Привидение.

«08.04.2001 Нежный апрельский ветерок мчится по волшебным переулкам, задувает в щели под дверями и, выруливая из-за поворота, врезается в толпу прохожих Косого переулка. Дети, взрослые волшебники и старики идут по залитой солнцем мощеной улочке и вдыхают ароматы весны, перемешанные с тонким, едва уловим запахом корицы из соседней булочной, который сюда притащил на своем хвосте шальной ветерок. Ветер играет с разноцветными флажками и цветочными гирляндами, которыми увита лавка мороженщика Флориана Фортескью, он то сильными порывами заставляет их испугано вздрагивать, то легонько, словно нежная нимфа заигрывает со свисающими на лианах робкими цветами. Но потом, этот буйный и строптивый ветерок летит вглубь улицы, оставляя гирлянды обижено подрагивать. Огибая старомодный дом, ветер мчится на всех парах к разноцветному и яркому крыльцу с живой вывеской «Всевозможные вредилки братьев Уизли», но он не успевает ворваться в широко открытые двери, врезаясь в мою спину, растрепывая волосы. Мне кажется, будто он подталкивает меня войти, но я не решаюсь и, наоборот, делаю робкий шаг назад. Я вновь и вновь пробегаюсь взглядом по витринам магазина, задерживаясь на каждом рыжем предмете и каждый раз, когда мне кажется, что это он и меня вновь начинает бить нервная волнительная дрожь, рыжая макушка оборачивается и это оказывается вовсе не он, и даже не его близнец, а его младший брат. Рональд Уизли. Он вновь рассматривает меня, внимательно, сосредоточено, и немного недоверчиво. Конечно, его можно понять, я стою здесь уже минут двадцать, и так каждый день. Каждый день, когда я выхожу из своей квартиры и иду на работу в министерство. Война окончилась, а значит, и временной дисбаланс выровнялся и исчез. Меня выловили из коридоров времени и долго держали на скамье подсудимых, как преступницу нарушившую законы о неприкосновенности времени и истории, но рассмотрев мое дело получше (конечно, не без вмешательства МакГонаглл) отпустили с извинениями. И вот теперь, в свои восемнадцать лет, я работаю профессором во временном консилиуме (магистры долго не хотели меня даже видеть в министерстве, но как только я им в красках рассказала о 62-ух годах жизни, сразу же поменяли свое решение). Я продолжаю стоять около крыльца, не решаясь преодолеть эти высокие, раскрашенные охристой краской ступени, а Рональд, уже с беспокойством поднялся и поспешил к выходу. Похоже, ему надоело меня здесь терпеть, и он решил разобраться. Но его почему-то долго нет, прошло минуты три, а он все не выходит, пожалуй, дальше здесь бессмысленно стоять и я разворачиваюсь, нервно одергивая короткое пальтишко. Не могу сдержать дрожи, а ледяные руки вообще отказываются служить, по спине пробежал холодок. Такое странное ощущение, будто тебя кто-то внимательно изучает, и я невольно разворачиваюсь в пол оборота, отодвигаю седую прядь, загораживающую вид. Стою совсем как тогда, в коридоре Хогвартса, и одним глазом пристально рассматриваю рыжего Джорджа. Только теперь он не подбежит ко мне, теперь он стоит один, и на его лице нет той озорной улыбки. Сердце начинает биться быстрее и становится трудно дышать, а он все также смотрит, вспоминая жизнь в Хогвартсе. Нет! Он не забыл, и наверняка он помнит об их с Фредом обещании. Но Фреда больше нет в живых. С этой мыслью я печально опускаю глаза в пол. Вся ненависть к Джорджу за то, что он остался жив, а Фред нет, сначала клокочет внутри, а потом, словно прирученный зверь покорно затихает. Наверное, мы бы еще долго так стояли, он на крыльце, а я на каменой улице, он смотря в небо и стараясь сдержать слезы, а я смотря в пол и пытаясь убедить себя, что он не виновен в смерти Фреда. На протяжении трех лет, я считала, что пусть бы лучше умер Джордж, а добрый и понимающий Фред остался. Но теперь, после стольких печальных вздохов, я понимаю, что это произошло не просто так, везде есть какой-то смысл. И ведь если бы Фред не умер, то Джордж так и остался бы несамостоятельным отражением брата. Ветер шаловливо толкает меня в спину, а я наоборот силюсь развернуться и убежать. Это затянувшееся молчание раздражает меня, и я просто теряюсь. Но Джордж оторвался от созерцания бледно-голубого небосвода и спустился ко мне. Он рывком притянул меня и обнял. -Мы ждали тебя. В этой короткой фразе было столько эмоций, хранившихся на протяжении трех лет, столько силы боли и страданий, столько смысла…Я неловко обхватила его все еще дрожавшими руками. Наверное, он плакал, уткнувшись мне в плечо, но я четко слышала его колотящееся сердце рядом собой. И от этого становилось страшно. Я не могла ему ничем помочь, могла лишь смотреть на эту безвыходность и молчать. Иногда молчание может сказать гораздо больше чем нужно. Но в этот раз был какая-то тупая бессловесность. В голову ничего не приходило, а на душе становилось лишь хуже. Бесцельно поводила глазами по витрине и неожиданно увидела там маленьких куколок, которых не замечала раньше. Они были, словно живые: ходил, трясли головками, танцевали. Но поразило меня не это. Куклы были с белыми волосами до колен и ярко-синими глазами. «Значит действительно ждали» По телу разлилось некое умиротворение, и сердце перестало выпрыгивать изнутри. Все это время они ждали меня, и даже когда Джордж остался один, он не преставал ждать. Я вдруг осознала, что должна была прийти раньше и помочь Джорджу справится с переживаниями. Отвлечь его. -Прости, — я точно помню, что прошептала это. Джордж поднял голову и коротко кивнул. Тогда мне казалось, что в его глазах поселилась маленькая надежда. Возможно и так. -Если бы ты пришла пораньше, то познакомилась бы с моими родителями. Как это было похоже на Джорджа. Буквально умереть и заново родиться в душе, а потом через минуту беспечно говорить о житейских вещах. -Не думаю, что им бы понравилась моя натура. Особенно учитывая, что я «как бы» старше их. -Но мы бы им ничего не сказали. Он улыбнулся, тихо и по-доброму. -Правиль­но Джордж, будем жить дальше. Сначала он резко оглянулся. По его лицу пробежала нервная судорога, и уголки губ его опустились вниз. Но он быстро собрал свою волю в кулак и протянул руку. -Да. Только в этот раз не бросай меня. Мы оба друг другу напоминания о Фреде. Напоминания, которые оживляют его для нас, и он будто бы с нами, будто бы живой. » Из дневников Нины Бредбери-Уизли