Шесть часов до рассвета

      Я помню эти чувства. О… Стискивать до хруста зубы, чтобы из груди не вырвался пронзительный крик, упорно молчать, чтобы не доставлять тебе удовольствие, а после беззвучно плакать от бессилия и проклинать твоих потомков до десятого колена. Если они будут, конечно же. О, какое же мне утешение приносило вспоминать твое искаженное болью лицо, когда мое колено врезалось в твой пах. Тогда ты подошел слишком близко. Я поплатился за этот удар двумя зубами, но это того стоило.       Помню, когда умер Джек, ты смеялся над моим лицом и говорил, что у меня «щенячий взгляд» и что я вот-вот расплачусь. Как же ты растерялся, когда я засмеялся в ответ и сказал, что «нигеру давно было пора отправиться в ад на сковородку». Если бы ты знал, что после я всю ночь просидел в одиночестве и плакал, уткнув голову в размозженные колени. Твоя камера ржавым рубанком стесала с меня всю жестокость. Спасибо, Ирвинг, я вновь научился плакать.       Ублюдок Лиам так и не пришел. Я ждал, я молчал ради него! Надо было сразу рассказать про вирус и организацию, но нет же, я зачем-то молчал, хотя давным-давно потерял веру. Джек так верил, что Лиам придет и спасет нас, ну ты знаешь, когда родители просят помолиться тебя за умирающего хомячка, а ты так искренне просишь помощи у богов, в которых веришь. Или погоди, хомячки — это про другого человека? Честно говоря, я уже запутался, какие истории твои, а какие — твоих жертв.       Про нас забыли все: Внеживущие, Эвердаск… да даже Федерация! И только ты помнил о нас. Сомнительная радость, но спасибо. Хоть что-то приятное. Обидно, когда про тебя забывают. А я им посвятил почти всю жизнь…       Семнадцать дней, так? Мы знакомы с тобой совсем немного, но я уже привязался к тебе. Ты когда-то говорил, что между палачом и жертвой образуется связь… что ж, я посмотрю на твое лицо, когда ты поймешь, насколько тесная она получилась. Даже забавно, ты сам стремился стать мне «другом», как в истории про того киборга. Когда ты улыбался, вспоминая, как выдирал ребра его сестре, я мечтал проделать с тобой то же самое. Тогда я решил, что никогда не куплюсь на твои слова о дружбе.       Наконец, твои веки вздрагивают и ты медленно открываешь глаза. Ты пьян, но мгновенно трезвеешь, когда замечаешь, что не один в комнате. Ты вскрикиваешь, пытаешься подняться в постели и все это время как заведенный истерично повторяешь, что я мертв, отчаянно трешь глаза, считая меня голограммой или даже «призраком». Вроде бы, раньше люди верили, что души умерших приходят мстить своим палачам. Но, Ирвинг, поверь, я реален. Реальна и рука, которая зажимает твой рот, чтобы никто не услышал твоего крика. Нам не нужна лишняя возня, так что расслабься. В этом поможет паралитик, который я предусмотрительно вколол тебе за несколько секунд до пробуждения. Это плохая идея, — смешивать успокоительное и алкоголь, но ты не сдохнешь, сукин сын. Я не дам тебе умереть раньше времени.       Хочешь знать, куда я тебя несу? В твою любимую камеру, палач. Камеру, где мы умерли. Черт подери, какой огромный арсенал орудий пыток, даже глаза разбегаются! Эта камера хороша тем, что в ней толстые стены. И я знаю, что Александр не придет проверять ее до рассвета, а на этой планете он поздно, так что у нас с тобой полно времени. Целых шесть часов. Хватит, чтобы решить все наши разногласия.       Как много всего… Три, четыре, пять… Что здесь, серная кислота? Ты когда-нибудь задумывался, какая она на вкус?