Ookami no Kakyoku

      На удивление Рейму, Хираку оказался достаточно добродушным и приятным собеседником — совсем не таким, каким он был с утра. Разговор шёл без особых проблем, а если вдруг между Рейму и её гостями возникало какое-либо недопонимание, то Мини, который уже давно знал Хираку, помогал разговору преодолеть эту проблему.       — Значит, говоришь, вас там целая деревня живёт, так что ли?       — Конечно, — Хираку развёл руками, поставив коробочку с саке на столик. — Чем мы, тенгу, хуже вас, людей?       — Странно. Я до недавних событий вообще знала только одну из вас, эту вашу журналистку…       — Шамеймару-тян или Химекайдо-тян?       — Э-э… У вас даже их несколько, что ли? Ну, первую из них, она газету ещё выпускает…       — Да они обе выпускают газеты, просто первая, скорее, хочет быть популярна не только среди тенгу, поэтому она пишет обо всех в Генсокё, ну и благодаря ей, в основном, мы и узнаём про то, что у вас тут творится. Рекламу кофейни у опушки Магического леса, где мы с вами встретились, Рейму-сан, она тоже напечатала в своей газете недавно…       — После третьего масу можно уже на «ты» и без «-сан», — Рейму слегка опьяневшим взглядом посмотрела на Хираку, и тот хитро улыбнулся.       — Хе-хе. Ну вот, на самом деле, кроме таких, как она, карасу-тенгу, и нас, хакуро-тенгу, там есть ещё ханатака-тенгу, ямабуси-тенгу и дайтенгу. Как и у вас, людей, у нас есть разные профессии, и потому мы можем жить, вообще почти не полагаясь на помощь извне. В этом и ключ к стабильности нашего общества. Так выпьем же за стабильность… — Хираку поднял свою коробочку, и увлекательный разговор на несколько мгновений прервался.       — Уф. Но ты точно не похож на Аю, — Рейму, несмотря на то, что была уже в характерной кондиции, всё же вспомнила имя журналистки. — У тебя вон, хвост и уши, а у неё — крылья…       Хираку посмотрел на крылья Мини, и они вдвоём рассмеялись.       — Это оттого, что у нас каждой профессией издревле занимались разные семьи. Это вы, люди, живёте мало, и вам хочется в жизни всего попробовать, поэтому нередко такое, что кто-то из вас вчера крестьянин, сегодня — купец, а завтра — ремесленник, мы же довольны тем, что имеем. Наше призвание — быть ударными силами нашей армии и защищать нашу деревню, — здесь Хираку немного запнулся и еле слышно вздохнул, — ну, или по крайней мере, таково наше изначальное предназначение, предназначение хакуро-тенгу. И потому мы внешне отличаемся от других кланов тенгу, что живут вместе с нами.       — А карасу-тенгу у них тоже служат в армии, они там скорее разведчики, чем солдаты, — добавил Мини. — Правда, к полуёкаям типа меня это не очень относится, тут уже в наследственности всё дело, — он пожал плечами.       — Ну да. Дайтенгу — это те, кого вы, люди, называете чиновниками, ямабуси — исследователи, и, наконец, ханатака — торговцы. А насчёт производства и снабжения нашей деревни мы заключили союз с каппами, что…       — А-а-а! Давай ты это будешь рассказывать Акю, а не мне? У меня уже голова трещит от такого количества информации! — Рейму схватилась руками за волосы.       — У тебя голова от другого трещит, зе! — Мариса, сидящая сбоку от Рейму, пнула её локтём. — Ты смотри, пьянствовать наравне с тенгу — опасно для людей, так что…       — Кто бы меня учил! — Рейму гневно посмотрела на ведьму, но та лишь самодовольно надвинула шляпу на глаза.       Они пару мгновений пытались испепелить друг друга взглядом, но в конце концов Мариса махнула рукой на сердитую жрицу.       — Ладно, ладно, я смотрю, вы там здорово живёте… — Рейму, отвернувшись от Марисы, облокотилась на стоящую сзади уже почти пустую бочку, за которой, как обычно, широко раскрыв рот и храпя во всё горло, путешествовала по миру алкогольных снов та, чьей заслугой был значительный вклад в опустошение этой бочки — Суйка. — Вас там не терроризирует эта троица из храма с горы?       — Аре-аре, Рейму, ты собираешься защищать ёкаев от людей, зе? Классное занятие для жрицы, чьей работой должно являться экстерминирование ёкаев! — Мариса ткнула пальцем Рейму в нос, и та, с трудом сфокусировав на нём взгляд, отвела её руку в сторону и вздохнула.       — Экстерминировать ёкаев просто так — скучно, да и что в этом толку, если они не угрожают стабильности в Генсокё, а наоборот, хотят её поддерживать?       — Ну, пока что храм Мория, вроде бы, враждебных действий к нам не проявляет, а будет проявлять — у нас есть, что им противопоставить, — Хираку похлопал по рукоятке засунутого за спину меча. — Более того, нам даже стало чуть лучше жить — благо они концентрируют веру в окрестностях горы…       — Ага, ага, отнимая её у моего храма, — Рейму обиженно сложила руки на груди. Кажется, ей, выпившей вместе с Мини, Хираку и Марисой не одну коробочку саке, уже не терпелось вновь подраться с Санаэ, а может, и Канако и Сувако.       — Да ладно, у тебя ситуация не изменилась, уфуфу, — Мариса хихикнула. — До инцидента к тебе никто не ходил, после инцидента — тоже никто не ходит. Никаких изменений, стабильность, зе!       — Да ну тебя, — Рейму отвернулась от неё, и на время повисла тишина, прерываемая лишь храпом Суйки.       — Кстати, чем больше я смотрю на жизнь в Генсокё, тем больше удивляюсь, — Хираку прервал затянувшуюся паузу. — Там, где я жил раньше, люди боялись и сторонились ёкаев, тем более — óни, а тут никто даже не чувствует опасности, когда одна из них самозабвенно спит в паре шагов от нас…       — Вот как раз когда она спит, она наиболее безопасна, — улыбнулась Рейму. — Да и вообще, Генсокё сейчас достаточно мирное место, если не считать инцидентов… Кстати, получается, ты не здешний, Хираку-кун?       — Э-э… — Хираку немного замялся и опустил до того гордый взгляд. — Ну, это было очень давно, лет восемьсот назад, когда я жил в другой деревне…       — О-о-о, интересно-интересно, — наклонилась к нему Рейму. — Что там было, м?..       — Не то, чтобы я хотел об этом рассказывать… — Хираку попытался запротестовать, но Рейму, оценив ситуацию — да, она могла правильно оценивать ситуацию, даже будучи пьяной почти «в ноль», в Генсокё это явно полезное умение для жрицы, — выхватила у него из-под носа опустевшую коробочку, и быстро зачерпнув из бочки, со стуком поставила перед ним новую порцию, почти ничего не расплескав. Он перевёл взгляд на коробку, потом на Рейму, потом опять на коробку — и, тяжело вздохнув, одним движением влил в себя её содержимое.       — Ладно. Я с трудом помню те времена, но уже тогда я не хотел идти по стопам своих предков, отец говорил, что я должен так же, как и его предки и он сам, защищать вход в страну Ёми, чтобы никто не проходил ни туда, ни оттуда… Но мне это всегда казалось чем-то… Не знаю, у меня просто не лежит к такому душа, как-то так вот…       — И потому он предпочитает веселиться с друзьями и особенно подругами вместо того, чтобы охранять вход в их деревню, — Мини по-приятельски потрепал Хираку по голове.       — Не надо со мной обращаться, как с каким-то щенком! — огрызнулся он.       — Да ладно, на Момидзи же ты за это не обижаешься, хе-хе.       — Ну она — это другое дело… А! Нет, о чём это я, гм, — он спохватился и попытался вернуться к теме разговора, не обращая внимания на снисходительные «понимающие» улыбки что Мини, что Рейму. — Так вот… Я это, как его… В общем, моя мама, в отличие от отца и сестёр, наверное, была единственным моим родственником, который понимал меня. Она чудесно умела играть на флейте, и когда я был совсем маленьким волчонком, она играла мне одну колыбельную… Пожалуй, это единственное, что я отчётливо помню с тех времён, — Хираку вздохнул и поднял глаза вверх. — Но потом она тяжело заболела, у неё пропал голос и она отдала флейту мне, сказав, чтобы я нашёл смысл в той самой колыбельной. Это было за день до того, как я покинул родную деревню после очередных увещеваний отца, что мне надлежит стать таким же воином, как он, и принять семейную обязанность… Но я не хочу! Это не моё, определённо не моё!       Хираку зажал голову в ладонях, и на некоторое время повисла тишина. Суйка всё так же самозабвенно похрапывала где-то сзади бочки, но остальные внимательно слушали гостя, не вставляя ни слова.       Хираку оглядел всех и продолжил:       — Но, вот, все эти восемьсот лет, что прошли с тех пор, я так и не могу понять — что же кроется в этой колыбельной?       Он достал из-за пазухи флейту, и положив её перед собой, начал сверлить её взглядом, будто глядя на неё в первый раз. Остальные присутствующие тоже не находили слов, пока, наконец, Рейму не решилась прервать молчание:       — Ты очень скучаешь по своей матери, и эта флейта и эта колыбельная напоминает тебе о ней, верно?       Хираку молча поднял на неё глаза и через мгновение еле заметно кивнул.       — Ну, пожалуй, я тебя понимаю, — пожала плечами Рейму. Я, к примеру, вообще не помню свою мать, но отчего-то мне кажется, что я очень по ней скучала… Ну, по крайней мере, когда-то…       — Ага, а со своими я давно поссорилась и мириться не намерена, — вклинилась Мариса, — да и Мини своих не помнит, мы с ним оба, зе, считаем, что Мима нам их заменила, не будь её, мы б не были такими, как сейчас. Хоть ты её тогда и… Ой! — Мариса, как обычно, размахивая руками, неосторожно опрокинула на себя остатки саке из своей коробочки, и вскочив, принялась тереть руками передник.       — Ну, если б ваша Мима не устраивала мне тут армагеддон при каждом своём появлении, может, она бы и была бы до сих пор тут. Хотя не скрою, без неё немножко скучновато стало, всё же. И чего на меня такая ностальгия накатывает?..       Хираку молча переводил взгляд то на Марису, то на Рейму, и в конце концов тихо проговорил:       — Давайте мы, что ли, вспомним тех, кто ещё в нашем детстве подтолкнул нас к тому, чтобы мы стали такими, какими мы сейчас являемся, — он привстал из-за котацу, и захватив свою коробочку, подошёл к бочке. Зачерпнув оттуда, Хираку не торопился садиться обратно, и глядя на него, остальные тоже встали, собравшись в кружок рядом с ним. Не говоря ни слова, они поглядели друг на друга, и, как только Хираку поднёс свою коробочку к губам, остальные сделали то же самое.       Когда-то давным-давно Мима научила Мини и Марису использовать магию. И ведь Мариса была самой обычной девочкой из деревни людей, без особых способностей и предрасположенности к магии, хоть и с несгибаемой волей и упорством в стремлении достичь желаемого. А Мини даже этим не мог похвастаться и, встречаясь с трудностями, не бросался на них вновь и вновь, словно Мариса, не останавливавшаяся, пока не добьётся желаемого, а садился и хныкал в уголке. Но даже он, чтобы обрести магические силы, решил пойти на рискованный генетический эксперимент, предложенный ему одной из капп: тогда им в первый раз удалось превратить человека в полуёкая с помощью технологии, а не заклинаний, после чего Мини, над которым и ставился эксперимент, внезапно ощутил, что его учёба у Мимы стала проходить гораздо легче.       И вот, эти двое теперь, благодаря Миме, нашли свою цель жизни в изучении и использовании магии. Их учительница, если бы была здесь, наверняка гордилась бы ими. Но поскольку она порой вела себя необузданно и опасно, нынче она томилась где-то в глубинах Пустоты Забвения, куда её отправила Рейму после того инцидента, когда она после возвращения из Макая чуть в очередной раз не разрушила всё Генсокё.       Рейму, сколько ни задавалась вопросом, кто же были её родители, так и не могла ничего вспомнить. Изредка, очень изредка она, казалось, ухватывала в своих снах какие-то обрывки воспоминаний — и в смутной дымке ей виделась женщина в красном, но вместо лица или головы у неё всегда были какие-то странные вещи — то чёрная пирамида устрашающего вида, то различные маски — от маски кицуне до такой, которая во Внешнем мире используется в каком-то «хоккее», а то и вообще ящик для пожертвований.       И отчего-то Рейму казалось, что совсем недавно, года четыре назад ей удалось что-то вспомнить — но она не смогла удержать это в памяти, а Юкари в ответ на её расспросы лишь посмеивалась и спешила увести тему в сторону. Но несомненно, если бы не та, кто являлась ей в воспоминаниях, она бы не жила сейчас в этом храме, не проводила бы здесь вечера со знакомыми и незнакомыми людьми и ёкаями, и конечно, не решала бы инциденты, порой даже рискуя жизнью, как поколения её предшественниц.       И Хираку. Пусть здесь ему всё равно приходилось нести службу в армии тенгу и охранять деревню от непрошеных гостей, которые, впрочем, всё равно посещали её крайне редко, здесь его жизнь была более спокойной и размеренной, чем от него хотели на родине.       Шутка ли — быть наследником одного из самых известных кланов хакуро-тенгу? Там он даже помыслить не мог о том, чтобы заняться чем-то, что бы не соответствовало его статусу. Завести друзей, поиграть с ними в сёги или пораспивать саке, поухаживать за тамошними волчицами-тенгу… Нет, для него жизнь там была бы предопределена: слава, от которой хотелось спрятаться подальше, богатство, которым нельзя воспользоваться, престижная, ответственная, но нудная служба, брак по договорённости с представительницей какой-нибудь знатной семьи из другой деревни ради укрепления отношений между их жителями, дети, которых следовало бы обучать всем премудростям военного дела и потом когда-нибудь передать им свой пост…       Но именно его мать была той, кто смогла подарить ему возможность обрести другую жизнь, отбросить то, что было предназначено ему судьбой и стать тем, кем он на самом деле хотел стать.       И именно эта флейта связывала его с ней.       Хираку уселся обратно за котацу и подождал, когда другие соберутся вокруг. Взяв флейту в руки, он осторожно приложил её к губам.       — Тенгу-журналисты есть, зе, тенгу-воины тоже, а тенгу-музыкантов я пока ещё не виде… — Мариса попыталась прокомментировать ситуацию, но Рейму зажала ей рот.       …Тихая мелодия окутывала храм, уносясь куда-то вверх, и казалось, именно в ней сплелись чувства не только самого Хираку, но и тех, кто сидел рядом с ним. Каждый из них будто благодарил тех, кто сделал его самим собой. Тех, кто сделал Марису умелой волшебницей магии света и любви, Рейму — порой строптивой и ленивой, но ответственной жрицей, Мини — таинственным магом из леса, тем не менее, не отказывающимся помочь в беде кому бы то ни было, и наконец, Хираку — тем Хираку, со всеми его достоинствами и недостатками, которым он теперь был в Генсокё.       И быть может, это была и песня благодарности тому миру, который свёл их, и не только их — вместе…