверь. Дай ему такую возможность и посмотри на реакцию. Даже если он и правда сбежит, сможешь натравить на него полицию, сказать, что он сумасшедший и пытался тебя ограбить, а потом дать на лапу кому надо и упечь в психушку. Тогда он будет только мечтать о том, чтобы вернуться к тебе.       Джонс задумался. Что ж, Стив говорил весьма толковые вещи, к нему явно стоило прислушаться.       Тем же днем он решился на то, на что не смог бы решиться прежде — он избавил Ивана от ошейника. В тот миг Брагинский смотрел на него с такой невероятной благодарностью, что Альфред искренне возликовал. Он был рад тому, что это произошло, что он смог довериться своему любимому пленнику, а тот в кои-то веки оценил его уступку. Ночь они провели вместе, и на сей раз Иван отзывался на его прикосновения, отвечал на поцелуи и сладко стонал, в то время как Джонс входил в него, целовал освобожденную, теперь покрытую рубцами шею и шептал слова любви.       Альфред всегда просыпался первым. Его, казалось, будил какой-то неведомый механизм в мозгу, твердивший ему о том, что пришла пора немедленно подняться и идти готовить завтрак. Он всегда заставал Ивана спящим. Порой это заканчивалось тем, что Альфред хватался за смазку и будил пленника очередным заходом, а порой он ограничивался лишь поцелуем и прикосновениями к чужому лицу и волосам. Оба варианта были хороши.       Однако это утро отличалось от всего того, что было прежде. Теперь Брагинского не держала цепь, а дверь подвала была открыта. Джонс не без страха ожидал того, что будет дальше. Он не шевелился и ждал, повелев себе набраться терпения.       Наконец, Брагинский проснулся. Альфред не открывал глаза и не шевелился, притворяясь спящим, но прислушивался к звукам. Должно быть, Иван некоторое время не мог поверить в то, что ему выпал шанс сбежать. Когда он вскочил с места, Джонс принял для себя важное решение — если сейчас Брагинский от него сбежит, он найдет его, пустив на это все свои силы, а сразу после убьет собственными руками и покончит с собой, чтобы отправиться за ним на тот свет. Он точно это сделает, так что именно от решения Ивана теперь зависит их дальнейшая судьба.       Рядом что-то зашуршало. Стало ясно, что Брагинский в спешке оделся и покинул подвал. Джонс открыл глаза. Он мог моментально вскочить с места и помчаться следом за пленником, благо в гостиной у него припрятан пистолет. Все будет максимально просто — два выстрела решат их судьбу раз и навсегда. Но Альфред ждал.       Прошло не больше трех минут, когда в коридоре послышались шаги. Не веря собственному слуху, Джонс поспешил закрыть глаза. Он лежал так до тех пор, пока вернувшийся Иван не лег обратно, прижавшись к нему и положив голову рядом с его плечом. Альфред невольно улыбнулся, надеясь на то, что Брагинский не заметит. Во всяком случае, теперь он знает, что его любимый Иван заслуживает доверия. Теперь его можно выпустить из подвала и устроить в самой удобной комнате, наградить его за правильное решение.       Теперь Альфред понимал самое главное — Иван Брагинский совершенно точно никуда от него не денется.